Золотоглазые - Джон Уиндем

— Это была очень дорогая машина, — произнес Бернард. — Кое-кто будет очень недоволен, потеряв ее.

— Это предупреждение. Но, видимо, им придется потерять несколько машин, пока они поверят в это, — сказал Мальчик.

— Возможно, для вас это что-то новенькое, — сказал Бернард. — Вам не нравится, когда над вами пролетают самолёты.

— Точно так, — согласился Мальчик.

Бернард кивнул.

— Понятно, но почему вы всегда выбираете такие суровые предупреждения? Разве вы не могли бы просто повернуть его назад?

— Мы могли заставить его разбиться, — сказала Девочка.

— И мы должны быть благодарны, что вы этого не сделали… Но было бы не менее эффективным вернуть его назад. Зачем нужны такие сильнодействующие методы?

— Это производит большее впечатление. Нам пришлось бы возвращать слишком много самолетов, прежде чем кто-нибудь поверил, что это делаем мы. Но если они будут терять самолет всякий раз, когда будут его посылать, они заметят и это, — сказал Мальчик.

— Понятно. То же подразумевается в событиях той ночи. Если бы вы просто направили толпу обратно, это было бы недостаточным предупреждением, — предположил Бернард.

— А вы считаете, что и это подействовало бы? — спросил Мальчик.

— Все зависит от того, как это было проделано. Без сомнения, никакой необходимости заставлять их избивать друг друга не было, тем более до смерти. Не слишком ли вы усердствуете, вызывая гнев и ненависть?

— И страх тоже, — заметил Мальчик.

— Значит, вы хотите внушать людям страх, но почему?

— Только чтобы заставить вас не приставать к нам. Раньше или позже, но вы постараетесь уничтожить нас, как бы мы себя ни вели. Наше положение будет более твердым, если мы перехватим инициативу.

Мальчик говорил совершенно спокойно, но слова прямо-таки вонзались Бернарду в мозг. Он ведь слушал речь взрослого человека, видя перед собой шестнадцатилетнего парня и не забывая, что тому всего девять лет.

Бернард был ошеломлен подобными несоответствиями. Он едва смог взять себя в руки. Тут же на память ему пришла сцена с констеблем, он ужаснулся сочетанию детской внешности и взрослой ужасающей значимости произносимых слов.

— Ты Эрвин? — спросил Бернард.

— Нет, — ответил Мальчик. — Иногда я Джозеф. Но теперь я просто один из Нас. Не бойтесь. Мы хотим поговорить с вами.

Бернард сел на лавочку рядом с ними и спокойно начал разговор:

— Желание убить вас — самонадеянно. Естественно, если вы будете вести себя так и дальше, мы будем ненавидеть вас и мстить, вернее, мы будем защищаться. Разве вы ненавидите нас столь сильно? Если нет — легче прийти к согласию.

Он посмотрел на Мальчика со слабой надеждой, что следовало говорить мягче, более по-детски. Мальчик же, начав говорить, окончательно разрушил всякую надежду.

— Вы оставляете все на том же уровне. Дело не в ненависти или симпатии. В этом нет разницы. Дело в том, что дискуссией нашего конфликта не разрешить. Между нами стоит биологическая ненависть: вы не можете не позволить себе убивать нас, потому что, в противном случае, с вами будет покончено. Это политическая необходимость, требующая вмешательства высших сфер. Кое-кто из ваших политических Лидеров, знающих о нас, должно быть, раздумывает, а не последовать ли решению, принятому русскими.

— Так вы об этом тоже знаете?

— Да, конечно. Пока Дети в Гежинске оставались живы, нам не надо было заботиться о себе, но когда они умерли — баланс был нарушен. Русские понимали, что мы представляем потенциальную опасность, что биологическая и политическая необходимость совпадают, и они уничтожили нас. Эскимосы сделали то же, но из примитивного инстинкта. Хотя результаты одинаковые. Для вас данный выход более гуманен. Вы верите в идею, что государство служит индивидууму, а значит ваша совесть будет встревожена тем, что мы тоже имеем такие же права. Первый момент страха и испуга прошел. Мы испугались, когда услышали о действиях русских против Детей. Вы могли бы быстро организовать инцидент и здесь, но вы решили, что мы спрятаны. И все будет устроено без хлопот. А теперь люди в госпитале, в Трейне, уже рассказали о нас. Шанс использовать какой-либо несчастный случай прошел. Что же вы собираетесь делать для нашей ликвидации?

— Думаю, наша цивилизованная страна известна своей способностью находить компромиссы. История учит нас быть более терпимыми к меньшинству…

Теперь ответила Девочка:

— Дело не в цивилизованности, — сказала она, — если мы будем существовать, мы будем доминирующим элементом. Разве вы согласитесь быть подавленными? И еще политический вопрос: может ли государство позволить, чтобы в нем развивалась могущественная группа, меньшинство, которое нет сил держать под контролем? Ясно?.. И что же вы сделаете? Мы в безопасности, пока вы говорите об этом. Наиболее примитивные из вас, ваши массы, захотят уничтожить нас. Ваши религиозные деятели будут лицемерно беспокоиться об этической стороне. А потом ваших нерешительных правых, стоящих у власти и неохотно идущих к тому, чтобы применять против нас жесткие меры, сместят, воспользовавшись шансом, ваши политики из левых. Они будут защищать наши права как забытого меньшинства. Их лидеры будут гореть священным негодованием. Они будут требовать права на правосудие, сочувствие и сердечность. Потом кому-то из них придет в голову, что это действительно серьезная проблема, и если они хотят победить, то не лучше ли сменить политику сердечности на холодную войну, и свистопляска доброжелателей сойдет на нет.

— Кажется, вы не слишком высокого мнения о наших политиках, — вставил Бернард.

— Как безопасно существующий преобладающий вид вы можете позволить себе потерять чувство реальности и забавлять себя абстракциями. Пока продолжается эта возня, многим придет в голову, что проблема взаимоотношений с более совершенным видом, чем они сами, не станет проще в будущем. Тогда наступит время практических действий. Но мы показали прошлой ночью, что случится с солдатами, если они будут посланы против нас. Если вы пошлете самолеты, они разобьются. Затем вы додумаетесь до артиллерии или до управляемых ракет, как русские, а на электронику мы действовать не можем. Но если так случится, вы не сможете убить только нас, вам придется убить всех в деревне. Эту ситуацию надо обдумать: какое правительство сможет удержаться после убийства невинных масс? У вас не будет не только партии, которая позволит это… Лидеров могут просто линчевать.

Она остановилась, а Мальчик продолжал:

— Детали могут меняться, но что-то в таком духе будет непременно. Ни вы, ни мы не имеем иных целей, кроме желания выжить. Все мы игрушки жизненной силы. Она сделала вас сильнее в коллективе, но умственно недоразвитыми. Она сделала нас умственно сильными, но слабыми физически и противопоставила вам, наблюдая, что случится. Жестокий спор. Жестокость так же стара, как и мир. Есть некоторый прогресс по этой части: юмор и сочувствие — наиболее важные из человеческих побуждений. Но они не слишком твердо установились в ходе вашей эволюции.