Хозяйка замка Ёдо - Ясуси Иноуэ

Вскоре к ней вышла прислужница и проводила к Госпоже из Северных покоев.

Тятя склонила голову:

— Я только что прибыла из Одавары.

— Благодарю за труды. Столь длительное путешествие, должно быть, вас утомило, — произнесла Госпожа из Северных покоев. Она говорила спокойно, но снисходительный тон отчётливо напоминал гостье о несоизмеримой разнице в положении наложницы и законной супруги.

Удобно устроившись напротив соперницы, Тятя ничем не выдала бушевавшей внутри злости, её лицо осталось бесстрастным, словно маска Но, таким же непроницаемым, как у Госпожи из Северных покоев.

При каждой встрече с законной супругой Хидэёси мысль о собственном благородном происхождении преисполняла Тятю гордостью, вот и сейчас она высоко подняла голову. Негоже ей, дочери князя Нагамасы Асаи и племяннице его превосходительства Нобунаги Оды, который единовластно правил всей Японией, сгибаться в поклоне перед какой-то низкородной выскочкой!

— Молодой господин растёт не по дням, а по часам. Желаете повидаться с ним? — Госпожа из Северных покоев обращалась к Тяте так, будто это была придворная дама или всего лишь кормилица Цурумацу.

— Да, — сказала Тятя. Задумалась на мгновение и добавила: — Я намерена забрать молодого господина с собой в Ёдо.

Слова сорвались с её губ сами собой. До того момента у Тяти и в мыслях не было ничего подобного, но внезапное желание наглядно показать этой женщине, кто настоящая мать наследника кампаку, было неодолимым.

Лёгкая судорога взволновала поверхность бесстрастной бледной маски, скрывавшей мысли и чувства Госпожи из Северных покоев, но, когда она заговорила, голос её звучал всё так же безучастно:

— Прекрасно. Надеюсь, его высокопревосходительство осведомлён о ваших намерениях?

— Он сам изволил дать мне это распоряжение.

— В таком случае, я посоветуюсь с господином Будзэном Исикавой, и мы предпримем надлежащие приготовления.

Знатный воин Будзэн Исикава отвечал за воспитание юного Цурумацу.

Тятя не замедлила удалиться и всю вторую половину дня, расположившись в резиденции дамы Кёгоку, ждала от Госпожи из Северных покоев извещения о том, что она может забрать сына. Посланник явился, лишь когда стемнело. Он сообщил, что отбытие молодого господина Цурумацу в Ёдо назначено на следующий день и состоится с наступлением часа Коня. Госпожа из Северных покоев сочла своим долгом также поставить даму Ёдо в известность о том, что в последнее время здоровье наследника оставляет желать лучшего, и попросила заботиться о нём с превеликим тщанием. Что любопытно, во время аудиенции законная супруга Хидэёси и словом о болезни Цурумацу не обмолвилась, и теперь Тятя почувствовала лёгкое волнение: знай она, что сыну нездоровится, ни за что не заговорила бы о том, что хочет увезти его с собой.

На следующий день паланкин с юным наследником покинул Дзюракудаи в сопровождении внушительной свиты. Паланкины Тяти и её придворных дам отправились в путь следом. Впервые с тех пор, как стала наложницей Хидэёси, Тятя была на верху блаженства и в течение короткого путешествия из Киото в Ёдо с наслаждением дремала на подушках, убаюканная покачиванием паланкина. Сын снова с ней! Со слезами радости на глазах она мечтала о том мгновении, когда сможет прижать его к своей груди, приласкать, как кошечка своего котёнка. Поднимая полог, она впускала свежий ветерок со стороны реки, подставляла ему разгорячённое лицо и молилась о том, чтобы отец её ребёнка вернулся живым и невредимым из военного похода на север.

По прибытии в Ёдо Тятя наконец-то увидела своего мальчика — впервые за долгое время. Ему было теперь два годика. Он показался матери страшно исхудавшим. Она хотела посадить его к себе на колени, но Цурумацу, которому хрупкое телосложение сообщило капризный нрав, расплакался и упрямо не шёл на ручки ни к кому, кроме кормилицы. Однако Тятя была рада уже и тому, что он рядом. В тот же день она отрядила посланников в Нару, дабы за здоровье ребёнка отслужили молебны в буддийском храме Кофуку и синтоистском святилище Касуга.

Хидэёси, который повёл свои войска в Тохоку[81] сразу после взятия Одавары, прибыл в Камакуру, затем в Эдо[82], простоял в Эдоском замке до двадцать четвёртого дня седьмой луны, двадцать шестого дня остановился в Уцуномии, а в начале восьмой луны уже был в Айдзу. Там он принял необходимые меры, имевшие целью завершить объединение Японии, отдал многочисленные приказы, дабы удостовериться в лояльности северных даймё, и, наконец, на двенадцатый день восьмой луны покинул Айдзу, победоносно ступив на Северный тракт, пустился в обратный путь.

В первый день девятой луны Хидэёси вошёл в Киото через полгода отсутствия. Знатные самураи и придворные вельможи организовали ему торжественную встречу. Хидэёси дождался возвращения своих вассалов и полководцев, чтобы вместе с ними явиться ко двору, поэтому аудиенция у Небесного государя состоялась лишь четвёртого числа.

Тяте очень хотелось поглядеть на триумфальный въезд Хидэёси в Киото, но ей пришлось отказать себе в этом удовольствии из-за болезни маленького Цурумацу, которому все никак не становилось лучше. Из Дзюракудаи примчался гонец с посланием от его высокопревосходительства. Хидэёси извинялся за то, что долго не писал и, должно быть, тем самым причинил любезной даме Ёдо немало беспокойства. Сыночек, надо думать, изрядно подрос с тех пор, как он видел его в последний раз. Ещё Хидэёси советовал Тяте опасаться пожаров и хорошенько присматривать за слугами, дабы не отбились от рук. Обещал также наведаться к ней двадцатого числа и заверял, что будет безмерно рад вновь обнять сына и разделить ложе с любимой наложницей. Глядя на знакомые размашистые иероглифы, Тятя замирала от счастья. В конце письма Хидэёси, никогда не устававший говорить о сыне, просил её неусыпно следить за здоровьем мальчика и сделать всё, чтобы не навредить ему.

Эти последние слова неприятно поразили Тятю. Неужели он намекает на то, что Цурумацу занедужил по её недосмотру? Уж не Госпожа ли из Северных покоев внушила ему столь нелепую мысль?

Хидэёси явился в Ёдо даже раньше, чем обещал. Тятя твёрдо вознамерилась сразу же развенчать его заблуждения относительно болезни Цурумацу, но от её решимости не осталось и следа, как только она увидела, с каким пылом Хидэёси бросился приветствовать сына, которого не видел целых полгода. К тому же Цурумацу определённо пошёл на поправку — жар спал, мальчик ожил и теперь играл и резвился как ни в чём не бывало.

После падения Одавары Хидэёси щедро вознаградил вассалов за отвагу, проявленную во время осады. Больше всех тогда отличился Иэясу Токугава, и о милости, проявленной к нему, не смолкали пересуды. Отныне под властью Иэясу находились шесть бывших вотчин дома Ходзё: Мусаси, Сагами, Идзу, Симоса, Кадзуса и Кодзу-кэ, к которым ещё прибавились Ава и Симоцукэ. Наряду с этим он получил охотничьи угодья в Суруге, Исэ и Томи на сто тысяч коку ежегодного дохода. Таким образом Иэясу теперь распоряжался большей частью земель из восьми восточных провинций, которые некогда принадлежали Ходзё, а Хидэёси в процессе этого обмена отошли прежние владения Иэясу на западе — Суруга, Томи, Сага, Каи и Синано, в результате чего на посты комендантов всех стратегически важных крепостей в тех краях он смог посадить своих доверенных вассалов.

Означенные меры позволили Хидэёси удалить от столицы Иэясу, который, хоть и проявил себя в битве за Одавару бесценным союзником, ранее слишком уж часто выступал как честолюбивый и очень опасный соперник. Такого человека надобно держать на расстоянии, и Иэясу был отправлен от греха подальше в восточные земли, отделённые горами Хаконэ. Впрочем, в процессе обмена он потерял меньше, чем приобрёл, — кампаку показал себя весьма щедрым господином и к нему, и к другим вассалам. А вот кому действительно не повезло, так это Нобукацу Оде: Хидэёси сослал его на восток, в один из уездов Симоцукэ со смехотворным для сына самого Нобунаги доходом в двадцать пять тысяч коку. Никто не знал истинных причин опалы, однако ходили слухи, что сначала Хидэёси предложил Нобукацу бывшие земли Иэясу, а Нобукацу отказался, поскольку хотел сохранить свою вотчину в Овари. Хидэёси разгневала подобная непокорность, в итоге Нобукацу впал в немилость и лишился всего, что имел. Кампаку же в очередной раз воспользовался случаем устранить соперника, который не раз восставал против его власти да ещё был отпрыском Нобунаги.

Изгнание Нобукацу возымело весьма печальные последствия для его вассала Ёкуро Садзи — хозяина замка Ооно и супруга Когоо. Он потерял и своего покровителя, и вотчину, которая была тотчас конфискована. В народе говорили, что Ёкуро Садзи совершил сэппуку в тот самый момент, когда у него отнимали замок. Впрочем, были и такие, кто верил, что он спасся бегством и скрывается неведомо где.