Изолятор - Джошуа Спэньол

40

Дабы что-нибудь разглядеть, я тоже шагнул внутрь и встал за спиной Брук.

Перед нашими глазами открылось сюрреалистическое зрелище, словно специально организованное для какой-то странной выставки. Машин в гараже не было, и пространство казалось пустым, если не считать нескольких шезлонгов, ящиков и набора для барбекю. Все это стояло у стены. А посреди помещения валялся опрокинутый стул, над которым висело тело Глэдис Томас. Короткая веревка оказалась привязанной к одному из толстых стропил крыши. Расстояние от бревна до пола составляло футов семь, и ноги Глэдис почти доставали до бетона.

Вокруг тела медленно ходил фотограф, то и дело освещая пространство белыми вспышками.

Какое-то время я стоял неподвижно, ни о чем не думая, – просто смотрел. Наконец спросил:

– Можно? – и показал на тело.

Уокер вздохнула:

– Только ничего не трогайте.

Я кивнул и прошел в центр гаража. Брук направилась следом.

Глаза Глэдис Томас выкатились, распухший язык вывалился изо рта, и еще вчера симпатичное лицо теперь казалось искаженным и уродливым. Видимо, она сильно прокусила язык, и запекшаяся кровь испачкала губы и подбородок. Даже при тусклом освещении я сразу заметил вокруг глаз следы кровоизлияний, особенно заметные на тонкой коже, – они явно говорили о том, что причиной смерти стало удушье. Синяки и кровоподтеки на шее казались широкими и темными. Конечно, окончательное заключение предстояло сделать патологоанатому, но уже и сейчас было ясно, что Глэдис умерла не легкой смертью, к которой мог привести перелом шейных позвонков. Ей пришлось изрядно помучиться.

– Очень плохо, – тихо заметила детектив Уокер. – Очень стыдно.

– Офицер у входа сказал, что это самоубийство, – произнес я, внимательно вглядываясь в искаженное лицо.

– Так мы это называем, – отозвалась Уокер.

– Мы?

– Я руковожу подразделением по расследованию самоубийств. Все решит экспертиза, но… я видела уже немало подобного. Это действительно самоубийство.

– А записка была? – уточнила Брук.

– Записок обычно не бывает.

Из кармана пиджака я вытащил маленькую записную книжку и начал делать кое-какие пометки. Обошел тело и остановился за спиной Глэдис. На голубых джинсах, прямо на ягодицах, растеклось широкое бледное пятно.

Я смотрел на него, наверное, с минуту.

– Вы заметили это? – наконец спросил я детектива Уокер.

Она подошла и взглянула туда, куда я показывал.

– Моча, – коротко заметила она.

– Точно.

– Они всегда…

– Знаю. Но взгляните на пятно. Оно растеклось почти по ширине ягодиц. Я, конечно, не детектив, но если бы она умерла вот в таком положении, то, наверное, потекло бы по ногам, так ведь?

Казалось, Уокер хотела что-то сказать, однако сдержалась. Посмотрела на фотографа.

– Снимите это, – ледяным тоном распорядилась она.

– Уже сделал, – ответил он.

Уокер кивнула и снова принялась писать в блокноте.

– Любите играть в детектива, доктор?

Я обернулся к ней.

– Да нет, я просто…

– Ну так убирайтесь отсюда.

За нашими спинами, у входа в гараж, раздался крик.

– Катитесь отсюда к черту! – вопила женщина.

Все – Уокер, фотограф, Брук и я – беспомощно смотрели то друг на друга, то на фигуру у входа.

– Они убили ее! – не унималась Розалинда, тыча в меня пальцем.

– Что? – удивленно переспросил я.

– Они толкнули ее на это. До вчерашнего дня, когда они так ее расстроили, она была в порядке…

– Мадам?

Уокер шагнула к Розалинде.

– Они убили ее.

– Мадам…

– Если бы они здесь не появились, ничего бы не случилось!

– Мадам, почему бы нам не выйти на улицу?

Уокер положила руку на плечо кричащей Розалинды.

Та вырвалась.

– Не трогайте меня! – завизжала она и разрыдалась.

Детектив повернулась к нам с Брук и строго приказала:

– Оставайтесь здесь.

Потом бережно взяла Розалинду под руку и вывела во двор. Я снова посмотрел на тело.

– Вы закончили? – спросил фотограф, очень внимательно глядя на часы.

– Нет, я еще не закончил.

Просто так мне сдаваться не хотелось, а потому я повернулся к Брук и спросил:

– У тебя есть что-нибудь еще?

– Пока все, – ответила она.

Я отошел от висящего трупа, а тощий фотограф начал снимать снова, причем пятно на джинсах сфотографировал несколько раз крупным планом. Несмотря на то, что он сказал детективу, во время первого сеанса это явно сделано не было.

С улицы доносились голоса Уокер и Розалинды. Лезть прямиком в осиное гнездо не хотелось, а потому я еще немного потолкался в гараже. Наконец голоса стихли, и показалась детектив Уокер.

– Она расстроена, – заключила детектив.

– Я понял.

– Это вы ее расстроили, оба. Она считает, что вы…

– Мы слышали, что она говорила.

Уокер немного помолчала, крепко сжимая блокнот. Потом открыла чистую страницу.

– Что именно произошло вчера?

Причин не отвечать я не видел. А потому и рассказал о вчерашнем разговоре, о явной лжи обеих женщин, о связи Глэдис с покойным Дугласом-Кейси. Сказал и о том отчаянии, которое охватило Глэдис Томас при известии о смерти друга.

От меня не укрылось, что фотограф перестал щелкать.

– Она больна? – поинтересовался он.

– Она мертва, – ответил я. – С вами ничего не случится. Только прежде чем дотрагиваться до нее, надевайте перчатки. Мойте руки с мылом. Если придется переворачивать тело, надевайте маску. Короче, действуйте так, словно у нее СПИД.

– Мы всегда действуем так, словно имеем дело со СПИДом, – не выдержала Уокер.

– Хорошо.

Я заметил, что фотограф с сомнением переводит взгляд с висящего тела на свой аппарат.

– Не волнуйтесь. С вами ничего не случится, – успокоил я его.

Потом снова повернулся к Уокер.

– До какой степени она вчера расстроилась? – уточнила детектив.

– Очень сильно. Пришла в отчаяние.

– Настолько, что могла убить себя?

Вопрос звучал просто, но очень раздражал. Действительно, убить себя. Расстроилась ли Глэдис Томас настолько, чтобы убить себя? До сих пор я еще не сталкивался с самоубийством. То есть, разумеется, мне приходилось видеть последствия и удачных, и неудачных попыток покончить с собой. Я ведь практиковался и в отделении неотложной помощи, и в анатомичках. Но мне еще ни разу в жизни не приходилось разговаривать с человеком накануне рокового выстрела, если можно так сказать. С первого взгляда вроде все кажется достаточно правдоподобным: убитая горем женщина, в отчаянии от потери любимого, накладывает на себя руки. Очень правильно, аккуратно и романтично. Только слишком многое здесь не сходилось.

Мои размышления, очевидно, показались детективу Уокер слишком долгими, потому что она раздраженно переспросила:

– Так как же, доктор? Выглядела ли она настолько расстроенной, чтобы свести счеты с жизнью?

Вместо меня ответила Брук:

– Мы не психиатры. А следовательно, не знаем этого.

– Так, может быть, доктор Маккормик знает.

– Я не психиатр, – повторил я.

Ответ Уокер явно не понравился. Нечего и говорить, что мы вели себя неправильно. Но и меня, и, как я понял, Брук тоже не могло не раздражать, что полиция определенно идет по ошибочному пути. По самому легкому. Умственно отсталая леди кончает жизнь самоубийством. Подумаешь, велика важность. По стандартам полиции большого города дело вовсе не серьезное.

Детектив строго заявила:

– У меня могут появиться к вам вопросы. Поэтому сообщите, пожалуйста, как вас можно найти.

– Я задержусь в этом штате еще всего лишь на день, – ответил я.

– Значит, вашу контактную информацию, пожалуйста.

Я назвал номер сотового и номер телефона Центра контроля. Брук сообщила свой телефон. Уокер отвернулась от нас и снова занялась телом. Очевидно, мы ее больше не интересовали. Но я еще не все выяснил.

– Вы разговаривали с мисс Лопес?

Детектив снова повернулась ко мне.

– А вам какое до этого дело?

– Я уже говорил. Мы расследуем заболевание.

Мне очень не хотелось встревать в серьезный конфликт юрисдикции, а потому я попытался смягчить тон:

– Детектив Уокер, если вы сможете что-нибудь нам сообщить, это будет очень ценно. Нам действительно нужна ваша помощь.

Она немного подумала, потом медленно произнесла:

– Я расспрашивала ее раньше, до вашего прихода. Что именно вас интересует?

– Она говорила что-нибудь о друге этой женщины? О том Кейси, которого упоминал я?

– Нет, она сказала, что мисс Томас расстроилась из-за смерти собаки.

Наступило молчание.

Я вынул из папки черно-белую фотографию.

– Вот это – убитый возлюбленный. Из того, что мы знаем, можно сделать вывод, что на Восточном побережье он называл себя Дугласом Бьюкененом, а здесь, на Западном – Кейси. Фамилия нам неизвестна. И, как я уже говорил, имя Дуглас Бьюкенен на самом деле принадлежало человеку, который умер несколько лет назад.