Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

В общем, отказать дону Алехандро было трудно, да и странного он хотел мало, так что урокам фехтования Ксандер подчинился. Уроки эти были даже не так уж несносны: фламандцу от природы достались крепкие ноги и ловкие руки, и спорт ему приносил удовольствие. Белла, которая тоже невесть каким образом добилась права держать шпагу – для строгой в традициях семьи Альба это было почти неслыханно, – сначала фыркала, а потом оценила возможность тренироваться с вассалом на пару, и ускользнуть от занятий стало и вовсе невозможно…

Мигель толкнул его так резко, что успел заодно и наступить на ногу, причем каблуком, со всей силы, и, если бы это был кто угодно другой, Ксандер бы взвыл. Но это был ибериец, и Ксандер скорее бы язык себе откусил, чем выдал себя чем-то, кроме сдавленного ругательства, из тех, которых когда-то они с братом изрядно поднабрались у рыбаков и моряков в небольшом их порту, и, заслышав которые, кормилица Лотта каждый раз заставляла их вымыть рот с мылом.

Впрочем, может быть, ругательство вышло и не таким уж сдавленным, во всяком случае, Мигель его расслышал.

– А ну повтори! – заявил он на весь зал. – Причем на человеческом языке!

– Господа, господа!

– Ребята, да что вы…

– Ксандер!

Ксандер улыбнулся прямо в смуглое лицо и повторил. Сначала как было, по-фламандски, а потом услужливо перевел. Мигель побагровел, хотя не он один, и заслуженно: во фразе «сын больной дурной болезнью испанской свиньи» указания на точного адресата не содержалось, поэтому принять это на свой счет могли при желании все определенного пола и национальности.

Они и приняли.

Сначала в ход пошли шпаги, но тут их бросились разнимать, кто-то кому-то въехал локтем в ухо, а еще кто-то кому-то попал ногой… ну вовсе неудачно, и холодное оружие оказалось быстро забыто в пользу обыкновенной драки.

– А ну прекратить!

Голос Му Гуин врезался в шум их свары как горячий нож в масло. Словами их учительница не ограничилась: она бесстрашно вступила в кучу-малу и растащила Ксандера, его иберийских противников, а также всех остальных присоединившихся, как сцепившихся псов.

– И подумать только, этим людям я дала в руки оружие, – отрезала она. – Так, кто тут зачинщики? Ван Страатен, Геваро-Торрес, вон с урока!

– Но профессор, – начал немного отдышавшийся Хуан.

Му Гуин не удостоила его и взглядом.

– Будете бегать вокруг главного корпуса. Все оставшееся время. Вон!

После звеневшего сталью и гудевшего от защитных заклятий фехтовального зала и даже шелестящего осенними листьями парка очередной кабинет был почти оглушающе тихим. Шагнувший за порог первопроходцем Франц едва не наступил на чучело крокодила, лежавшее на пути, качнулся назад, и в дверях образовалась небольшая куча-мала, пока самые решительные выясняли, кому идти первым, а самые любопытные заглядывали им за плечо.

Наконец разобрались и стали заходить – аккуратно, чтобы не наступить на чучело и не снести что-нибудь. Последнее оказалось нелегкой задачей: длинные полки вдоль стены и огромный, царивший над кабинетом стол уставляли разнообразные сосуды: бутылки, колбы, пробирки и трубочки самых разных цветов, наполненности и запыленности. Окна были распахнуты настежь – многие из учеников ежились, – но в кабинете все равно витал еле уловимый и таинственный запах. Адриано, принюхавшийся к нему особенно страстно, споткнулся-таки о чучело – и шарахнулся в сторону, когда зеленая страхолюдина вдруг разинула пасть и рванулась к нему.

– Спокойно, Рудольф.

Неожиданно оказавшийся живым крокодил послушно захлопнулся и с деловитой важностью прошествовал прочь, не обращая внимания на ноги, которые торопливо убирались с его пути. А тот, кто им столь непринужденно распоряжался, оторвался от книги и выпрямился. Роста он был небольшого, высотой лба был обязан лысине, да и остатки волос были седыми и уже тонкими; на лице выделялись разве что длинный острый нос и ямочка на круглом подбородке.

– Здравствуйте, дамы и господа. Не толпитесь там, выбирайте, где вам удобнее.

Латынь его была хорошей, уверенной и чистой, но вот легчайший акцент показался Ксандеру даже не просто знакомым, а прямо-таки родным.

– Мое имя Ян Баптист ван Гельмонт, – немедленно же развеял все сомнения мягкий, чуть журчащий голос учителя. – Да, – он кивнул в сторону тут же застывших иберийцев, – именно так. Я нидерландец.

Последнее слово он произнес вовсе не на латыни, и это Nederlander упало в тишину, как камень в омут. Все молчали: иберийцы – так, будто он сказал непристойность, фламандцы – так, будто услышали глас с небес, а остальные – выжидательно, то ли не веря ушам, то ли любопытствуя, что будет дальше.

Профессор их не разочаровал.

– Поэтому, – все так же мягко продолжил он, – в моем классе извольте обойтись без глупостей, предупреждаю вас заранее. Я буду оценивать вас по тому, сколько интеллекта и готовности учиться помещается в ваших головах, а не по тому, откуда вы родом. И в стенах этого кабинета иной иерархии я не потерплю.

И он подмигнул Катлине, пожиравшей его блестящими глазами.

– Сеньор, – сухо заявила Белла, – такой страны, как Нидерланды, не существует.

Губы профессора тронула тень улыбки.

– Видите ли, мевроу, – глаза Беллы распахнулись до размера блюдец при этом обращении, – когда я родился, Вильгельм Молчаливый и король Филипп еще уточняли этот вопрос, поэтому я сохраняю за собой право оставаться при своем мнении. Может быть, кому-то из вас удастся убедить меня в обратном, используя доводы разума. Пока же вам и вашим соотечественникам я предоставлю замечательную возможность доказать свое превосходство заслугами не давно умерших предков, а собственными. Согласитесь, это вдвойне ценно!

Ксандер мгновение опасался, что сеньора вспыхнет, но Белла только поджала губы в нитку и села на ранее выбранное место рядом с Одилью, с которого вскочила, когда профессор ван Гельмонт представился. Остальные иберийцы тоже сели: молодые люди – угрюмо посверкивая глазами, а вот Алехандра – поглядывая на новоявленное чудо с кокетливым интересом. Ксандеру стало тепло и весело, и он чуть прикусил губу – еще не хватало рассмеяться.

– Кстати, – вдруг сказал профессор, – вы вот свели знакомство с моим Рудольфом… Есть ли у вас идеи, в честь кого он назван?

Ксандер враз посерьезнел.

– Рудольф Богемский? – предположил он в воцарившееся молчание.

Ван Гельмонт одарил его удовлетворенным кивком.

– Неплохо, вполне логичное предположение. Ваше имя? Вы учтите, господа и дамы, – сообщил он тут же классу, – поначалу я буду просить вас представиться.

– Ксандер ван Страатен.

– Вот оно как, – профессор чуть пожевал губами,