Источник счастья. Книга вторая - Полина Дашкова

«Ветер, шторм – это, конечно, тоже происки злодеев имхотепов», – усмехнулся про себя Зубов, и опять рука его машинально потянулась за телефоном.

– Можно долететь на самолете. Есть небольшой аэродром на острове, в Вестерленде, – сказала девушка в кассе. – Хотите, посмотрю расписание?

– Да. Спасибо. Вдруг повезет?

Не повезло. Ближайший рейс был только утром. Зубова шатало от усталости. Он не забронировал заранее номер в гостинице, поскольку не рассчитывал, что ночевать придется в Гамбурге. Замотав шею шарфом, натянув на голову вязаную шапочку, Иван Анатольевич поплелся через заснеженную привокзальную площадь в ближайший отель. Ветер сбивал с ног, колючий снег царапал лицо. Колесики чемодана вязли в липкой слякоти. Вдобавок еще разболелось горло.

В ближайших трех отелях свободных номеров не оказалось. Портье холодно улыбались, сожалели, объясняли, что надо было бронировать заранее. Зубов осип, еле ворочал языком. За сутки щеки его покрылись клочковатой седой щетиной. Красные опухшие глаза, черная шапочка, натянутая на уши, запах перегара – все это не внушало доверия.

Только в начале одиннадцатого вечера Иван Анатольевич нашел наконец свободный номер. Это была крошечная, как купе, комната. Стены в черно-желтую полоску, на полу черное ковровое покрытие, потолок выкрашен черной краской. Плюшевое покрывало на кровати и кресло у маленького столика желтые, в черных леопардовых пятнах. Желтые жалюзи и черные шторы закрывали окно, выходившее на стройку. Черно-желтой была даже плитка в санузле. Такой дизайн мог сочинить только сумасшедший. И цена оказалась сумасшедшей, триста пятьдесят евро за сутки.

Зубова знобило. Даже под горячим душем он не мог согреться. Он позвонил ночному портье, попросил градусник и травяной чай в номер. Улегся, забился под одеяло, включил телевизор и сразу попал на вечерние новости гамбургского канала.

– Синоптики опять не обещают нам ничего хорошего. Завтра порывистый ветер, осадки, температура ноль – минус два. На море шторм, не менее четырех баллов.

Ведущая с доброй улыбкой пожелала спокойной ночи. Иван Анатольевич задремал под долгий рекламный блок.

В дверь постучали. Горничная принесла чай, извинилась, что нет градусника. Он поблагодарил, дал ей несколько монет.

По телевизору стали показывать сводку происшествий. Арест двух турок, торговцев наркотиками. Автомобильная авария на трассе. Полицейская облава в районе красных фонарей. Убийство нелегальной шестнадцатилетней эмигрантки из Таиланда. Задержание квартирного грабителя на месте преступления.

Зубов хотел переключиться на другой канал, но вдруг услышал:

– На острове Зюльт, в городе Зюльт-Ост, случился сильный пожар. Сегодня, около девяти часов утра, загорелось здание филиала фармацевтической фирмы «Генцлер». Здание полностью сгорело. По предварительным данным, один человек погиб. Из-за плохих погодных условий наша съемочная группа не сумела сегодня добраться до острова. Мы связались по телефону с командиром пожарной бригады Зюльт-Оста.

Иван Анатольевич пролил чай на одеяло, вскочил, увидел на экране фотографию пожилого мужчины в пожарной каске. За кадром звучал голос.

– Возгорание могло произойти от короткого замыкания. Здание выстроено совсем недавно, из ломапротилановых блоков. Это новый строительный материал, экологически чистый, легкий и прочный, с отличной теплоизоляцией. Единственный недостаток – он мгновенно воспламеняется. К тому же это была лаборатория, внутри находились химические реактивы. Поскольку пожар сразу охватил все здание, источник возгорания найти трудно. Погиб один человек.

– Что известно об этом человеке? – спросил ведущий.

– Тело сильно пострадало в огне, опознать его и установить личность без специальной экспертизы невозможно. Могу только сказать, что это женщина.

– Сотрудница лаборатории?

– Повторяю, личность погибшей устанавливается. На это уйдет время.

– Возможен умышленный поджог?

– Нет, маловероятно.

– Ну, что ж. Благодарю вас. Будем ждать новостей.

Москва, 1918

«Может быть, правда позвонить товарищу Петерсу? – думал Михаил Владимирович, пока шофер Пети вез его домой. – Сказать, что один из его подчиненных сумасшедший. Один? Ох, если бы! Кажется, они все там не в своем уме. Идея мировой революции такой же бред, как вечная молодость, но только значительно более опасный бред. Вечной молодости хотят для себя лично, потихоньку, втайне от других, а революцию навязывают миллионам людей, не спрашивая их согласия. Да, безусловно, все они там, в Кремле и на Большой Лубянке, страдают психическими недугами. Нормальный человек вряд ли выживет в их среде. А мой Федя?»

Михаил Владимирович вспомнил, какое было лицо у Кудиярова, когда он произнес: «Агапкин вам не поможет, учтите. Он высоко взлетел, слишком уж высоко, Федька ваш, однако вы на него не надейтесь».

В последнюю их встречу Федор сказал, что живет в Кремле, числится в охране самого Ленина, выполняет при вожде функции няньки с медицинским образованием.

– Они тебя там не слопают? – спросил Михаил Владимирович.

– Не знаю. Все возможно, – ответил Федор, – если бы я мог отказаться, меня бы там не было.

Профессор не стал его спрашивать, почему так получилось. Довольно того, что устроил за столом Андрюша, а потом, между прочим, с удовольствием слопал оба Фединых пирожка, под умильные вздохи няни.

На свете слишком мало осталось людей, которым Михаил Владимирович доверял безоговорочно. Одним из них был Федор. И если случилась с ним такая беда, если попал он в змеиное гнездо, значит, правда не мог отказаться.

Автомобиль остановился возле дома на Второй Тверской. Шофер за все это время не произнес ни слова, и Михаилу Владимировичу стало совсем уж не по себе, когда он вспомнил, что адреса своего не называл. Более того, он слышал, как Петя небрежно бросил:

– Отвезешь его домой и сразу назад.

Стало быть, даже шоферу известен домашний адрес.

Разговор в гостиничном номере закончился в самых дружеских тонах. Револьвер убрали. Михаил Владимирович согласился на сделку. Он признался, что ему действительно не терпится продолжить свои опыты и о таком добровольце, как товарищ Кудияров, он даже не мечтал. Далее профессор еще раз предупредил смелого чекиста, что не может ни за что ручаться, поскольку действие препарата слишком мало изучено. Однако даже при самом благоприятном варианте развития событий после введения раствора с цистами может подняться температура.

– Знаю, – сказал чекист, – лихорадка длится неделю, потом волосы лезут, кожа шелушится, ногти сходят, но все вырастает заново. У жиденка даже зубы новые прорезались.

– Откуда вам это известно? – осторожно поинтересовался Михаил Владимирович.

– Я видел его в лазарете. Я тогда еще там служил. А потом видел в Ялте. Его ваша младшая сестрица, графиня Наталья Владимировна Руттер, усыновила, верно? Не волнуйтесь, никто, кроме нас с Петькой, не знает. Теперь уж точно никто.

– Почему – теперь? А раньше?

– Был один человечек, мой секретный агент. Наблюдал за жиденком неотступно, сообщал мне о каждом его шаге.

– Усатый такой, в лаковых штиблетах, – вспомнил Михаил Владимирович, – кажется, он поселился в доме напротив, на чердаке, и представлялся живописцем. Куда же он делся?

– Оказался вором и предателем, пришлось шлепнуть. А, кстати, вы, профессор, самому себе тоже препарат ввели.

Это был не вопрос, а утверждение, за которым последовало несколько весьма странных комплиментов, будто на свои пятьдесят пять лет профессор никак не выглядит. Лицо у него молодое, осанка, фигура. А голова седая так, для маскировки. К тому же бывает, что и в тридцать лет седеют.

Возражать не имело смысла. Разговор затянулся бы еще на час, а спать хотелось смертельно.

Поднявшись в квартиру, он долго гляделся в зеркало в прихожей и не без удовольствия отметил, что, даже такой усталый и сонный, выглядит правда довольно молодо для своих лет. Впрочем, только человек, помешанный на идее омоложения, может приписать это действию волшебного зелья. На самом деле тут нет ничего особенного. Наследственность плюс несколько старинных, банальных правил, известных любому гимназисту начальных классов. Мало есть, много работать, много ходить пешком. Ну и еще, конечно, в меру сил соблюдать простые христианские заповеди.

Он отправился в ванную, умылся. В квартире было тихо. Таня отсыпалась после суточного дежурства. Няня ушла гулять с Мишей, Андрюша отправился на занятия. К счастью, этим летом он не болтался без дела. Неподалеку, на Миусах, старый художник давал уроки живописи всем желающим за крупу, сахар и керосин.

Михаил Владимирович раздумал звонить Петерсу. Эта идея была хороша только в качестве угрозы товарищу Кудиярову и Петьке.

У профессора созрел вполне определенный план, который не требовал вмешательства высших сил в лице заместителя председателя ЧК. Предчувствие подсказывало ему, что довольно скоро эти высшие силы сами вмешаются в бурную жизнь Пети и Гриши, двух пламенных борцов за счастье мирового пролетариата. Судя по их нервозности, по обрывкам разговоров, дела у них плохи. Не исключено, что они готовятся к новой нелегальной эмиграции, именно потому так спешит омолодиться отчаянный чекист Кудияров. Мало ли как потом все сложится? Ему кажется, что у него есть небольшой запас времени, чтобы полежать в лазарете и провести процедуру. Петя с ним не согласен, но пусть они сами разбираются в своих проблемах.