Перед бурей - Иван Майский

может быть, потому, что дело здесь приходилось иметь с

книгами. Теперь в моей комнате в дополнение ко всему

прочему прибавились еще переплетные станки, картон,

клей, кожа, цветная бумага, тисненый коленкор, — и от

чаяние матери от распространяемой мной грязи дошло до

высшей точки. Постепенно я достиг в переплетном деле

довольно высокого совершенства и стал даже подносить

в подарок моим друзьям (например Пичужке) книги в пе

реплетах собственного изделия.

В последующей жизни мне не раз, хотя и с большими

интервалами, приходилось возвращаться к переплетному

искусству. Последний случай такого рода был зимой

1919/20 года, в Монголии, во время зимовки моей экспе-

114

диции по экономическому обследованию Монголии в Хан¬

гельцыке, на заимке А. В. Бурдукова. Я нашел там набор

переплетных инструментов, и воспоминания детства сразу

ожили во мне. В свободное время я сам переплетал,

а сверх того, обучал переплетному искусству еще не

скольких молодых людей, проживавших в то время на

заимке.

Чем объяснялось это мое увлечение ремесленным тру

дом? Мне кажется, что в основе его лежал полудетский,

плохо осознанный протест против окружающей обстанов

ки, протест против того традиционного, твердо установив

шегося порядка, согласно которому сын врача непременно

должен пройти гимназию, окончить университет и стать

чиновником или интеллигентом. Мои родители не только не

препятствовали, но даже до известной степени поощряли

мою тягу к физическому труду: здесь сказывались их ста

рые народнические симпатии и навыки мысли.

Скоро, однако, простое ремесло перестало меня удов

летворять, и я перешел к электротехнике. Отец выписал

мне из Москвы «Практический электрик» — толстую кни

гу с массой рисунков и чертежей, и я стал на все лады

пробовать и экспериментировать. Опыты мои были весьма

разнообразны, поскольку это позволяли скромные омские

возможности. Конечно, я широко эксплоатировал отца и

нередко таскал нужные мне материалы и вещества из его

госпитальной лаборатории, но многого все-таки просто

нельзя было найти в таком захолустье, каким в то время

была «столица Западносибирского генерал-губернатор

ства». Мои письма этого периода к Пичужке пересыпаны

настоятельными просьбами «купить у Ферейна» (крупный

аптекарский магазин в Москве) и прислать мне то тот, то

другой химический или электротехнический препарат, без

которого я оказывался не в состоянии вести дальше свою

работу. Помню, что труднее всего мне было с каменным

углем: в Омске его совершенно не было (здесь доминиро

вало древесное топливо), а по почте из Москвы угля то

же нельзя было получить. Из-за отсутствия угля я дол

жен был отказаться от производства целого ряда опытов.

Впрочем, несмотря на все эти препятствия, в течение не

скольких месяцев я сделал большие успехи в области

электротехники: провел по дому электрические звонки

(что в то время в Омске было большой редкостью), уста

новил в своей комнате крохотную электрическую лампоч-

115

ку, питавшуюся от сделанного мной аккумулятора, и

даже занялся гальванопластикой. Когда однажды, на гла

зах нашей кухарки, я превратил медный пятак в блестя

щую никелированную монету, бедная чалдонка была совер

шенно потрясена и с большой тревогой стала спрашивать:

— А в тюрьму не заберут?.. Сказывают, за фальшивые

монеты по головке-то не гладят.

Однако на «ремесле» я слишком долго не задержался.

От столярничества и слесарничества, через электротехни

ку, я проделал быструю эволюцию к науке вообще и к

а с т р о н о м и и в особенности. Именно астрономия яви

лась наиболее сильным и глубоким увлечением этой по

лосы моей жизни. Я уже (рассказывал, как еще в Петер

бурге я заинтересовался книгой Клейна «Астрономиче

ские вечера», но только теперь, в Омске, этот интерес

постепенно превратился у меня в настоящую страсть.

Я собрал у себя сравнительно большую астрономическую

библиотеку, в которой можно было найти лучшие рус

ские и переводные работы популярного характера, вроде

«Мироздания» Мейера, «Астрономии» Ньюкомба, произ

ведений К. Фламмариона и др., и, погружаясь в нее, уно

сился в бесконечные пространства вселенной. Мне очень

нравилось стихотворение Шиллера «Беспредельность»:

Н а д бездной из мрака возникших миров

Несется челнок мой на крыльях ветров.

Проплывши пучину

Свой якорь закину,

Где жизни дыханье спит,

Где грань мирозданья стоит.

Я видел, звезда за звездою встает

Свершать вековечный, размеренный ход...

Вот к цели, играя,

Несутся... Блуждая,

Окрест обращается взор

И видит беззвездный простор...

И вихря, и света быстрей мой полет...

Отважнее! В область хаоса!.. Вперед!..

Но тучей туманной

По тверди пространной,

Ладье дерзновенной вослед,

Клубятся системы планет.

И, вижу, пловец мне навстречу спешит.

«О странник, куда ты, откуда?» — кричит.

116

— Проплывши пучину,

Свой якорь закину,

Где жизни дыханье спит,

Где грань мирозданья стоит.

«Вотще! Беспредельны пути пред тобой!»

— Межи не оставил и я за собой.

Напрасны усилья!

Орлиные крылья,

Пытливая мысль, опускай

И якорь смиренно бросай!..

Я выучил это стихотворение наизусть и даже до сих

пор его помню. Оно так хорошо передавало мои тогдаш

ние настроения. Правда, конец стихотворения как-то

разочаровывал: опускать крылья и бросать якорь моей

мысли совсем не хотелось. Но безграничность вселенной

была запечатлена в такой мощной, такой потрясающей

форме!

Впрочем, дело не ограничивалось одними лишь раз

мышлениями о величии мироздания. Я не только читал

книги по астрономии, — я решил сам стать астрономом.

С этой целью я заставил себя полюбить математику, хо

тя с детства никогда не питал к ней дружеских чувств,

и стал ею специально заниматься. Я выписал себе «Путе

водитель по небу» и каждый вечер тщательно изучал

небесный свод по приложенным к нему картам. Я вычис