Морфология сознания. Том 2 - Сергей Вячеславович Савельев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот процесс простодушно воспринимается человечеством как технический прогресс при высокой социальной стабильности. Среди инструментов такого рода особое положение занимают разнообразные способы упрощения работы мозга. Цели снижения индивидуальной творческой, аналитической или сравнительной активности головного мозга окружающих людей близки и понятны любой паразитической особи. Под паразитизмом следует понимать все формы получения пищи, реализации размножения и личной доминантности за счёт других особей. Наиболее эффективным и открытым способом паразитизма является система государственного, религиозного или семейного управления. Чем больше подчинённых особей будет вовлечено в содержание паразитирующей группы, тем менее заметно будет присвоение плодов чужого мышления и практической работы.
Вполне естественно, что бесконечная индивидуальная изменчивость мозга, умение сравнивать события, запоминать причины и последствия явлений крайне вредят социальному паразитизму. Для профилактики конфликтов и предотвращения утраты наследуемых социальных преимуществ вырабатываются приёмы снижения неконтролируемой активности нервной системы. На ранних этапах эволюции человечества в качестве основного инструмента выступали умело используемые обещания и паразитизм на способности мозга моделировать несуществующее будущее. В среде гоминид постепенно сложилось несколько инструментов снижения индивидуальной активности мозга в пользу адаптивного конформизма. Наиболее древним методом следует считать создание системы социальных наркотиков, построенных на особенностях организации мозга человека. Их суть состоит в том, что наши собственные фантазии, заблуждения, иллюзии самооценки и прочие обезьяньи достоинства используются для социального самоуничтожения. Задача очевидна и состоит в выработке способов дезактивации конкурентов и получении биологических преференций.
Этот процесс довольно прост. Необходимо использовать способности мозга всех представителей нашего вида к бурным и однотипным фантазиям. Для этого в рамках любой социальной системы необходимо предложить простые и ясные, но очень далёкие перспективы их реализации. Этот примитивный приём позволяет их никогда не выполнять и даже не заботиться об ответственности. В самой простой ситуации годятся культовые обещания сытой праздности и чувственного изобилия рая или построения коммунизма. Для оголтелых атеистов и материалистов отлично подходит обещание мешка с золотом для приобретения аналогичных удовольствий в реальном мире. Такие примитивные социальные наркотики обычно легко заглатываются обладателями ленивого и похотливого мозга, не обременённого историческими знаниями и опытом сравнения событий. В обмен на лингвистический наркотрафик обычно предлагается немного поработать в области искусственного отбора при помощи автомата Калашникова. Эти социальные наркотики прекрасно действуют и в менее экстремальных ситуациях. Для жадного гоми-нидного мозга недалёкая перспектива перестать работать и раствориться в биологических удовольствиях столь соблазнительна, что социальные наркотики действуют круглосуточно.
В любой системе гоминидных отношений достаточно методичных и уверенных обещаний, чтобы перераспределить ценности в свою пользу. Эта ситуация уникальна в мире млекопитающих. Незатейливые колебания воздуха, называемые словами, мгновенно превращаются в физические эквиваленты драгоценных биологических преимуществ. При этом происходит эксплуатация возможностей мозга моделировать рассказанное соблазнителем будущее. Оно рисуется как райское состояние избытка пищи и доминантности при отсутствии личных затрат. Иначе говоря, действующий социальный паразит извлекает ресурсы из особей, искренне желающих стать такими же паразитами. Этот архаичный приём прекрасно работает в банковском ростовщичестве, финансовых пирамидах, религиозных, государственных и партийных системах.
Следовательно, под социальными наркотиками надо понимать такие иллюзии или неписаные правила, которые навсегда или на некоторое время формируют у гоминид однозначные формы поведения. Например, считается, что молодая семья для заведения детей должна иметь жильё и достаточные средства к существованию. Это правильно и разумно с позиции социальной системы, которая уверенно наркотизирует будущих родителей и детерминирует их поведение на долгие годы. На самом деле влюблённые могут отлично справиться с поставленной задачей голышом в ближайшей копне сена. К сожалению, столь примитивных социальных наркотиков для эволюции гоминид оказалось недостаточно. Всё последнее столетие происходит активный поиск химической регуляции интенсивности искусственного отбора, который смог бы снизить частоту встречаемости третичного сознания.
Ещё одной ловушкой для случайных обладателей третичного сознания является представление о свободе. Гениальную бессмысленность этого понятия трудно переоценить. Главный лингвистический приём использования таких терминов всегда сводится к тщательному избеганию ответов на три вопроса: кто, от чего и зачем хочет свободы? Расплывчатостью обещаний достигается желаемая персонализация целеполагания. Каждый думает о своём и надеется на личный успех, но все бодро идут в одну, заранее указанную, сторону. Затем, опять думая о своём, — в противоположную. Экономия на работе мозга всегда будет гарантирована, а третичное сознание перестаёт беспокоить.
Свобода — это фантомное желание делать то, что хочется, и не делать того, чего не хочется. В этой простейшей формуле намного важнее первая часть, с которой и стоит начать, а завершить более сложной — второй. Любым существам на этой планете, а особенно проницательным приматам, не хочется делать ничего. Исключение составляют поедание вкусной пищи, физическая нагрузка размножения и развлечения изощрённой доминантности. Кто может, тот так и живёт, а остальные стремятся к завидному идеалу. При этом содержание любой части этого триединства совершенно неважно. Желанная пища может состоять из бычков, разогретых в консервной банке, или из печени битого налима с трюфелями и шампанским. Тяга к любви может проявляться как в закупке конкурсных красавиц и кинозвёздочек, так и в несложных утехах с привокзальными труженицами. Доминантность может принимать прекрасные формы концертного экстаза музыкального виртуоза, духовного отшельничества и тихого казнокрадства, правда, в особо крупных размерах. Все эти изысканные крайности отражают простые представления о личной свободе.
Несвобода построена на социальных инстинктах вне-геномного наследования и отражена в концепции двойственности сознания человека (Савельев, 2018а, 2019). По сути дела, корни этого понятия находятся в биологической природе гоминид. Эволюционными источниками «потребности в свободе» является всё тот же набор инстинктивных форм поведения, базирующийся на еде, размножении и доминантности. Инстинктивно-гормональный контроль за поведением стимулирует увеличение полиморфизма потомков, захват новых источников пищи и повышение доминантности. Вполне понятно, что любому молодому и неопытному гоминиду, в рамках сложившихся отношений, крайне сложно быстро добиться значимого социально-биологического успеха.
По этой причине он или она ищет новое поле применения своих сил, выходя из традиционных конкурентных отношений с другими особями. Классическим примером может быть фабула драмы «Ромео и Джульетта». В ней пубертатно-гормональное стремление подростков к размножению подогревает уникальность романтических отношений между конфликтующими семьями. Драматизм усилен как половыми страстями, так и экзотической возможностью проявить нестандартную доминантность. Демонстрация страстей второго типа сознания стала инстинктивной базой для сочинения этой драмы. В данном случае корни мечты о свободе лежат в запретах реализации самых незатейливых инстинктов, ценность которых не вызывает сомнений. Однако свобода сексуальной самореализации почти не распространяется на
