Герои пустынных горизонтов - Джеймс Олдридж

Генерал раздраженно заерзал в кресле. — Он, может быть, не собирается, но ход событий заставит его, — сказал он. — В таких делах не останавливаются на полпути.

Азми снова пожал плечами, потом вздохнул, неопределенно махнул своей пухлой рукой сластолюбца и предложил разбомбить аэродром и тем нанести Хамиду окончательный удар.

— Глупо бомбить объект, который еще понадобится вам самим, — возразил генерал. — Кроме того, едва ли Хамид будет сидеть и дожидаться ваших бомбардировщиков. Нет, тут нужны какие-то более решительные и крутые меры. И более оперативные, если уж на то пошло.

Как истинный специалист по делам колоний, генерал хорошо помнил уроки протектората Аден и северо-западной границы[17] и потому посоветовал Азми послать несколько самолетов дальнего действия в район Истабал Антара, столицы Хамида, — пусть это послужит предупреждением, что, если Хамид не распустит свое войско и не отойдет от окраин, город будет подвергнут бомбежке. А в случае необходимости, если предупреждение не поможет, придется направить туда карательную экспедицию.

Азми забеспокоился. — Истабал Антар — наш пятый священный город, генерал. Тут нужна осторожность. — У него сперло дух от волнения, и, чтобы отдышаться, он высунул голову из просторного шатра, служившего ему теперь штаб-квартирой. Шатер был разбит там, где кончались охотничьи угодья Азми, почти на краю пустыни, и ему было очень одиноко и неуютно в этой болотистой глуши. — Может выйти больше вреда для дела, чем пользы, — сказал он. — Именно потому мы до сих пор всегда обходили Истабал стороной.

— Все это мне известно. Тем больше у нас шансов воздействовать на Хамида. Из стратегических соображений или из религиозных, — но он не захочет, чтобы его город был обращен в развалины.

Азми прищелкивал языком и качал головой: его пугал стратегический реализм генерала. Но генерал поставил на этом точку и, уткнувшись в карту, стал показывать Азми, куда он должен двинуть свои бронесилы и свои патрули, чтобы наверняка перерезать Хамиду путь, в какую бы сторону тот ни подался.

— Открытый бой Хамиду будет не по силам, — сказал он, — а если мы будем действовать достаточно быстро, мы поставим его перед необходимостью принять такой бой, хотя я еще надеюсь, что можно будет покончить дело без больших жертв. Бедный Хамид! Дай бог, чтобы этот благородный молодой человек образумился.

Но если таковы были стратегические расчеты генерала, то у Азми была своя стратегия: он дал тайный приказ в порядке карательной меры обстрелять с форта Уинслоу селение старого Ашика. Стратегия стратегией, нефтепромыслы нефтепромыслами, а пока что верней было раз навсегда очистить район окраины и освободиться от этого постоянного источника волнений, голодной угрозы изобилию Приречья, над которым теперь нависла двойная опасность — извне, от пустыни, и от нарастающего брожения внутри.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Что развязка близка, стало ясно, когда Хамид узнал об угрозе, нависшей над Истабалом, и о том, что город старого Ашика снесен с лица земли. Безумие овладело миром — так решил Хамид, услышав, что Азми собирается бомбить Истабал.

— Бомбить наш пятый священный город! Мусульманину перед лицом всего арабского мира посягнуть на святое место, где сам Магомет укрывал от опасности своих близких! — Ему не верилось, что дело тут только в глупости и безбожии Азми, он хотел доискаться других причин.

Новые вести о событиях на окраине помогли ему в этом. Вскоре после того, как город Ашика с его белым дворцом, мечетью и базаром был обращен в груду развалин, лазутчики донесли, что войска Азми вступили в пустыню; колонны броневиков и легионеры, а с ними обыкновенная пехота движутся с севера и с востока и уже почти достигли Джаммара. Итак, толстобрюхого пашу вытолкнули наконец в пустыню, и Хамиду уже не избежать столкновения с ним.

Хамид принялся действовать: разослал новых лазутчиков, своего брата Саада одел в военную форму и отрядил на подмогу Смиту, готовившему к походу броневики, своего наставника-сеида отправил в Истабал воодушевлять население, своим приближенным велел стать в ряды воинов. Он думал не о том, как бы убежать от Азми, но о том, чтобы подготовиться к встрече и нанести ему быстрый, стремительный удар.

Такой удар в самое сердце противника был для них единственным шансом на успех, а так как Гордон был непоколебимо убежден в том, что это сердце, или, лучше сказать, сердцевина, насквозь прогнило, то у него и возник отчаянно дерзкий замысел — уничтожить эту гнилую сердцевину немедля. Разгром Азми и его штаба мог дать силам Хамида преимущество, в котором он так нуждается.

Незаметно проникнуть в болотистую полосу, где сейчас помещается штаб-квартира Азми, застать врасплох пашу и весь его штаб и перебить их прежде, чем они успеют опомниться, — таков был план Гордона, самоубийственный для него самого и для четырех десятков смельчаков, отобранных им среди его бродяг. Он взялся за дело с яростным пылом человека, которого однажды незаслуженно осудили за свершенный им кровавый подвиг, — это словно давало ему право на какое-то кровавое возмездие, хоть он и сознавал, что так рассуждать нелепо, а может быть, и пагубно. Убей или погибни! Расправой с Азми он хотел отплатить не столько врагам, сколько друзьям за обиду.

План был поистине самоубийственный. Нужно было целый день и целую ночь двигаться по открытой местности, потом, достигнув болотистой полосы, пробираться сквозь лабиринт тростниковых зарослей, перемежающихся с островками суши. И если в пустыне даже переход по открытым местам не слишком страшил Гордона, то все стало значительно сложней с той минуты, как он и его люди, стреножив верблюдов на поросшем травою клочке земли у края пустыни, двинулись пешком через болота.

Вслепую, наудачу пробираясь вперед, трудно было держать в узде четыре десятка анархистов пустыни, и скоро их причуды, отставанье и жалобы привели Гордона в состояние слепого гнева, мешавшее сохранять ясность мысли. Он без колебаний бросал отстававших, огрызался на тех, кто продолжал идти за ним. В спешке они то и дело теряли друг друга, и к концу дня их поредевшая цепочка растянулась непомерно далеко. Когда совсем стемнело, с Гордоном оставались только самые преданные или самые дисциплинированные из его людей. Остальные блуждали где-то позади средь тростниковых зарослей и болотных кочек. Гордон и сам по большей части блуждал наобум; он точно знал, что штаб-квартира Азми помещается на вершине небольшого холма, единственной высокой точке среди заболоченной равнины, однако с трудом находил направление по звездам и старенькому компасу, петляя среди непроницаемых завес тростника.

А время не ждало; запас пищи у них был невелик: только то, что каждый мог унести с собой; и хотя болота изобиловали дичью, для них она была недоступна, потому что, стреляя, они рисковали обнаружить себя. И все-таки, когда они уже выходили из зарослей и с холма, на котором стояли палатки Азми, их легко могли заметить в свете брезжившего утра, — до слуха Гордона донеслись выстрелы: это кое-кто из отставших в пути, от голода позабыв про опасность, пытался подбить лысуху или утку.

С первого взгляда Гордон понял, что все напрасно: слишком широкая полоса открытого пространства окружала лагерь Азми, слишком сильна была охрана. И, может быть, отчетливое ощущение безнадежности и неудачи заставило бы его повернуть назад, если б не случилось так, что в эту минуту он увидел Азми.

Толстому паше вздумалось пострелять уток по туманной утренней поре; и одна подстреленная им птица шлепнулась в болото в двух шагах от Гордона. Это был словно дар судьбы. Минка проворно подхватил утку, уже предвкушая будущее пиршество, но Гордон приказал ему немедленно ее бросить. — Она нечистая! — сказал он. — Нечистая!

Однако убитая птица помогла ему принять решение: он решил ждать вечера, когда Азми сядет обжираться своей охотничьей добычей. А пока, оставаясь в засаде, он тщательно обдумывал план действий, посильный для десятка людей, на которых он мог еще рассчитывать.

Так, казалось, сама судьба обрекла его на выжидательное бездействие; однако этому бездействию вскоре был положен конец — и не легионерами, а его же, Гордона, людьми, которые, столкнувшись в зарослях с кем-то из своих и не признав их в полумраке, со страху затеяли перепалку. Выстрелы и крики подняли на ноги всю охрану Азми, и тотчас же на Гордона и его спутников обрушился сокрушительный огонь со всех сторон, не только из лагеря, но и с бесчисленных сторожевых постов и вышек, скрытых в зарослях, — невидимых источников опасности, от которой до сих пор они ускользали поистине каким-то чудом.

Гордон больше не колебался.

Точно наседка цыплят, он собрал своих оставшихся людей и вместе с ними пустился назад, через болото — как ему казалось, самым прямым и коротким путем. Он не стал тратить времени на то, чтобы удостовериться, началась ли погоня. Двух человек он послал вперед, чтобы привести верблюдов к тому месту, где он рассчитывал выйти из зарослей. Но с первой же минуты он знал, что надежд на спасение мало; и действительно, не прошло и часу, как ему пришлось вести арьергардный бой. Теперь его ждала либо гибель, либо, в лучшем случае, спасительное бегство, но это уже не имело для него значения.