Незапертая Дверь - Роксолана Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надя? — как-то нерешительно прервал меня крот и потер оставленный на лбу отпечаток помады. — Это не все. Не знал, стоит ли тебе говорить. Помнишь, ты сегодня обмолвилась о том, не весь ли город попал в ловушку? Насчет всего города сказать не могу. Но горизонты расширяются и охватывают все больше людей. Ты, Либра, Лариска. Я знаю и других людей, что живут двумя жизнями.
— Кто? — вцепившись в полосатую рубашку Алика, потребовала я ответа, опасаясь, что под угрозой смерти и переселения души в книжный мир окажется кто-то близкий.
— Женька и Лешка, — с траурным видом выдал Алик, и я рухнула в кресло.
— Как ты узнал? С чего ты взял, что и они — тоже?
Алик выдернул у меня из руки книгу и раскрыл в том месте, где торчала одна из многочисленных ниток-закладок.
— Непутевый скоморох Ив по прозвищу Гений, странствующий по городам, устраивал представления, зарабатывая таким образом на новые путешествия. Но в основном это делалось с целью незаконно поживиться. Они отвлекали внимание и обчищали карманы прохожих, снимали украшения зрителей. И однажды Ив решил отправиться на серьезное дело в королевство Темный Рай, расписав дружкам сказочные перспективы большой наживы. Но там их фокусы не прошли. Ив попался на краже и был арестован. Его вывели на людской суд в центре города и велели покаяться в содеянном. А он вместо этого выдал такое: «навэ а писе дау». Некоторые присутствующие приняли это за оскорбление. Мол, писать он на нас хотел, даунов. Другие заявили, что он тем самым наслал на всех проклятье. И его за это казнили.
— Подожди! С какого бока тут этот скоморох-то?
— О, боже! — закатил глаза Алик, вздохнул и медленно выдохнул. — Неужели ты не поняла, что этот шут и есть Женька? Не зря же его прозвали Ив Гений? То есть, Евгений.
— Почему ты решил, что это непременно он?
— Надя! — откровенно взбунтовался Алик.
— Так, ладно, я вся — внимание. Отмотай в начало.
— Вначале сотворил Бог небо и землю!
— Далековато отмотал.
— Ты меня с ума сведешь! Какая была любимая фраза Женьки, которой он прощался с учительницей английского, действуя ей на нервы в восьмом классе?
— Have a nice day, и что?
— Ты меня добьешь! На, возьми и напиши это, а потом прочти, смешав русский алфавит и английский! Как-как! Очень просто! Эйч, как эн, а эн, как пэ! Уай, как у! И?
— Навэ а писе дау… — проблеяла я, уставившись в строку.
— И я тебе о том же!
— Его казнь там, может повлиять на реальную жизнь?
— Откуда мне знать? Возможно.
— А Лешка? — дернув замерзшим от вентилятора плечом, жалобно пискнула я.
— По книге он приходится кузеном Элпис, — сверившись со своими записями, продолжил Алик. — Может, потому что до недавнего времени он был тебе как братец? Черный рыцарь, сражавшийся в поединке с паладином. Владел обширными землями, богатыми различными лесами. Отсюда жители поселений, находящихся на его территории, прозвали его, между собой, конечно, господином Лешаком.
— А что такое лешак? Разновидность лишая?
— Лешак — то же самое, что и леший. И прозвали его так не столько потому, что он хорошо знал свои владения… А для того, чтобы нас натолкнуть на мысль! Ведь стоит поменять местами всего две последние буквы и получится — Лешка. Кстати, это он отдал приказ казнить скомороха Гения.
— Что будет с этим Черным Рыцарем?
— Помимо того, что он станет любовником Элпис? — с невинным видом уточнил Алик. Ну, Лешка, ну болтун! — Он возьмет в жены огненную колдунью Ло и будет защищать приобретенное семейство. Вскоре над его знатным зятьком — магом Ихором — нависнет смертельная угроза. Виновниками беспокойства станут Ядан и паладин. Лешак вызовет рыцаря на поединок. Заведомо зная, что в честном бою не сможет одолеть противника, смухлюет, смазав клинок меча ядом. Отравленный паладин погибнет. Убитая горем Ядан сумеет добраться до врат, за которыми засел и творил свое зло твой Печкин. Какой исход ожидает всех обитателей, будет зависеть только от тебя.
— Обнадежил. Впору хоть и не умирай вовсе.
— Я сбегаю к себе, принесу нам чего-нибудь перекусить, — заглянув в коробку с огрызками печенья, сказал Алик.
— Захвати чего-нибудь выпить.
— Валерьянки или валидола? — с укором посмотрел на меня нездоровый трезвенник.
— Коньяка. У тебя всегда припрятана бутылка, на случай, если попросят продать.
Алик возвел очи горе, забрал объедки и вышел. Я, воспользовавшись случаем, взяла книгу, распахнула ожившие под пальцами страницы и стала наблюдателем всего происходящего с героями. Как ни странно, того, что было поведано Аликом, находясь Там, я не помнила. Никто не знал как, когда и по чьей вине расстанется с жизнью паладин. Скоморох Ив еще жил полной жизнью, кочуя по селениям, и радовался со своими дружками звенящим в карманах монетам. И маленькие дети, веночком сидящие вокруг сказителя, не догадывались, что в скором времени обернутся лягушатами.
Я не заметила прихода Алика. Очнулась, когда брякнула поставленная на столик бутылка. Отложив книгу и инстинктивно вытерев руки о джинсы, я присоединилась к кроту, разбирающему завалы на маленьком столике. Скинув лишнее, мы поставили пластиковые стаканчики, тарелку с культурно нарезанным сыром, коробку с крекерами и, видимо, припасенные специально для меня, шоколадные трюфели. Алик, явно редко практикуясь, кое-как открыл бутылку и плеснул в стаканчики буквально по глотку коньяка. В честь чего, спрашивается, мы это затеяли?
— Ну, за что пьем? — опустившись напротив, нерешительно спросил крот.
— За долгую жизнь нашей славной компании.
— Оксюморон, — не поддержал мой порыв Алик. — Бухать спиртное, подрывающее здоровье, чтобы жить долго. Все равно, что умереть от обжорства, только бы не загнуться от голода. Придумывают же алкоголики тосты!
— Булыжник в мой огород, святой трезвенник?
Что послужило поводом распечатать бутылку, так и осталось невыясненным. Стукнувшись сминающимися стаканчиками, мы выпили эти скупердяйские два глотка и принялись укладывать пластики сыра на крекеры. Алик убрал бутылку под стол, откуда я ее следом выудила и плеснула своей рукой-владыкой еще по чуть-чуть. Как ни странно, крот не отказался. Знаю, в душе он торжествовал. Столько открытий за один день! Такой прогресс, такие сложные задачки! Ничего не могу возразить. Он сообразителен. Еще как! В особенности, что касается книги.
Блин! Мне иглой впилась в висок не принятая во внимание фраза, которую обронил Женька в нашу последнюю встречу. И почему она сразу не удивила меня? А ведь он, ничего не знавший ни о книге, ни о моем перевоплощении, шепнул тогда на ухо: «Ты погубишь меня, Элпис»! Тогда я пребывала в шкуре этой ведьмы и восприняла это как должное!
— Скажи, тебе что, по приколу наблюдать за нашей подвыпившей компанией? Поэтому ты не пьешь на гулянках?
— О да, это очень занимательно. Столько открывается неизведанных сторон у людей, которых знаешь совсем другими. Есть хоть что после вспомнить.
— Извращенец, — с набитым ртом пробурчала я, собирая с футболки осыпавшие меня крекерные крошки.
— Шучу! — рассмеявшись, решил реабилитироваться крот. — Просто я не пьянею даже от большого количества выпитого. Какой смысл тогда пить? Одно жуткое похмелье и ничего больше.
— Серьезно? Докажи! Давай-давай, не то не поверю, что ты не маньяк, который пользуется нетрезвым состоянием людей для сомнительных целей!
— Надя! — накрыв ладонью свой стаканчик, вознегодовал Алик. — Перестань. Да-да, я тебя уважаю! Но пить не буду.
— Надо, Али, надо! Во спасение своей репутации.
— Это дорогой коньяк. Негоже его тратить таким образом.
— Не отвертишься. Скину пятьдесят баксов за книгу.
— Ну-у… — замялся Алик, все еще отодвигая стакан.
— Сто! Тебе она достанется за девятьсот.
— Ладно, — вздохнув и махнув рукой, решился крот.
А он и впрямь не пьянеет. После трех стаканов меня уже можно было выносить вперед копытами, обламывая рогами дверные откосы. А у крота только глаза стали блестеть и щеки приобрели нормальный живой оттенок. Даже язык не заплетался! Я же добиваю только десятый глоток и чувствую, что съезжаю со стула. И поняла я это, потому что Алик начал казаться мне все симпатичнее. Или он и впрямь менялся? Никогда не встречала мужика, которого бы так красил выпитый коньяк! Только вот выпитый мною или им?
— Хватит, Надя! — взмолился Алик, когда я, расплескав по столу, наполнила его стакан в пятый раз. — Мучитель! Э-э, ты что делаешь? Оставь в покое мои очки. Надя…
— Последний, обещаю, — взгромоздившись на упершегося в спинку стула Алика, заверила я, сунув ему стакан. — Чтобы закрепить свою безупречную репутацию.
— Надеюсь, после этого ты соизволишь слезть с меня? Тяжелая!
Я резко кивнула, едва не огрев лбом Алика по очкам. Ради сохранности я их сняла и бросила на столик. Собравшись с силами, крот разделался с последней порцией.