Стеклянные крылья - Катрине Энгберг

Он нехотя кивнул, и, прощаясь, Йеппе протянул ему руку. Ладонь у психиатра небольшая, но сильная.

– Да, и последний вопрос. В «Бабочке» работали повар и две медсестры – их имен Рита Вилкинс не помнит. А вы?

– Нет. К сожалению.

Петер Демант ответил сразу, без колебаний. И тем не менее Йеппе не сомневался, что тот соврал.

* * *

В барабанные перепонки лилась органная музыка. Мария Бирк подняла глаза к сводчатому потолку Хольменской церкви и старалась следить, как играет органист. Она улеглась, и под ней затряслась деревянная скамейка. В дождь хорошо прятаться в церквях. Обычно там тихо и пусто, но иногда репетирует хор – почти концерт для одного слушателя.

Обрушившаяся на нее музыка приятно щекотала нервы. Иногда она так сильно злится. Хотя знает, что злиться бесполезно, что хуже делается ей самой. Со временем она научилась себя уговаривать. Но получалось не всегда.

Вспомнить только все те случаи, когда она стояла перед запертой дверью кабинета и покорно дожидалась врача, который слишком занят бумагами, чтобы поговорить. Вспомнить только повернутые к ней спины, торопливые взгляды и перегруженные отделения больниц, где не хватает сотрудников, – там нечего предложить, кроме вымученного сочувствия. И лекарств.

Извините.

Вы же все понимаете.

Мы увеличим вам дозу.

Она сжала руки в кулаки и прижала их к глазам.

Ким был другим, он не жалел времени на долгие разговоры и помогал ей понять саму себя. То, что после «Бабочки» она освободилась от надзора психиатров и могла жить одна, – целиком и полностью его заслуга. Она до сих пор злилась, вспоминая о еженедельном обходе в отделении со свободным режимом – врачи пытались за пятнадцать минут выстроить разумные планы на будущее. У психиатрических больниц нет ресурсов на лечение – они представляют собой парковки, где пациенты живут рядом со множеством других пациентов, которые тоже не получают необходимую помощь. Знаний и отзывчивости в избытке – а вот времени и рук не хватает.

Она уже потеряла счет, сколько раз с группой пациентов узнавала, что во всем Копенгагене осталась лишь одна больничная койка и что им самим предстоит решить, кому она нужна больше.

Мария не сама захотела жить на улице – ее вынудили. Для ее болезни в обществе не нашлось места – теперь, когда она стала взрослой. Напротив, она стала замечать недоверие, даже агрессию окружающих – тех, кто прежде хвастался заботой о людях, страдающих психическими заболеваниями. Эта ложь предназначена для здоровых людей, чтобы не разрушать им представления о собственной правильности и внимательности. Для неполноценных сочувствия не нашлось; для дурачков, которые молотят головами об стену. Они опасны.

«Когда я стала опасной?» – думала она. Закрытая, тихая, ранимая Мария. Со временем тревожный ребенок избавился от страха и вобрал в себя гнев. Она уже не боялась темноты, одиночества, теней. Теперь она сама стала темнотой и тенями, безо всяких сомнений давала сдачи, когда ее обижали. Когда это произошло? Когда ее тело стянули ремнями и она кричала среди голых стен? Под воздействием непонятной химии? Когда Ким умер?

Если нужно раз за разом выносить невыносимое, приходится делать боль своим союзником.

Приведи меня, бедного грешника, к праведности Твоей…

Где-то над головой звенело чистое сопрано. Она села, собрала вещи и двинулась к выходу.

Еще много чего предстоит сделать.

Глава 14

The party’s over, it’s over, the party’s over, it’s fucking over now…[17]

В усталом мозгу Йеппе крутилась нигилистская рок-мантра Prophets of Rages, сам он шагал по Готерсгаде в сторону моста Королевы Луизы. Раньше ему часто хотелось принять таблетку, чтобы заглушить внутренний саундтрек. Таблетки не существует – это он мог заявить с полной уверенностью, испробовав на себе большинство, но пока медицинские исследования финансируются, остается надежда. Пока ему ничего не оставалось, кроме как устранить напряжение, которое и включало в голове музыку. Раскрой дело, амиго, поспишь ночью – и внутренний музыкальный автомат включаться не будет!

Он перешел по пешеходному переходу Фаримагсгаде и достал телефон. Нюбо написал по электронной почте – подтвердил, что все три жертвы умерли одинаково и примерно в один и тот же промежуток времени трех последних ночей, то есть где-то между полуночью и тремя часами.

А еще звонила комиссар. Ей придется подождать. Йеппе не нужно напоминать, как важно найти преступника, который режет жертв и оставляет их в городских водоемах.

Сквозь игравшую в голове мелодию пробился шум машин – в том месте, где на Готерсгаде открывался маленький кусочек Парижа, Копенгагенские озёра. На берегу озера, рядом с мостом, ждал психолог полиции.

Мосбек принадлежал к тому типу людей, которые похожи на оживший детский рисунок. Лысую макушку подчеркивал редкий венок волос, а в густой бороде играла не сходящая с губ улыбка. Вид у Мосбека располагающий. Особенно теперь: на поводке он держал щенка – старался его угомонить, чтобы тот перестал носиться.

– Такой вот щенок – лучшее в мире лекарство от плохого настроения, Йеппе. Нет, Маслоу[18], рядом!

Мосбек попытался обнять Йеппе, но ему, к счастью, помешал щенок, описывающий вокруг них круги.

Ухмыляющийся Мосбек выпутался из поводка.

– Надеюсь, ты не против, что я собаку привел? Это ведь щенок, я его и на работу беру, пока он не научится оставаться один. Сегодня мне только с тобой встретиться осталось, а с ним как раз надо погулять в четыре часа.

Йеппе скептически посмотрел на собаку. Уже неважно, что он думает о присутствии крохи, которая скачет по их ногам.

– Пройдемся?

– Австралийская овчарка. Охраняет стада. Можешь погладить.

Йеппе предостерегающе поднял руки и пошел по берегу озера под осыпающимися кронами каштанов. За ним брели Мосбек с собакой. Как и всегда, берега озера кишели бегунами в вызывающе обтягивающей одежде, и Мосбеку приходилось лавировать, чтобы никто не запутался в поводке.

– Да, Йеппе, ну и дело.

Йеппе притормозил и кивнул Мосбеку.

– Три убийства за три дня. По-прежнему никаких свидетелей или весомых доказательств. Мне нужна твоя помощь – хочу понять, почему кто-то решил убивать таким вот образом.

Мосбек потянул поводок.

– Полагаю, начать надо с того, что между всеми жертвами есть связь – интернат?

– Именно. Ты в курсе про девушку, которая совершила самоубийство?

– Пернилла Рамсгорд, да.

– У ее отца, да и матери тоже, есть явный мотив – желание отомстить, но, похоже, на сегодняшнюю ночь, когда убили Риту Вилкинс, у них есть алиби. Отец же говорит, что персоналу