Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Принц снова повернулся к собранию:

— А пока Изорн и те, кто поедет с ним, будут выполнять свою задачу, мы здесь тоже не станем сидеть сложа руки. Нам нужно многое сделать. Северяне раздавлены суровой зимой, Элиасом и Королем Бурь, и я боюсь, что, как бы удачлив ни был Изорн, север не сможет оказать нам необходимую помощь. Наббан и весь юг контролируют друзья Элиаса, и первый среди них герцог Бенигарис. Но юг должен быть моим. Только тогда у меня хватит союзников для борьбы с Элиасом. Поэтому нам предстоит работать, совещаться и думать. Должен быть какой-то способ отрезать Бенигариса от Элиаса, правда я еще не знаю точно какой.

Все это время Саймон нетерпеливо выслушивал слова принца, но придерживал язык. Теперь Джошуа закончил, и у него больше не было сил молчать. Пока остальные кричали и переругивались, Саймон с растущим возбуждением вспоминал утренние слова Бинабика.

— Но, принц Джошуа, — крикнул он, — что же будет с мечами?

Джошуа кивнул:

— Об этом нам тоже предстоит подумать. Не беспокойся, Саймон, я не забыл о них.

Саймон набрал в грудь побольше воздуха, словно собираясь прыгнуть в ледяную воду:

— Нам надо действовать неожиданно. Пошлите Бинабика, Слудига и меня за Сверкающим Гвоздем! Он же не в Хейхолте! Мы заберем его из могилы вашего отца и скроемся еще до того, как король догадается, что мы там были. — Саймон представил себе, как это будет: он и его друзья, покрытые славой, возвращаются на Сесуадру. Они несут Сверкающий Гвоздь, и на ветру полощется новое знамя Саймона.

Джошуа улыбнулся, но покачал головой:

— Никто не сомневается в твоей храбрости, сир Сеоман, но мы не можем так рисковать.

— Но мы же нашли Тёрн, хотя в это тоже никто не верил!

— У Тёрна не несли караул эркингарды.

— Зато вместо них был дракон!

— Довольно. — Джошуа поднял руку. — Нет, Саймон, еще не время. Мы поговорим об этом, когда атакуем Элиаса на юге и на западе и отвлечем его внимание от Свертских скал и могилы моего отца. Ты уже заслужил почет и уважение и, без сомнения, заслужишь еще, но теперь ты королевский рыцарь, и это большая ответственность. Я сожалел, что послал тебя на поиски Тёрна, и не надеялся снова увидеть. Теперь, когда против всякой надежды вы вернулись с победой, я хочу, чтобы пока что ты, Бинабик и Слудиг оставались при мне. Кстати, с ними ты даже не посоветовался, обрекая их на это безнадежное путешествие. — Он улыбнулся, смягчая удар. — Спокойно, мальчик, спокойно.

В груди у Саймона бурлили чувства, похожие на те, которые он испытывал в Джао э-Тинукай. Как они не понимают, что, помедлив еще немного, можно упустить великолепную возможность?!

— Принц Джошуа, — взмолился он. — Могу я по крайней мере пойти с Изорном? Я хочу помочь!

— Учись быть рыцарем, Саймон, и наслаждайся этими недолгими днями относительного покоя. На твою долю придется достаточно сражений, уверяю тебя. — Принц встал. Саймон заметил выражение усталости на его лице. — Ну все, довольно. Эолейр, Изорн и те, кто пойдет с ними, должны быть готовы отправиться через два дня. Трапеза уже готова, не такая обильная, как на чествовании Саймона, разумеется, но зато вовремя. — И взмахом руки он завершил собрание.

Бинабик подошел к Саймону, собираясь поговорить, но рассерженный юноша сначала не желал отвечать.

Опять то же самое. Подожди, Саймон, подожди, тебе скоро скажут, что делать… Неужели другие всегда будут все решать за меня?

— Это была хорошая идея, — пробормотал он.

— Эта идея будет оставаться очень хорошей, — сказал Бинабик, — когда мы будем отвлекать Элиаса, как говаривал сегодня Джошуа.

Саймон посмотрел на него. В круглом лице тролля было что-то, что делало гнев глупым.

— Я ведь только хотел помочь.

— Ты делал гораздо больше, друг Саймон, но, как говорят у нас в горах, ик та рандейхет, сук биквахуг — зима не лучшее время, чтобы купаться голышом.

Саймон подумал несколько минут:

— Мне кажется, что это глупо.

— Имеет возможность, что так, — раздраженно ответил Бинабик. — Но не приходи с большими слезами согреваться у моего костра, если будешь иметь ошибку со временем дня купания.

Они молча шли по заросшему склону холма, освещенному холодным солнцем.

4

МОЛЧАЛИВЫЙ РЕБЕНОК

Воздух был теплым, но темные облака необычно сгустились. Весь день корабль не мог двинуться с места — паруса безжизненно повисли, ветра не было.

— Интересно, скоро ли будет шторм? — вслух спросила Мириамель.

Молодой матрос, стоявший неподалеку, удивленно обернулся к ней:

— Вы это мне, леди?

— Я сказала: интересно, скоро ли будет шторм.

— Да, леди. — Матрос явно чувствовал себя неловко, разговаривая с ней. Он плохо говорил на вестерлинге, и она подумала, что он, наверное, с одного из тех маленьких южных островов, где не знают даже наббанайского. — Шторм идет.

— Это я и так знаю. Меня интересовало, когда он придет.

— А-а. — Он кивнул и огляделся по сторонам, как будто боялся, что его могут подслушать. — Очень скоро. — Он широко улыбнулся, оглядел принцессу с головы до ног, и улыбка его стала еще шире. — Очень миленькая.

Удовольствие, полученное от этого разговора, немедленно улетучилось. Ей были хорошо знакомы и выражение лица матроса, и его оскорбительный взгляд. Он, конечно, не посмеет до нее дотронуться, но это только потому, что считает ее игрушкой, принадлежащей хозяину, графу Аспитису. Гнев ее был смешан с некоторой долей неуверенности. Прав ли он? Несмотря на страх перед графом, который, если верить Ган Итаи, встречался с Прейратсом и, если верить Кадраху, даже работал на красного священника, — она верила, что он действительно собирался жениться на ней, а теперь вдруг подумала, что он, может быть, просто хотел удержать ее при себе до возвращения в Наббан, покорную и благодарную. Он наверняка считает, что от стыда она не решится никому признаться в том, что произошло между ними. Мириамель не знала, что больше пугает ее — перспектива выйти замуж за Аспитиса или то, что он, возможно, лжет ей с такой же легкостью, с какой лгут продажным тварям в портовых тавернах.

Она не сводила с матроса ледяного взгляда до тех пор, пока тот наконец не смутился и не ушел к носу корабля. Довольно долго она смотрела ему вслед, а потом вернулась к штормовым облакам и скучному серому океану.

Недалеко от корабля в воде виднелись три огромных существа. Одно из них подплыло ближе, раскрыло широкий рот и закричало. Резкий крик килпы заставил Мириамель вздрогнуть. Заметив ее движение, все три чудовища повернули к ней головы. Черные влажные глаза остановились на лице принцессы, и она в испуге отшатнулась от борта, сотворив знак древа.

Повернувшись, она чуть не наткнулась на Туреса, молодого пажа графа.

— Леди Мария. — Он попытался поклониться, но расстояние между ними было слишком мало, так что паж только стукнулся головой о ее локоть и вскрикнул от боли. Мириамель потянулась успокоить его, но паж в смущении отпрянул. — Его светлость хочет вас видеть.

— Где он, Турес?

— Каюта. — Он поправился: — В своей каюте, леди.

— Спасибо.

Юноша отступил на несколько шагов, собираясь проводить ее, но Мириамель снова заметила какое-то движение у поверхности воды. Одна из килп, отделившись от остальных, поплыла рядом с кораблем, не сводя с Мириамели ничего не выражающих глаз. Потом она вытянула блестящую серую руку и длинными пальцами провела по корпусу судна, как будто надеялась зацепиться за что-нибудь. Мириамель боялась пошевелиться. Через мгновение страшное существо нырнуло и снова появилось на поверхности только на расстоянии броска камня от корабля. Принцесса застыла, словно в ужасном сне. Наконец она оторвалась от килпы и отступила назад. Юный Турес удивленно посмотрел на нее:

— Леди?

— Я иду. — И она последовала за ним, только раз обернувшись назад.

Три серых головы подпрыгивали на волнах, словно рыбачьи поплавки.