Пироскаф «Дед Мазай» - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прощай, Том. Прощай, Юга… Я всегда буду ваш друг… — Так и сказал: не «был», а «буду». Потом велел: — Сбрасывайте лодку.
Потому что рубка погружалась все быстрее, в двери и окна хлынули потоки. Том и Юга навалились на тугое резиновое тело. Широкая лодка с метровой высоты упала на воду. Ребята перебросили себя в её овальное нутро. Сразу схватились за весла — помнили совет «Деда».
Когда отплыли на два десятка метров, крыша рубки была уже вровень с водой. Погасли все лампочки. Потом над рубкой сомкнулась вода. Тонкая мачта с повисшим вымпелом, с динамиком, перекладиной и антеннами плавно пошла в глубину. Том встал. Резиновое дно прогибалось, но стоять было можно. Юга тоже встал — рядом. Даже Изольда у их ног села столбиком. Том вспомнил про бескозырку. Поднёс к околышу ладонь. Юга прижал ко лбу два пальца. Так стояли они, пока не исчезла под водой верхушка мачты с плоским деревянным клотиком. Вымпел на секунду вытянулся по воде и тоже исчез…
Какое-то время было тихо. Затем в глубине будто взорвался большой воздушный шар. Встал высокий всплеск, упал, на его месте закружилась воронка. От неё побежали волны, закачали лодку.
Том сел.
— Погребли… — сказал он.
Юга тоже сел. В руке у него был мобильник.
— Зачем грести, Том? Я вызвал с пристани дежурный катер…
Читатель, наверно, обратил внимание, что автор на последних страницах все чаще стал называть своего героя не «Сушкин», а «Том». Потому что он, герой этот, сам в последнее время почти не думал о себе, как о Сушкине. Том, вот и все.
Том, с колечком в ухе…
Казалось бы, сейчас, когда поссорился с капитаном, когда не стало пироскафа, для имени «Том» осталось мало причин. Но во дворец, к капитану, Сушкин возвращался уже только как Том. Побитый, исцарапанный, полный сумрачной решимости мальчик в мятой бескозырке.
Он опередил вопросы Юги:
— К Поликарпу я пойду один. Присмотри за Изольдой.
— Давай, — наследник безбоязненно взял крысу на руки.
Том подошёл к дверям капитанской комнаты. Светилась щель. Том надавил резную дверь плечом. Встал на пороге.
— Вот… — угрюмо сказал он. — Я пришёл…
— Хорошо. Я ждал…
Капитан сидел у окна, погасшая трубка лежала на подоконнике. Лампа горела слабо, силуэт капитана темнел на туманно-лунном окне.
Том смотрел на силуэт и молчал.
— Ну, ты решил? — спросил капитан. — Подпишешь бумагу?
— Какую?
— Не ясно, разве? О том, что увольняешь меня с пироскафа…
— Нет пироскафа… — сказал Том в пол.
Капитан со стулом подъехал к столу, ближе к лампе. Помолчал. Попросил:
— Объясни. Как это «нет»?
— Мы с Югой вывели его в залив и открыли кингстоны…
Видимо, капитан поверил сразу. Сгорбился. Подпёр дряблые щеки кулаками. Уткнул в Тома близко сидящие глазки. Спросил:
— Как это вы справились?
— А вот так… — У Тома закружилась голова, и он сел по-турецки у порога. Тоже подпёр щеки.
— Том, зачем? — сказал капитан. — Чтобы отомстить? Кому? Киношникам? Мне? Себе?
Том упёрся ладонями в пол. Вскинул голову:
— Да нисколько не хотел я мстить! Он сам попросил! Сказал, что доживает последние дни! И не хочет гнить! Сказал: «Я твой пироскаф, помоги мне»! И я помог… Ты капитан, а про его мысли не знал! А мне он сказал! И это правда!..
Капитан ладонями провёл по лысине. Взял трубку и отложил.
— Я догадывался. Но я думал, что старик протянет ещё немного.
— Он не захотел…
— Видимо, он прав. Наверно, так и надо…
Том толчком встал на ноги.
— Не вздумай! Вы что, сговорились бросать меня, да?! Сперва он, сейчас ты!
— Господи, Том! Да я-то тебе зачем? — выдохнул дядя Поль. — Капитан без парохода…
— Ты все равно мой капитан! Я тебя никуда не увольняю, вот!.. — Том почувствовал, что разревётся (который раз за сегодня? Что за жизнь!).
— Ну, а что мы будем делать вместе? Как существовать?
— Хоть как!.. Парусную лодку построим! Или катер! Поплывём снова! Будем рыбу ловить! Или концерты давать на берегах! Будем жить в этих краях… Здесь же хорошие люди! Все! Даже адмирал Дудка!
Он встал перед капитаном Полем — весь в ржавчине, царапинах, чешуйках старой краски. Вцепился в подол водолазки (колечко стало горячим). Растопырил колючие локти.
Капитан Поддувало закашлялся и выговорил:
— Вот отправить бы тебя к Дудке, на воспитание. Чтобы всыпал по всей форме…
— Дядя Поль, не надо к Дудке! Всыпли сам!
— Да? И ты объявишь меня приёмным папашей!
— Ага!
— Проходимец…
Том потоптался и объяснил:
— У меня же никого больше нет. Кроме тебя и Донби… Куда я без вас?
Он сказал необдуманные слова: «Никого больше нет». Получилось, что нет ни Юги, ни Кати.
Конечно, Том имел в виду, что нет взрослых, сильных, таких, у кого дети находят защиту и утешение — или у отца с мамой, или у других родных, или у тех, кто взял ребёнка под своё крыло. В общем, тех, про кого можно сказать «семья». Но слова были сказаны неосторожно, их энергия (до сих пор не изученная физиками) скользнула в пространство, крылышком задела Югу и Катю. Казалось бы, чуть-чуть. У Юги разок тревожно толкнулся пульс. У Кати на полминуты заболело, как от царапинки, сердце. Ну и ладно. Будем надеяться, что страшного не случилось…
Дядюшка Поль посадил Тома на колено, прижал плечом к пропахшему капитанским табаком свитеру.
— Том… расскажи, как он ушёл…
— Ладно… Только я снова пущу слезу.
— Наверно, я тоже… Давай позовём Донби. Чтобы тебе не пришлось рассказывать ещё раз.
— Давай… А он где?
— Где-где… Наверняка парит наследника…
— Югу?!
— Тьфу! Яйцо греет…
— Ох… я не понял…
— Все боюсь: если не выведется птенец, вот будет трагедия…
— Я думаю, выведется…
Пятая часть
Срубить дерево
Красное сердце
Можно было ожидать, что после всех событий Том будет спать допоздна. А он проснулся рано. Лежал, смотрел в потолок с лепными загогулинами и вспоминал все, что случилось. На воспоминания как бы накладывалась картинка: речная глубина с пробившимися солнечными бликами и лежащий на песчаном дне старый пароход. Сквозь окна рубки и кают проплывают длинные, с алюминиевым отливом, рыбы. На позолоченной короне трубы дрожит зеленоватый блик. Иногда сквозь щели палуб выскакивают и спешат наверх пузырьки…
Конечно, было грустно. Однако в этой грусти не ощущалось безнадёжной горечи и страха. Теперь, по крайней мере, Том знал, что он не один. И знал, как станет жить дальше.
Хотя и непонятного оставалось много…
Вошёл капитан. Сел на край кровати.
— Хорошо, что не спишь. Есть важный разговор.
— Опять…
— А что делать? Их впереди ещё немало… И прежде всего такой. Том, наверно, есть смысл все же не портить отношения с киношниками…
— Они обманщики…
— Ну, Том… Наверно, не больше обманщики, чем я… А ты ведь меня не бросил…
— Сравнил!
— Том, они обманывали не со зла, а по недомыслию. Думали прежде всего про кино, а не про мальчика Тома Сушкина. Фильм, кстати, жаль. Он почти закончен, осталось снять последние сцены, а тут мальчик даёт им крепкого пинка…
— По заднице, — мстительно уточнил Том.
— Именно. Они потирают указанное место и остаются ни с чем… И мы заодно.
— Мы-то почему?
— Сообрази. Если фильм не закончат, никаких сумм от студии мы больше не получим. А сейчас у нас ни гроша. Если ты собираешься строить яхту или катер, это потребует ого каких денег. А у нас и на житье-то не осталось. Мы не можем быть вечными гостями его высочества, хотя он добрейший человек…
— Уйдём в пираты, — мрачно казал Том.
— Том, я серьёзно. Тебе учиться надо, лето не бесконечное…
— В Воробьёвск не поеду!
— Тем более. А здесь у тебя даже школьных штанов нет…
Том помолчал, посопел, тронул колечко.
— Дядя Поль, а фильм-то о чем?
— Да детская фантастика. Вернее, сказка. Мол, есть мальчик, недовольный множеством всякого зла на планете. И вот узнаёт он, что на дальнем островке стоит гигантское чёрное дерево, которое впитывает в себя это гипертрофированное зло…
— Какое?
— Ну, сгущённое, собранное отовсюду. Увеличенное во много раз. Впитывает, хранит в себе, а потом выпускает обратно в атмосферу. Как выпускает в воздух яд дерево Анчар в стихах Пушкина… Не читал?
— Не- а… Не помню… А зачем выпускает-то?
— Чтобы зло на земле не переводилось. Многим это выгодно.
— Например, конторе ИИ…
— И не только…
— А мальчик-то при чем?
— А он должен это дерево срубить…
— А не отравится? Я вспомнил стихи про Анчар, нам читали!
— Сказка же. В сказках добро всегда побеждает зло…