Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Барак Обама был не первым президентом США, которому пришлось отправить в отставку зарвавшегося, но популярного командующего. В 1951 году президент Гарри Трумэн уволил Дугласа Макартура, звездного генерала с политическими амбициями, пытавшегося подтолкнуть администрацию к полномасштабной войне с Китаем. В свойственной ему грубой манере Трумэн пояснил, что избавился от Макартура «не потому, что он был тупым сукиным сыном – для генерала это в порядке вещей, – а потому, что он не признавал авторитет президента». Еще один пример сложных отношений между главой государства и военачальником – это Авраам Линкольн и генерал Джон Маккелан. Командующий армией северян называл президента «идиотом» и «форменной гориллой» и заставил его однажды прождать несколько часов у себя в приемной, пока слуга не сообщил, что «генерал уже почивает». Однако, несмотря на дерзкие выходки и нарушение субординации, Маккелан одерживал победы над конфедератами, и Линкольн не решался отправить его в отставку. Если вернуться в современную эпоху, совсем недавно из-за неуважения к главнокомандующему своего поста лишился бывший начальник Маккристала глава Центрального командования США адмирал Уильям Фаллон, который дал неосторожное интервью Esquire Magazine, заявив, что он является единственной преградой, которая не позволяет администрации Буша развязать войну в Иране.

В президентской кампании 2008 года симпатии военных, безусловно, были на стороне героя Вьетнама Джона Маккейна и победу темнокожего кандидата, который шел на выборы с пацифистской программой, в армии восприняли в штыки. Его сразу провозгласили «слабым главнокомандующим», не имеющим никакого представления о службе в вооруженных силах. Когда же Обама начал формировать команду из представителей старой клинтоновской гвардии, вызывающих аллергию в офицерской среде, его отношения с военным истеблишментом окончательно расстроились. Рассуждая об армейских генералах, администрация Обамы использовала формулу «мы и они». В надежде умаслить военных президент сохранил на своем посту министра обороны Роберта Гейтса и назначил своим советником по национальной безопасности бывшего командующего силами НАТО генерала Джеймса Джонса. Однако это не прибавило уважения к гражданской команде Обамы, которая, по мнению генералов, состоит из «леволиберальных пораженцев» и «слабаков». Точно так же в свое время они относились к окружению Клинтона. «Пренебрежение к президенту-плейбою в первую очередь было связано с тем, что он не сумел настоять на своем, когда речь зашла о легализации геев, служащих в вооруженных силах, – отмечал американский политолог Спенсер Акерман, – главнокомандующий должен отдавать приказы, а не предаваться рефлексии. И хотя предложенный Клинтоном законопроект устроил бы в армии настоящий сыр-бор, офицеры по крайней мере уважали бы президента за непреклонный нрав»[336].

Обама, конечно, должен был учесть печальный опыт предыдущего демократического президента, заставить генералов признать авторитет главнокомандующего и не отдавать им на откуп ведение боевых действий в Ираке и Афганистане, расписываясь в полной некомпетентности своей администрации. Переложив на военных формирование стратегии в восточных войнах, президент лишь усилил в них представление о собственной избранности и безнаказанности. Не считаясь с критикой влиятельных чиновников из Белого дома, они создали настоящий культ противоповстанческих операций, впервые проведенных в Ираке генералом Петреусом. Как отмечал автор Joint Forces Quarterly Жан Жентиле, «в последние годы армейское командование отказывается принимать любую другую тактику и, похоже, разучилось уже проводить обыкновенные боевые операции»[337].

И СНОВА МУЛЛА ОМАР

Весной 2011 года Барак Обама пошел все-таки наперекор военным и объявил о резком сокращении американского контингента в Афганистане. Президент пообещал, что к концу 2011 года Афганистан покинут 10 тыс. американских солдат, а к середине 2012 года – 33 тыс. Многие ястребы в Британии и США восприняли заявление Обамы как «результат непродуманной популистской политики его администрации, которая в первую очередь думает о предстоящих президентских выборах, а не о долгосрочных интересах США». Как отметил глава Объединенного комитета начальников штабов адмирал Майкл Маллен, «президент принял куда более радикальное решение, чем можно было себе представить»[338]. «Самый быстрый способ закончить войну – это проиграть ее»[339], – резюмировала британская газета The Times.

Одновременно с разговорами о выводе войск западные страны признали, что пытаются навести мосты со своим главным противником – талибами. О том, что они ведут «предварительные переговоры» с лидерами движения Талибан, впервые сообщили британцы, а затем эту информацию подтвердил уходящий со своего поста глава Пентагона Роберт Гейтс. Неоконов и идеалистов, рассуждающих о построении демократии в Афганистане, такие признания повергли в шок. «Неужели нынешняя администрация, – вопрошал обозреватель The Washington Post Чарльз Краутхаммер, – готова заключить сделку с дьяволом? Может ли Обама так далеко зайти в своем цинизме?»[340]

Конечно, благородное негодование Краутхаммера выглядело несколько наигранно. Слухи о переговорах с талибами появились уже в начале 2010 года. А после уничтожения в мае 2011 года бен Ладена только ленивый не рассуждал о необходимости «перевести борьбу с Талибаном в легальное политическое поле». «Западным странам, – писал в середине мая The Economist, – следует понять наконец, что чуда не произойдет и послевоенный Афганистан не превратится в азиатскую Швейцарию. А значит, пора уже вести диалог с теми силами, которые будут обладать реальной властью после ухода коалиционных войск. В движении Талибан есть, конечно, кровожадные бандиты и религиозные фанатики, но есть и мирные племенные старейшины, которые отстаивают консервативные социальные нормы пуштунского этноса. И американцы, уже десять лет использующие их родовые владения как площадку для барбекю, должны научиться уважать местные обычаи и привлечь пуштунских лидеров к обустройству государства, которое в противном случае погрузится в бесконечную гражданскую войну»[341].

«Талибы, по сути дела, мало чем отличаются от других афганских полевых командиров, – отмечали многие специалисты по Афганистану, – и администрация Обамы научилась наконец видеть разницу между вождями повстанцев, отражающими интересы афганских племен, и боевиками «Аль-Каиды», нацеленными на глобальный джихад». Не случайно еще в конце 2010 года чиновники и дипломаты США поддержали требование президента Афганистана Хамида Карзая о смягчении санкций для лидеров Талибана. В итоге Вашингтону удалось протолкнуть в Совбезе ООН резолюцию, согласно которой санкции в отношении боевиков «Аль-Каиды» и Талибана были разделены, а имена многих талибов вычеркнуты из черного списка террористов. Конечно в первую очередь это коснулось тех лидеров движения, которые не исключают возможности «национального примирения» и готовы играть роль посредников на переговорах с американцами. Однако наблюдателей поразило, что в число талибов, получивших индульгенцию, попали такие одиозные деятели, как Мохаммед Каламуддин, который в талибском правительстве муллы Омара занимал пост главы религиозной полиции и прославился карательными рейдами против афганцев, не соблюдающих нормы шариата.

Как бы то ни было, американцы были убеждены, что снятие санкций позволит вождям «Талибана» беспрепятственно выезжать за границу и принимать участие в переговорах. Потенциальных посредников было хоть отбавляй: свои услуги предлагали Турция, Туркмения, Катар, Саудовская Аравия и Германия. И становилось очевидно, что если талибы перестанут скрываться, западные страны смогут избежать таких досадных недоразумений, как прошедшая в 2010 году встреча британских и афганских представителей с мнимым муллой Ахтаром Мохаммедом Мансуром, который оказался обыкновенным торговцем из Кветты. Что касается условий, которые выдвигали Соединенные Штаты, в исследовании аналитического центра Stratfor говорилось, что «Америка, на самом деле, не собирается уходить из Афганистана и заявления Обамы не более чем блеф»[342]. Политологи отмечали, что США планируют договориться с талибами о примирении и разместить крупные военные базы на севере страны неподалеку от китайских границ».

Вопрос был только в том, нужны ли переговоры лидерам «Талибана». Ведь как уже говорилось, движение контролировало большую часть Афганистана и практически во всех провинциях страны, прежде всего, на юге имело свои теневые правительства. Нуристан, например, после вывода коалиционных войск, фактически превратился в талибскую республику.