Не спасай меня - Ася Лавринович

взяла трубку, и все началось, как это бывает обычно… «Где Ульяна? Передай трубку Ульяне!» А ведь мы не виделись с ним несколько недель, я тоже по папе и маме скучаю! Даже когда тебя нет, круглый год только и слышно: «Ульяна, Ульяна, Ульяна!» Чем мы со Стасом хуже? Неужели это только из-за троек в школьном дневнике?

Я молча смотрела на Гелю. У обычно жизнерадостной и всегда всем довольной сестры в голосе звучала обида. Злость захлестнула, и сестру словно прорвало:

– Знаешь, не всем дано родиться такими классными и талантливыми, которым все легко дается! И что теперь – на нас крест ставить?

Я мельком глянула на садовые качели, которые, слегка покачиваясь, теперь пустовали. На них лежали нарды, и по-прежнему кружила та самая надоедливая оса. Видимо, Миша, заметив, что мы с Ангелиной выясняем отношения, предпочел ретироваться. А вечером мы должны с ним съездить в железнодорожные кассы за билетом…

– Я правда не виновата, что мне все легко дается, – отведя взгляд от качелей, наконец сказала я. – Что мне теперь, ради вас специально быть в отстающих?

Ангелина скрестила руки на груди и презрительно фыркнула.

– О, конечно, это будет выше твоих сил!

– Если мне действительно нравится учеба, танцы… В чем здесь моя вина? – выкрикнула я. – Какие-то глупые претензии, Геля! Тебе не кажется, что в этом случае вопросы нужно задавать родителям, а не мне?

– Ах, разумеется! Ты ведь им даже слова поперек сказать никогда не можешь. С чего бы им с тобой ругаться? Из года в год безмолвно выполняешь все, что они пожелают!

Я молчала. В этом сестра была права.

– Папа любит тебя больше, потому что ты похожа на маму. Мама больше всех любит папу… И еще прихвастнуть перед подругами своей копией – красавицей дочкой. Но это неправильно! Так нельзя! Да, нам поровну раздают карманные расходы, но внимание… Где оно? Где внимание? Единственная, кто более или менее держит нейтралитет, – это бабуля. И то из-за этого чертового балета она тебя… она к тебе…

Геля громко всхлипнула, и из ее глаз потекли крупные слезы. Я не выдержала и притянула сестру к себе. Вот так короткий телефонный разговор с отцом нас обеих выбил из колеи. Ангелина плакала, громко всхлипывая.

– Ну же, Гелечка, – успокаивала я сестру, осторожно гладя ее по голове. Вдруг резко отстранилась и посмотрела сестре в глаза, полные слез. – Знаешь, что папа от меня хотел?

Геля шмыгнула носом и вопросительно кивнула.

– Подложить меня под сынка своего потенциального делового партнера.

– Чего? – глухо отозвалась Ангелина, прикусив нижнюю губу.

– Может, я грубовато выразилась, но, поверь, смысл передала верно. Такое уже было на первом курсе, когда он отчаянно сватал меня еще одному богатенькому сыночку ради слияния бизнеса. Он был готов выдать меня замуж в восемнадцать лет, Ангелина! За парня, которого я даже никогда не видела. В этот раз будет уже какой-то итальянский партнер… Знаешь, Геля, как это называется? Международная проституция!

Ангелина резким движением вытерла слезы.

– Я не знала…

– Как только я подумаю о том, что моя личная жизнь обречена… Конечно, Руслан Коптелев – редкостный говнюк, но папе он не пришелся по душе не из-за своих отрицательных качеств! – Я покачала головой. – Он с ним даже словом не обмолвился! Просто при встрече посмотрел, как на человека низшего сорта! Отец никогда не одобрит парня, из моего союза с которым ему нельзя ничего извлечь!

Ангелина подавленно молчала.

– Мне тоже противна вся эта ситуация, – вздохнула я. Почувствовала, как горячие слезы все-таки застилают глаза. Развернулась и потянула на себя калитку.

– Куда ты? – удивилась Ангелина.

– Прогуляюсь, – глухо отозвалась я. – Передай Мише, что скоро вернусь. Мне просто необходимо пройтись. Но о том, что учудил отец, ему знать необязательно, – предупредила я сестру. Геля послушно закивала.

Я села в маршрутное такси и доехала до набережной. Море сегодня здорово штормило. Тяжелые волны с однообразным грохотом обрушивались на понтон. Городские пляжи были закрыты, поэтому набережная была полна людей. Я уселась на одну из скамеек, до которой долетали холодные брызги, и уставилась на море. Стихия бесновалась, в воде кипела белая пена. Я больше не сдерживала слез обиды, и некоторые прохожие с недоумением косились в мою сторону, но никто не осмеливался подойти.

Миша уедет навсегда, и еще не факт, известит ли меня о том, как сработал его план. Что с ним будет? Выпутается ли он? А мне остается ждать, мучиться в неведении и ублажать какого-то итальянца? Ну уж нетушки!

Не знаю, сколько я так просидела под грохот моря и далекий звук саксофона. Словно во сне, поднялась на ноги и направилась прочь с многолюдной набережной. А потом увидела тот самый черный джип. И тогда меня будто накрыло самой темной холодной волной. Я буквально захлебнулась от предчувствия надвигающейся беды…

Я быстро свернула за угол светлого каменного дома, краем глаза заметив, что и машина тотчас же тронулась с места. И сердце от страха билось о ребра, как волны о мол.

Глава тринадцатая

Я смешалась с толпой туристов, любовавшихся штормовым морем. Джип неспешно двигался параллельно пешеходной улице, по которой я шла быстрым шагом, то и дело искоса поглядывая на машину. Вот черный внедорожник замер у светофора, и я перешла на бег. Свернула за угол небольшого торгового комплекса и к остановке уже выбралась тихими тенистыми дворами.

Дома я обнаружила Мишу в своей комнате. Парень, сидя на кровати, что-то быстро записывал на листке бумаги. Увидев меня, свернул лист и сунул его в книгу, которая лежала рядом. Поспешно поднялся на ноги. Окно было раскрыто настежь, розовые занавески раздувались двумя парусами от сильного ветра. В комнате горел мягкий свет, лампа создавала уют… Все-таки не зря я привела Мишу в наш дом. Здесь он точно в безопасности.

– Я решил, что ты уже передумала покупать билеты, – проговорил Миша.

Я осталась топтаться у порога, не зная, как начать разговор. Плотно закрыла за собой дверь, прошла в комнату. Бросила взгляд на книгу и торчавший из нее белый свернутый