Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Принцесса была в отчаянии:

— Вы действительно хотите жениться на мне?

— Не из-за вашей красоты, моя леди, хотя вы очень хороши. И не потому, что разделил с вами постель. Если бы я женился на всех женщинах, с которыми развлекался, мне пришлось бы отдать этой армии жен целый замок, как это делают короли Наскаду. — Он сел на кровать и откинулся, прислонившись к стене. — Нет, сейчас я женюсь на вас. Потом ваш отец окончит свои завоевания и устанет от Бенигариса, как устал от него я, — поверите ли, когда он убил своего отца, он всю ночь пил и плакал! Как ребенок! — так вот, когда он устанет от Бенигариса, где он найдет лучшего правителя Наббана, чем тот, кто разыскал его дочь, полюбил ее и привез домой целой и невредимой? — Его холодная улыбка сверкнула, как лезвие ножа.

Мириамель похолодела. Некоторое время она не могла вымолвить ни слова.

— Ну а если я скажу отцу, что вы похитили и обесчестили меня?

Но ее слова только позабавили его.

— Вы не так хорошо интригуете, как я думал, Мириамель. Многие видели, как вы взошли на борт моего корабля под чужим именем, как я ухаживал за вами, хотя думал, что вы всего лишь дочь какого-то малоземельного барона. И если станет известно, что вы были обесчещены, — так вы сказали? — ваш отец никогда не откажется от зятя знатного происхождения, который уже давно стал его преданным союзником и оказал ему, — он протянул руку и похлопал по какому-то предмету, которого Мириамель не могла видеть, — множество важных услуг.

Его глаза горели от удовольствия. Он был прав. Она не сможет остановить его. Она стала его собственностью.

— Я ухожу. — Принцесса вскочила.

— И не пытайтесь случайно упасть за борт, дорогая Мириамель. Мои люди будут следить за вами. Вы нужны мне живой.

Мириамель толкнула дверь, но та не открывалась. На сердце у девушки были только пустота и боль, как будто из нее выпустили воздух.

— На себя, — подсказал граф. Мириамель вылетела в коридор. Перед глазами у нее все кружилось, как во время сильной качки. — Я приду в вашу каюту попозже, любимая, — сказал граф ей вслед. — Будьте готовы встретить меня.

Едва она вышла на палубу, ноги отказали ей. Принцесса упала на колени. Ей хотелось погрузиться в темноту и исчезнуть.

Тиамак сердился.

Он хорошо потрудился для сухоземельцев — Ордена Манускрипта, как они говорили, хотя Тиамаку казалось, что группа из полудюжины человек слишком мала, чтобы называть себя орденом. Но членом Ордена был доктор Моргенс, которого Тиамак уважал и любил, поэтому он старался сделать все возможное, когда хоть кому-нибудь из носителей свитка требовалась помощь, которую мог оказать только маленький вранн. Они не часто нуждались в мудрости жителя болот, но, когда она была нужна им — например, когда одному из них понадобилась крученая трава или желтый медник, которые невозможно было найти на рынках сухоземельцев, — они вспоминали о Тиамаке и писали ему. Иногда — например, когда он подготовил для Динивана подробный каталог болотных животных, снабженный рисунками, или когда изучил и описал старому Ярнауге, какие реки впадают во Вранн и что происходит, когда их пресные воды смешиваются с соленой водой залива Ферракоса, — ему приходили длинные ответные письма с благодарностями. Благодарственное письмо от Ярнауги было таким тяжелым, что голубь добирался до Вранна в два раза дольше, чем обычно. В этих письмах члены Ордена часто намекали, что когда-нибудь Тиамак тоже будет принят в их число.

Соотечественники Тиамака не ценили его, и потому вранн жаждал подобного признания. Он помнил враждебность и подозрительность студентов в Пирруине, узнавших, что среди них есть человек с болот. Если бы не доброта доктора Моргенса, он убежал бы обратно в болото. Но под скромной внешностью Тиамака пряталось нечто большее, чем просто гордость. В конце концов, он был первым вранном, который уехал с болот учиться у узирианских братьев. Получая благодарности от носителей свитка, он каждый раз чувствовал, как близится его час. Когда-нибудь он станет членом Ордена Манускрипта, узкого круга настоящих ученых, и каждые три года будет ездить на встречу с одним из них — встречу равных. Он увидит мир и станет знаменитым ученым… по крайней мере так он все это воображал.

Когда в «Чашу Пелиппы» явился огромный риммер Изгримнур и передал ему желанный брелок члена Ордена — золотые свиток и перышко, — сердце Тиамака взлетело к небесам. Все его жертвы стоили этой награды. Но мгновением позже герцог рассказал, что получил брелок из рук умирающего Динивана, а когда оглушенный этой вестью Тиамак спросил о Моргенсе, Изгримнур ответил, что доктор умер уже почти полгода назад.

Спустя две недели Изгримнур все еще не мог понять причины отчаяния и растерянности Тиамака. Он допускал, что весть о смерти этих людей могла расстроить его, но мрачность Тиамака считал крайностью. Но ведь риммер не привез ни новой работы, ни полезного совета, он даже не был, по его собственному признанию, членом Ордена. Изгримнур не мог понять, что Тиамак, столько времени прождавший, чтобы узнать планы Моргенса, совершенно растерялся, когда его бросили на волю волн, как лодку-плоскодонку, попавшую в водоворот.

Тиамак забыл о долге перед своим народом ради поручения сухоземельца — по крайней мере так ему казалось, когда он был достаточно зол, чтобы забыть, что нападение крокодила заставило его отказаться от своей миссии в Наббане. В любом случае он не оправдал надежд своих земляков.

Ему приходилось признать, что Изгримнур все-таки платит за комнату и еду для него, когда у самого Тиамака вышли все деньги. Это, конечно, было чем-то — но, с другой стороны, того требовала простая справедливость: сухоземельцы бессчетные годы наживались на труде жителей болот. Самого Тиамака преследовали, били и оскорбляли на рынках Анзис Пелиппе.

Тогда ему помог доктор, но теперь Моргенс мертв. Народ Тиамака никогда не простит ему предательства, а Изгримнур вечно возится со старым привратником Чеалио, который, по утверждению герцога, был великим рыцарем Камарисом. Казалось, его и вообще не волнует, жив ли еще маленький болотный житель. Учитывая все это, Тиамак понимал, что стал теперь таким же бесполезным, как безногий краб.

Удивленный и встревоженный, он огляделся. Он далеко отошел от «Чаши Пелиппы» и совершенно не ориентировался в этом районе Кванитупула. Вода, еще более серая и сальная, чем обычно, пестрела тушками дохлых рыб и морских птиц. Опустевшие дома по обе стороны канала, казалось, сгибались под грузом веков, грязи и соли.

Чувство потерянности и одиночества захлестнуло его. О Тот, Кто Всегда Ступает по Песку, дай мне благополучно вернуться домой! Пусть мои птицы будут живы! Дай мне…

— Болотный человек! — Резкий голос прервал его молитву. — Его приход близок!

Вздрогнув, Тиамак обернулся. На другой стороне узкого канала стояли трое молодых людей в белых одеяниях огненных танцоров. Один из них откинул капюшон, и Тиамак увидел неровно выстриженную голову: несрезанные пучки волос торчали, как сорная трава на ухоженной клумбе. Даже издалека было видно, как недобро блестели его глаза.

— Близок его приход! — снова закричал огненный танцор. Голос его звучал радостно, как будто Тиамак был старым другом.

Тиамак знал, кто эти люди, и не хотел принимать участие в их безумии. Он повернулся и, прихрамывая, заспешил по неровной дороге в обратную сторону. Окна и двери безжизненных зданий, мимо которых он проходил, были наглухо забиты досками.

— Король Бурь идет! Он вправит тебе ногу! — Огненные танцоры на другой стороне тоже повернули. Они шли параллельно Тиамаку, подражая его хромающей походке, и кричали: — Ты что, не слыхал еще? Больные и увечные будут наказаны! Огонь пожрет их, лед похоронит их!

Тиамак увидел пролом в длинной стене справа от него. Он свернул туда, надеясь, что это не тупик. Крики огненных танцоров неслись ему вслед:

— Куда ты идешь, коричневый человечек? Король Бурь отыщет тебя, даже если ты спрячешься в самой глубокой норе или на самой высокой горе! Иди сюда, поговори с нами, иначе мы сами придем к тебе!