Хозяйка бобового стебля (СИ) - Елена Элари

— И… ты тоже вернёшься?

— Да. И твоя сестра, наверное, так что не переживай.

Девочка как будто расстраивается, и Женя спешит продолжить немного сумбурный пересказ книжки, особенно останавливаясь на смешных моментах и терпеливо отвечая на вопросы ребёнка, связанные с современным миром.

История помогает определиться, про что следует рассказать в первую очередь.

Женя описывает большой город, небоскрёбы, машины, магазины. Затем берётся за темы посложнее — о том, как работают телефоны, телевидение и — о боги! — интернет.

— И что, правда можно узнать всё что угодно?

— Ага. Почти.

— Так это оракул?

— Ну… — Женя улыбается, — что-то вроде.

Нужно было всё-таки сдержать порыв и не рассказывать столько всего. Главное, чтобы эта информация не свела ребёнка с ума. Но с другой стороны — в этом мире есть магия, так что интернет не должен казаться таким уж невероятным явлением.

— Доброй ночи, — она целует Аннушку в тёплый лобик после того, как на них в очередной раз кричит мать. — Постарайся поскорее уснуть.

— Хорошо, — девочка зевает. — Спасибо…

Женя ещё некоторое время сидит рядом, прислушиваясь к дыханию ночи и отчего-то собственному учащённому сердцебиению.

И когда даже мать уже перестаёт сетовать из-за неудачной продажи коровы (и не любопытно ей расспросить саму Женю, как так получилось, сделала свои выводы и ходит бурчит…) и ложится спать, она всё же поднимается и выходит на улицу.

Хорошо бы найти свои долгожданные сокровища. Просто для спокойствия.

Но как она не старается разглядеть бобы в лунном свете — ничего не получается.

Это хорошо ещё, что куры на участке есть только воображаемые!

Но ничего ведь не случится?

В сказке они сами по себе проросли. Так, может, стоит лечь спать (тем более что она не спала до того целые сутки), утро вечера мудренее?

Точнее, ночи.

Но тут к Жене подбегает чернобурк и, чихнув, говорит:

— Я это! Боб один проглотил… А ты чего не спишь?

Карсон не спит. В эту ночь что-то произошло, он чувствует это кожей… Хотя, объездив окрестности, ничего тревожного и не заметил. Кроме, разве что, странной тени высокого, сгорбленного старика — почему-то ему думается, что то был старик… — и некого существа идущего за ним. Размером с корову, не меньше. Однако, когда Сон завернул за угол, где тени исчезли в шелесте густой листвы и темноте ночи, что раскинула над лесом и засыпающими домами крылья, то никого там не обнаружил. Как и следов.

Больше всего его смутило именно это. Если бы следы были, в сердце не поселилась бы тревога. Мало ли кто проходил там… Да и была бы возможность прикинуть, кому принадлежали эти странные силуэты. В голову не лезли бы непрошенные мысли о колдунах, чертовщине и всяких монстрах…

И хотя это почти сразу выветрилось из памяти, теперь Карсону вновь стало не по себе.

Он глубоко вздыхает и крепко зажмуривается, пытаясь согнать видение пустой, утопающей в густых сумерках дороги и странных тенях. Затем размыкает веки и мелко вздрагивает, встретившись с горящем во тьме взглядом.

— Ну, что ты, мальчик… — ворчит, успокоившись, признав в смотрящем на себя верного пса. — Иди, иди ко мне!

Тот подступает охотно, тут же принимается ластиться и тихо, едва слышно поскуливать, пытаясь сдержать рвущуюся наружу радость. Ведь хозяин не так часто треплет так за ухом и что-то тихо, ласково бормочет, обращаясь к нему.

Другие псы, точнее, часть из них, лишь сонно поднимают головы со своего угла во дворе. Словно свечи загораются их глаза, отражая свет лампы, висящей на крыльце под навесом. Но подойти будто не решаются.

И правильно, Карсон бы тогда мог подняться и уйти в дом. Хозяин не особо любит шум и толкотню. Псы знают это, а потому ведут себя сдержанно и спокойно.

В отличие от этого, одного, которому ещё Женя так полюбилась.

Женя…

У Карсона на губах начинает играть мечтательная улыбка.

Кто бы мог подумать, что он влюбится, как мальчишка, и совершит столько глупого за такой короткий промежуток времени!

Интересно, как она там…

Мысль, что оставлять её вот так не следовало, время ведь неспокойное, не даёт покоя. Карсон сдерживается, чтобы прямо сейчас не оседлать Аду и не…

А, впрочем, почему бы и нет? Он решает, что если просто проедется мимо её дома, ничего в этом странного и плохого не будет. Не станет же он стучать в её дверь среди ночи, пугая этим женщин и девочку… А в том, что следит за порядком, необычного и сомнительного нет — это его работа.

Спать всё равно не…

Нет, спать хочется ужасно. Но что-то так тянет и свербит на душе, что Карсон, вместо сна, всё же поднимается, похлопывает пса по спине и направляется к стойлу, где тихо фыркает Ада, перебирая копытами. Будто чувствует, что сейчас ей придётся скакать в тихую, прохладную ночь…

* * *

— Что ты сделал? — едва ли не прикрикивает на лиса Женя. — Как? Как можно сожрать что-то случайно?

— Не знаю я! — начинает он нервничать уже всерьёз. — Хотел помочь, искал, вынюхивал… А он так вкусно пах! Едой! А дальше, как в тумане всё… — сглатывает он слюну.

Женя прикрывает рот кулачком, вмиг захлебнувшись переживаниями.

— Если нужно какое-то определённое количество бобов, что если ничего не выйдет? А что ещё важнее — что если оно прорастёт в тебе? Ты же сам недавно говорил их выбросить, чертовщины испугался… Как же можно быть таким неосторожным, Джек?!

— Звериное нутро, — шипит он, прижимая уши к затылку. — Ужас, кошмар, я… — он округляет глаза и в них отражается луна, выглядывающая из-за туч. — Я умру теперь?

Женя поднимает его на руки. Всё-таки хорошо, что он обратился лисом, а не волком каким-нибудь. Жалеть было бы проблематичнее.

— Нет, но тебе нужно ещё поесть… Много, — решает она, — поесть.

— Чтобы переварилось лучше? — невольно принимается он жаться к ней и ластиться. — Но есть то нечего…

— Чтобы быстрее вышло, — кивает Женя, укачивая его на руках, словно младенца. — Я поищу что-нибудь в доме. Каша и овощи быстро усваиваются. Мясо нет, но оно всё равно бы не помогло.

— Ладно… — скулит он. И вдруг настораживается, навостряя уши. — Слышишь? Скачет кто-то… Прячься!

Женя едва не спрашивает «Зачем?», но затем вспоминает про маньяка и заходит за куст.

— Только тс-с-с, Джек.

— Сама тс-с, — шипит он, вглядываясь в окутавшую дорогу темноту.

И выхватывает из неё очертание огромной, такой же чёрной, как сама ночь, лошади. Блеск её