Серебряный лебедь (ЛП) - Джонс Амо

— Чушь.

Она выдыхает.

— Я не знаю. Прошлой ночью мы спали вместе. — Она нервно смотрит на Татум.

Татум останавливает то, что она делает, глядя на меня и Тилли.

— Что? О, пожалуйста. Как будто мне не все равно. Я была серьезна, когда сказала, что использовала его так же, как он использовал меня. Желаю тебе всего самого сексуального в мире, обещаю.

— Хорошо, — говорит Тилли с облегчением. — Но он... я не знаю. Сбивает с толку.

— Да ну, это же Нейт. Он мудак, — усмехается Татум.

— Нет, дело не в этом, — бормочет Тилли. — То есть, он, конечно, мудак и все такое, но для меня — не совсем.

— Хм, — я смотрю вдаль. — Интересно.

Тилли смеется, завязывая свои пастельно-розовые волосы в высокий хвост.

— Это ерунда.

Я наклоняюсь, достаю бутылку Grey Goose (прим. Grey Goose (Серый гусь) - Бренд французской водки премиум класса), а затем бросаю красные стаканчики в центр.

— Это было не совсем то, что я имела в виду, когда говорила, что мы все должны пойти в поход. — Закатываю глаза. — Это не тот поход, которым я обычно занимаюсь.

— Мы это знаем, — ухмыляется Татум. — Тебе следовало взять с собой оружие!

На моем лице появляется выражение ужаса.

— Что? Ни за что. Это не... нет. Это идет вразрез со всем, чему учил меня отец в детстве.

— Ну, может быть, мы могли бы как-нибудь пойти все вместе. Я никогда не стреляла из пистолета. — Тилли смотрит вдаль.

— Это хорошая идея! — указываю я, расширив глаза на Татум.

— Что? — Татум притворяется невинной. — Просто говорю... Может быть, ты могла бы застрелить Бишопа, и люди подумали бы, что это был несчастный случай. — Мы все начинаем смеяться. Схватившись за живот, я вытираю слезы со щек.

— Знаешь, — говорю я, наливая водку и открывая апельсиновый сок. — Когда я начала учиться в Риверсайд, то понятия не имела, чего ожидать. Все мои другие школы? Это было сложно.

— Как же так? Ты, наверное, самая крутая цыпочка, которую я когда-либо встречала, — говорит Тилли, а затем смотрит на Татум. — Без обид.

Татум сжимает свое сердце в притворной боли, а затем хихикает.

— Потому что я просто... не вписывалась. Девушки просто ненавидели меня. — Я качаю головой. — В любом случае, единственная школа, в которую я вроде как вписалась — но почему-то все еще не вписывалась, — была в Миннесоте. И это только потому, что я встречалась с защитником, — смеюсь. — Он был популярен, и все ненавидели, что я была девушкой, которую он выбрал, но они не говорили об этом, — делаю глоток своего напитка. — По крайней мере, пока мы не расстались.

— Ну, если тебя это утешит, — бормочет Татум, опрокидывая свой бокал, — никто не любил меня так сильно, как вы двое. Но… Мне они тоже никогда не нравились, так что все сложилось хорошо.

Я улыбаюсь, поднимая свой бокал.

— За нас! — Мы чокаемся, а затем глотаем наши напитки.

Татум ложится.

— Разве мы не ведем себя необщительно, не выпивая со всеми остальными?

Я опираюсь на локти.

— Возможно, но нам никто из них не нравился до того, как мы приехали сюда, так что какая разница?

— Тук-тук!

— Не входите. Мы голые! — Татум театрально смеется.

Молния расстегивается, и Картер с ухмылкой заходит внутрь.

— О, я разочарован. — Он опускается рядом со мной. — Почему вы, девочки, прячетесь здесь?

Я хихикаю, наклоняюсь и наливаю еще водки и апельсинового сока в свой стакан.

— Потому что мы можем.

— О, я вижу, — Картер ухмыляется. — Мое пиво недостаточно хорошо для тебя?

Я смотрю на него, замечая, что там, где у Бишопа темно-зеленые глаза с дымкой, у Картера яркие и живые. Там, где у Бишопа нижняя губа слегка надута, у Картера она в лучшем случае средняя. Если у Бишопа кожа мягкая, загорелая и блестит на солнце, то у Картера она бледная, но на щеках есть легкий румянец, который, несомненно, восхитителен. У Картера также есть одна ямочка на подбородке, которую я тоже считаю очаровательной. Снова смотрю ему в глаза и вижу, что он смотрит на меня с самодовольной ухмылкой.

— Нравится то, что ты видишь?

Краем глаза я вижу, как Татум поворачивает к нам голову. Я делаю глоток.

— М-м-м... — Пожимаю плечами. Он игриво толкает меня локтем, и мы оба смеемся. Я знаю, что Картер был с кем-то еще прошлой ночью, как и я, но мне все равно. У меня нет никаких эмоциональных привязанностей к Картеру. Я не испытываю к нему ненависти. Ничего не испытываю к нему. Просто иногда на него приятно смотреть.

— Итак. — Татум перекатывается на живот, пока я беру еще один стакан и наполняю его. — Я слышала, ты вчера переспал с Дженни Прескотт? — Она шевелит бровями для большего эффекта. — Слышала, что она может проделать этот маленький трюк со своей...

— Прекрати, — смеется Картер, чуть не подавившись своим напитком. — Но да, она делает трюк.

— О, мерзость, — бормочу я, глядя на Тилли.

— Ревнуешь? — Картер улыбается мне. О, боже.

— Определенно нет.

Его улыбка слегка меркнет.

— Я могу поддержать ее ответ, потому что она была с…

Я ударяю Татум ногой.

— О? — Картер кривится. — С кем?

— Ни с кем. С собой, — я улыбаюсь ему.

— А, понятно. Никаких поцелуев и рассказов?

Я сжимаю губы и выбрасываю ключ.

— Никогда.

Он откидывается на локте, делая глоток своего напитка. У нас с Бишопом никогда не было разговора, насколько мы открыты в том, чтобы спать с другими людьми, хотя я совсем не такая. И хотя я заставила его сказать это прямо перед сексом, но не думаю, что это имеет значение. Картер смотрит на меня.

— Кто бы это ни был, будь осторожна, да?

Я смотрю на него сверху вниз, прекрасно осознавая, как близко он ко мне находится. Киваю.

— Конечно.

Он грустно улыбается, затем делает еще один глоток, как раз в тот момент, когда вход в палатку отодвигается, и внутрь входят Бишоп, Нейт и Хантер. Бишоп смотрит на Картера, его челюсти слегка сжаты, и внезапно я чувствую себя виноватой. Почему, черт возьми, я чувствую себя виноватой? Между нами не было никаких обещаний. Но даже в этом случае могу сказать без тени сомнения, что мне не нравится быть рядом с любым другим парнем, кроме Бишопа. То, что Картер так близко ко мне, кажется неправильным, но то, как Бишоп посасывает мою плоть, это ощущается так правильно. Бишоп прищуривает глаза, рассматривая нас с Картером. У него мгновенно возникает неверное представление. Сюрприз, сюрприз. Однако вместо того, чтобы закатить истерику, Бишоп садится рядом с Татум, когда она наливает им всем выпивку.

— Значит, вечеринка в нашей палатке? — Она смотрит на Бишопа, Нейта и Хантера. Бишоп не сводит с меня глаз, поэтому я смотрю на Татум, протягивая ей свою чашку. — Еще? — Она поднимает брови. — Если бы я не знала тебя лучше, Монтгомери, то сказала бы, что ты хочешь напиться.

Я пожимаю плечами.

— Ну, раз уж у меня не было ничего прошлой ночью... — Я смотрю на Бишопа с фальшивой улыбкой. — Да, я хочу еще.

Нейт садится по другую сторону от меня, его рука обнимает меня за талию. Я закрываю глаза, успокаивая дыхание.

— Сестренка, — шепчет он мне на ухо, его волосы щекочут мочку моего уха. — Мне очень жаль.

Я открываю глаза и смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— За что?

— За все, но самое главное — за то, что еще впереди. — Его глаза отчаянно ищут мои. Каждый острый угол его челюсти и прямой нос выводят меня из себя.

— Мне надоели эти загадки, — шепчу я.

Он улыбается, а затем наклоняется ко мне, проводя губами по моей щеке.

— Я знаю. — Затем он притягивает меня ближе к себе и заметно отдаляет от Картера. Я беру у Татум стакан и подношу его к губам.

— Музыка! — говорит Тилли, неловко глядя между мной и Нейтом. Я смотрю на Бишопа, который прислонился к Татум, а она смотрит на меня с немым вопросом. Господи. Что мы за хреновая группа?

Я качаю головой в сторону Тилли, надеясь, что она знает, что мы с Нейтом не такие. Тилли достает свою док-станцию и нажимает кнопку Play на песне Escape the Fate «One For The Money». Я ухмыляюсь ей. Мне нравится ее музыкальный вкус; он так отличается от одержимости хип-хопом Татум и Нейта. Не то, чтобы я не любила хип-хоп, просто у меня эксцентричный музыкальный вкус, и мне нравится слушать разные жанры сразу, а не одно и то же снова и снова.