Три жизни. Роман-хроника - Леонид Билунов

— Мы «Березка»! — ответила кассирша высокомерно. — Советский сертификатный магазин «Березка»!

— Но ведь в Советском Союзе нет другой валюты, — тихо проговорил Сахаров. — Только рубли.

— Есть! — снова ответила глупая кассирша. — А вы кто, собственно, такой?

— Я академик Сахаров, — ответил Сахаров и вынул паспорт.

Поднялось замешательство, кассу закрыли. Прибежал директор магазина, но, узнав, в чем дело, тут же скрылся в кабинете и долго куда-то звонил. Наконец он появился весь красный и злой и приказал отпустить академику товары за рубли.

Этот эпизод стал широко известен, и, разумеется, персонал магазина разогнали: должны были знать, как разговаривать с Сахаровым.

Там, где есть различная валюта, должен быть обменный пункт. Раз валюта была неофициальной, то и обменная контора вынуждена быть подпольной. Возле львовской «Березки» всегда топтались два-три человека, заглядывавшие в лица проходящим мимо счастливым посетителям и определявшие опытным глазом, кто из них хочет продать свои сертификаты, а кто — докупить чужие.

Я решил взять это дело в свои руки и развернуть его на широкой и честной основе. Честной я считал сделку на основе договоренности, в результате которой каждая сторона получает то, на что она согласна. Конечно, я не мог поставить киоск и повесить вывеску, но собрал группу надежных людей и организовал постоянное дежурство возле магазина. Дело было достаточно сложным и небезопасным. Представьте, что вы возвращаетесь после пятилетней командировки на Кубу, где учили кубинских гебистов русскому языку, и у вас на руках тысяч тридцать сертификатов, официально приравненных к рублю. Вы уже купили немецкий телевизор, японский видик с музыкальным центром, голландскую ветровку для себя и французское платье для жены. Вы оставляете немного чеков для текущей жизни — подкупить какой-нибудь экзотической выпивки и продуктов в целлофановой упаковке, которые, к тому же, мало кто любит из ваших домашних, или поменять к весне ботинки сыну. Ваш карман по-прежнему жжет чудовищная сумма тысяч в пятнадцать-двадцать. Вы мечтаете о даче с вишневым садом и по деньгам вполне могли бы ее купить. Но дачи в «Березках» не продаются. И вообще вам нужны обычные деньги, чтобы добавлять их ежедневно к вашей зарплате, как бы она ни была высока по сравнению со средним советским служащим. Вы ищите заинтересованного в обмене и не находите. Никто же не ищет в Париже американца, чтобы выменять у него доллары? Вокруг «Березки» увивалось немало людей подозрительного вида. С одной стороны, милицейская слежка, с другой всякое жулье, способное вас надуть в две минуты и навсегда исчезнуть.

И тут место занимаю я с моими людьми. Мы, конечно, каждый раз торгуемся, чтобы договориться о курсе обмена: он не публикуется ни в каких газетах, но прочно сидит в сознании владельцев сертификатов. Ясно, что сертификат стоит дороже его номинала — рубля. Его покупательная способность гораздо выше. Однако раз договорившись, мы честно платим и остаемся на месте изо дня в день. Слух о нас расходится все шире, к нам посылают других, и в конечном итоге мы в выигрыше, даже если зарабатываем на каждом сертификате меньше, чем иные конкуренты. Те же принципы я вижу сейчас в западных обменных пунктах, но тогда мы дошли до них своим умом.

Особую известность принесла нам операция по наказанию мелких мошенников.

Возле магазина часто прогуливались две-три маленьких группы людей кавказского вида. Их широкие жесты, гортанная речь с неизменным акцентом, в те годы напоминавшим лишь о бурных застольях с многочисленными тостами седоусого тамады, высокие цены, предлагаемые продавцам сертификатов, привлекали к ним людей. Они приглашали продавца в ближайшую забегаловку, щедро угощали и договаривались о встрече. Нам это было неприятно, но конкуренция есть конкуренция, ничего не поделать. Видно, наши цены хуже, или мы не умеем так разговаривать с клиентурой.

Было непонятно только одно: после каждой крупной сделки группа исчезала, и только через неделю на ее месте появлялась другая, состоящая из других людей — даже по-другому одетых, насколько это возможно. Однажды нагрянула милиция, нашим удалось скрыться, кроме моего помощника Туни Гашевского. Туню долго допрашивали в милиции, но отпустили. Все же обмен сертификатов хотя и не разрешался, не был серьезным криминалом. Милиция смотрела на него сквозь пальцы, а, кроме того, для обвинения нужна жалоба, нужно поймать обе стороны с поличным. Выяснилось, что искали грузина по кличке Сосо, замешанного в двух крупных историях. В обмен на сертификаты он подсовывал клиенту «куклу», то есть пачку денег, где сверху и снизу были сотенные купюры, а в середине ловко нарезанная бумага. Естественно, это насторожило владельцев сертификатов, и наша выручка пошла вниз. Мы решили проучить Сосо сами.

Он появился через две недели в новом ратиновом пальто, в широком шарфе и шляпе вместо обычной грузинской огромной кепки. Из бокового кармана выглядывали небрежно засунутые кожаные перчатки со светлой строчкой. Возле него крутились трое малорослых кавказцев и один русский богатырь, явно из бывших боксеров или борцов, зорко глядевший по сторонам.

Мы приготовились к этой встрече заранее. Я одел своего человека под приезжего из деревни и сочинил ему легенду о богатом дядюшке — украинском переселенце, живущем в Канаде и приславшем ему доллары, которые он смог получить только в виде сертификатных рублей. Ростик — так звали моего человека — хотел эти сертификаты на сумму пятьдесят тысяч рублей продать по двойному номиналу. Невысокий коренастый Ростик, которого мы обрядили в нечищеные кирзовые сапоги и ношеное брезентовое пальто ниже колен, был похож на наивного украинца, сельского жителя, и дышал доверием. Сосо послал к нему одного из мелких пронырливых грузин, а когда тот вернулся, подошел сам, во всем своем великолепии, благоухая на всю улицу дешевым не выветривающимся одеколоном из тех, что в России пьют, когда нету водки. После недолгих переговоров они договорились о цене, скрепили будущую сделку коньяком в ближайшей забегаловке и назначили встречу в маленьком городке с пышным названием Люблин Великий недалеко от Львова, где, по моей легенде, проживал наш Ростик. Мы следили издалека, невидимые для Сосо и готовые в случае чего немедленно вмешаться.

— Почти не торговался, — сказал нам Ростик, когда грузины уехали.

— Понятно! — пояснил я. — Он же не собирается платить! Какая ему разница?

Встреча намечалась на завтра. В Люблине Великом была известная грязелечебница, и местные жители привыкли сдавать жилье приезжающим на лечение. Ростик снял дом, стоявший обособленно почти на выезде из города. Мы отправились туда втроем: Ростик, я и за рулем Туня Гашевский. Я знал все уловки этих людей. Когда речь идет о такой сумме, нельзя рассчитывать на полное доверие. Продавец обязательно пересчитает всю сумму. Значит, они должны действительно иметь ее на руках. Отработанный ловкий жест, чемоданчик или портфель с легко поворачивающимся на оси двойным дном — и только что пересчитанная сумма в секунду заменяется заранее приготовленной «куклой». Мы приготовили пачку сертификатов и такую же сертификатную «куклу» в потрепанном фибровом чемодане, пролежавшем лет десять в кладовке, выцветшем и потерявшим три угла из четырех, в который мы искусно встроили поворотное двойное дно.

Туня поставил машину метрах в двадцати от заднего входа, выходившего в поле, на проселочную дорогу, которая невдалеке пересекла шоссе. Ростик остался ждать гостей с другой стороны дома, в сенях, ведущих к крыльцу.

Мы видели, как подъехала машина с тремя грузинами. Сосо вышел из машины с портфелем и поднялся в дом. Ростик провел его в комнату. Один грузин остался за рулем, другой внимательно огляделся вокруг и поднялся за Сосо. Мы напряженно ждали за домом. Была зима, снег уже успел слежаться и заледенеть.

— Подсыпь песку под передние колеса, — тихо сказал я Туне. — Чтоб машина не забуксовала.

Туня, осторожно пригнувшись, выскользнул из машины и осмотрелся. Кругом было белым-бело от снега. Ни песку, ни земли не было видно, но он заметил возле сараюшки присыпанную снегом кучу каменного угля, запасенного хозяином на зиму. Стараясь не шуметь, Туня нагреб угля в полу своей куртки и высыпал его под колеса.

В доме шли переговоры. Завернутая в газету пачка сертификатов уже лежала на столе, и грузины с веселым блеском в глазах кинулись жадно ее пересчитывать.

— Мы подумали, — сказал Сосо, — два рубля за сертификат нам будет дорого. Большая сумма получается. Предлагаю рупь восемьдесят. То есть девяносто тысяч рублей. Очень хорошие деньги.

— Нет, — ответил Ростик. — Я не согласен. Договаривались по два рубля…

Он забрал сертификаты и бросил их в свой потрепанный чемодан, где сразу же поменял их на фальшивую пачку, дожидавшуюся под двойным дном. Я предусмотрел все: кукла была завернута в такую же газету, с портретом Брежнева посередине — Ростик заранее купил два одинаковых экземпляра на прошлой неделе. Я не думал, что грузины могут обратить внимание на газету, но нельзя было исключить и эту возможность.