Технология власти - Абдурахман Авторханов

XIX. СТАЛИНА ОБЪЯВЛЯЮТ "ВЕЛИКИМ"

За сообщениями обходе объединенного пленума ЦК и ЦКК у нас в ИКП следили с тем напряжением, с каким следят за сводками осажденной врагами крепости. В первое время наши "сводки" были весьма скупы и порою противоречивы, хотя на пленуме были, кроме лидеров правой оппозиции, и руководители московской группы — Резников, "Генерал" и Стэн.

По установленным правилам, каждый день нас информировал о ходе пленума Юдин. Информация Юдина была из вторых рук. Его ежедневно вызывали в Агитпроп ЦК, как и других руководителей центральных партийных учреждений, снабжая официальными "сводками" и "комментариями", чтобы он соответственно "обрабатывал" партийную массу.

Во время предыдущих пленумов подобные сводки мы получали из первых рук — от своего профессора члена ЦКК Стэна. Теперь Стэн был лишен этой "почетной нагрузки". Впрочем, из информации Юдина мы узнали, почему член ЦКК Стэн не имел права делиться своими впечатлениями о ходе пленума с коллегами и студентами ИКП, как раньше. Оказывается, что Стэн выступил на пленуме с подробной критикой Сталина и, как выражался Юдин, "философским обоснованием правого оппортунизма". В чем же все-таки заключалось это "философское обоснование", Юдин так же мало знал, как и мы. Тем более мы хотели услышать о сути дела из уст самого Стэна. На одной из очередных "информации" собрание так и поставило вопрос перед Юдиным. Но если Юдин не знал "философии Стэна", зато хорошо знал "философию Сталина".

— Кто берет под сомнение информации ЦК, тот может сам обращаться к его врагам, но не моя обязанность посредничать в этом, — заявил Юдин.

Юдин был фанатиком, а не дипломатом (сегодня он уже дипломат!), и это вечно портило ему дело в "низах", хотя и поднимало его вес в "верхах". Неосторожный ответ Юдина вызвал непредусмотренную "повесткой дня" дискуссию. Белов, староста общего (подготовительного) отделения, старый член партии командир Красной Армии (он и в ИКП носил военную форму со шпалами командира полка) совершенно искренне спросил у Юдина:

— Так, что же, по-вашему, товарищ Стэн — враг партии?

— Я сказал — враг ЦК.

— Но я понял, что он враг Сталина, а не ЦК.

— Это одно и то же!

— Так выходит, что ЦК — это Сталин?

— Совершенно правильно!

— Но тогда партия — это тоже Сталин?

— Совершенно правильно!

— В этом случае я констатирую, что не один Стэн — враг партии, — заключил Белов.

Юдин не возразил, а из зала раздались громкие голоса одобрения.

— Информационное собрание объявляю закрытым, — сказал Юдин и, собрав свои бумаги, направился к выходу. Вдогонку летели выкрики, вопросы, люди осаждали его со всех сторон, но он благополучно вышел из "окружения" и исчез.

— Играет в Сталина, — заметил кто-то.

— Юдин — это партия, — уточнил свое заключение Белов.

Информационные собрания Юдина повторялись каждый вечер, но существенных сведений о ходе пленума они не давали. Из старших курсов их почти никто не посещал, имея, вероятно, более верные источники, чем Юдин. Не бывал на них и Сорокин, который раз или два сам имел билет для гостей на пленум.

Чем ограниченнее были наши сведения, тем больше росло наше любопытство. Что сталинский аппарат ЦК будет дезинформировать коммунистов через своих подставных Юдиных, — это понимали все: и враги и друзья аппаратчиков. Почему же правые члены ЦК скрывают от партии "баню", которую задают им на пленуме сталинцы, — это отказывались понимать именно друзья правых. Только через месяц после пленума мы узнали из "стенограммы пленума ЦК" причину молчания правых. В самом начале работы пленума Сталин провел одно внеочередное решение. В этом решении говорилось[61]:

"Установить специальные меры, — вплоть до исключения из ЦК и из партии, могущие гарантировать секретность решений ЦК и Политбюро ЦК и исключающие возможность информирования троцкистов о делах ЦК и Политбюро".

Цель этого решения была ясна — лишить возможности любого из участников пленума, даже членов Политбюро, информировать партию о внутрипартийных делах, если у него не будет на руках "путевки". Агитпропа ЦК. Поэтому секретарь институтской ячейки Юдин имел право "информировать" коммунистов, а член ЦКК Стэн, член Политбюро Бухарин должны были молчать.

Из этой же стенограммы мы узнали, в чем заключалась "философия правого оппортунизма" нашего профессора Стэна (стенограммы пленумов ЦК партийная организация ИКП получала в одном экземпляре, а читали ее в групповом порядке по курсам и отделениям). Стэн избрал оригинальный способ "философствования" и на основании всего того, что сам Сталин писал и говорил о троцкистах во время борьбы с Троцким, доказывал, что в нынешнем курсе Сталина на сверхиндустриализацию за счет военно-феодальных грабежей крестьянства ничего нет сталинского — это "второе исправленное и дополненное издание троцкизма" Сталиным. "Исправления" и "дополнения" сводятся только к одному: объявлению открытой гражданской войны в деревне, клевеща на Троцкого и фальсифицируя Ленина. Если ЦК станет на путь Сталина, контрреволюция свернет шею нам всем. В этом случае русская революция захлебнется в крови крестьянской Вандеи. Теоретический примитивизм не дает Сталину видеть за деревьями леса, а лес этот — великая крестьянская Россия. Русская революция была спасена крестьянством, крестьянство же может ее и погубить. Если партия не хочет подготовить, в конечном счете, свои собственные похороны, она должна заявить Сталину и его единомышленникам — назад к нэпу. По отношению к крестьянству это означает — уничтожение чрезвычайных мер по хлебозаготовкам, пересмотр политики чрезмерного налогового обложения, свободу кооперирования, поднятие цен на хлеб, обеспечение крестьянского рынка промышленными товарами по нормальным ценам. Этот путь — путь завоевания крестьянства советским рублем. Верно, путь этот — длинный, трудный, но ленинский. Есть и другой путь, короткий и соблазнительный, но полицейский — путь завоевания крестьянства штыками войск ОГПУ. По первому пути завещал идти Ленин, по второму хочет шагать Сталин. Но мы ему тогда не попутчики.

— Вы попутчики Каменева! — раздалась чья-то реплика в этом месте стенограммы.

— Сталин и Молотов были попутчиками Каменева всю свою жизнь! — ответил Стэн, намекая на работу Молотова и Сталина вокруг думской фракции социал-демократов большевиков и в газете "Правда" — первого в качестве секретаря редакции, а второго в качестве помощника редактора (редактором был Каменев).

Вся речь Стэна была пересыпана такими репликами уже заранее прорепетированных сотрудников Сталина. Трудно было судить об успехе речи Стэна на пленуме, но на нас она произвела исключительное впечатление. После речей Бухарина и Угланова она, пожалуй, и была наиболее острой. Речь Томского была грубее, прямолинейнее, но в том же плане. Рыков дискутировал по практическим вопросам хозяйственной политики, почти не касаясь "чистой политики". Поэтому мы ничуть не удивились, когда узнали, что Рыков был назначен докладчиком по пятилетке на XVI партийной конференции по предложению самого Сталина, несмотря на возражения его друзей.

Стэн участвовал более активно и в подаче реплик Сталину, когда последний терялся в дебрях теории. В "Сочинения" Сталина вошла пара таких реплик Стэна, видимо, очень изуродованных, а потому маловразумительных. Прежде чем привести их здесь, я хочу сказать о предмете спора. В 1916 году Бухарин выступил в журнале "Интернационал молодежи" со статьей, в которой утверждал, что социал-демократия должна подчеркивать свою принципиальную враждебность к государству. Ленин ответил Бухарину статьей, в которой говорилось, что теория враждебности ко всякому государству, теория "взрыва" государства — это не марксистская, а анархистская теория. Марксисты утверждают, что есть, кроме буржуазного, и "пролетарское государство", к которому социал-демократы будут относиться как к своему государству, и что такого государства ("диктатура пролетариата") не "взрывают", а оно отмирает постепенно само по себе (Энгельс. "Анти-Дюринг"). Приводя эту дискуссию между Лениным и Бухариным, Сталин заключил[62]:

"Кажется ясно, в чем тут дело и в какую полуанархическую лужу угодил Бухарин!

Стэн: Ленин тогда в развернутом виде еще не формулировал необходимость "взрыва государства". Бухарин, делая анархистские ошибки, подходил к формулировке этого вопроса.

Сталин: Нет, речь идет сейчас не об этом, а речь идет об отношении к государству вообще, речь идет о том, что, по мнению Бухарина, рабочий класс должен быть принципиально враждебен ко всякому государству, в том числе и к государству рабочего класса.

Стэн: Ленин тогда говорил только об использовании государства, ничего не говоря в критике Бухарина о "взрыве".