Лицо ее закройте - Филлис Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Салли умерла. А вам не сообщили? Она умерла, ее похоронили. Считают, что кто-то из нас убил ее.
Она задрожала как лист, Кэтрин подскочила к ней, опередив Стивена, схватила, не дав упасть, и усадила в кресло. Картина было, нарушена. Внезапно всех будто прорвало. Стивен и Далглиш подошли к Ритчи. Кто-то из них тихо проговорил: «Пройдемте лучше в кабинет», – и они втроем быстро удалились. Дебора откинулась на спинку кресла, закрыв глаза. Миссис Макси наблюдала, как она страдает, со слабым чувством раздражения и вялым любопытством – что же за всем этим кроется? Ей выпали куда более тяжкие страдания.
– Мне надо идти к мужу, – сказала она Кэтрин. – Может, поможете мне? Скоро придет мистер Хинкс, я не рассчитываю особо на помощь Марты. Гость выбил ее из колеи.
Кэтрин могла бы ответить, что не одну Марту он выбил из колеи, но лишь что-то мрачно пробурчала в знак согласия и тотчас вышла. Конечно, она действительно очень помогла и от души заботилась о больном, но миссис Макси прекрасно понимала, что ее гостья добровольно взяла на себя роль бодрой помощницы, способной справиться со всеми трудностями. Для последнего происшествия и одной-то участницы много[25], но в Кэтрин кипели жизненные силы, и чем слабее становилась Дебора, тем сильнее становилась Кэтрин.
Миссис Макси обернулась с порога к Феликсу Херну:
– После того как Стивен побеседует с Ритчи, думаю, ему следует подняться к отцу. Он без сознания, но Стивену надо быть там. Деборе тоже надо бы подняться, когда она придет в себя. Скажите ей, будьте так любезны. – И, отвечая на его немой вопрос, добавила: – Далглишу не надо сообщать. Он может не менять свои планы на сегодняшний вечер. К восьми вечера все будет кончено.
Дебора выпрямилась в кресле, шифоновый шарфик на шее ослаб.
– Что с твоей шеей, Дебора? – без особого интереса спросила миссис Макси.
– Опять на лошади дурила, – ответил Феликс. – Вот и наказана по заслугам.
Не удостоив больше дочь взглядом, Элеонора Макси вышла, оставив их вдвоем.
5
Полчаса спустя Саймон Макси умер. Кончилось его многолетнее полуживое прозябание. Чувства его и разум угасли еще три года тому назад. Последний вздох лишь механически отсек его от мира, который когда-то он знал и любил. Теперь не в его силах было встретить смерть мужественно и достойно, но он умер тихо, без шума и суеты. Подле него были его жена и дети, священник прочитал должные молитвы, словно они могли быть услышаны и в них мог принять участие этот оцепеневший человек на постели. Марту не позвали. Потом ей скажут, что обошлись без нее. Просто они понимали, что не смогут выдержать ее душераздирающие рыдания. Этот смертный одр лишь последняя точка в медленном процессе умирания. Родные стояли вокруг кровати с побелевшими лицами и пытались скорбеть, предаваясь воспоминаниям и горю, но мысли их были заняты другой смертью; и думали они о восьми часах вечера.
Потом они собрались в гостиной, за исключением миссис Макси, которую то ли совершенно не интересовало появление мужа Салли, то ли она решила вдруг отстраниться от этого убийства и всего, что связано с ним. Она только распорядилась не сообщать Далглишу о смерти мужа, а потом пошла проводить мистера Хинкса.
Стивен разлил собравшимся напитки и сказал:
– Все очень просто. Конечно, я успел узнать пока самые главные подробности. Спешил к отцу. Когда я ушел, Далглиш остался с Ритчи, и, думаю, он-то выудил все, что хотел. Да, они были женаты. Познакомились, когда Салли работала в Лондоне, а за месяц до того, как он поехал в Венесуэлу на какую-то стройку, тайно обвенчались.
– Но почему она ничего не сказала нам? – спросила Кэтрин. – Почему держала все в тайне?
– Очевидно, если бы у него на фирме узнали о его браке, он не получил бы этой работы. Им нужен был холостяк. Зарплата была хорошей, они смогли бы потом построить себе дом. Салли непременно хотела, чтобы они поженились до его отъезда. Ритчи думает, это оттого, что ей хотелось досадить тетке и дяде. Ей никогда не было у них хорошо. Решено было, что она останется с ними жить и будет продолжать работать. Она собиралась скопить к его возвращению пятьдесят фунтов. Потом, когда она поняла, что ждет ребенка, она все равно решила выполнить условия их договора. Бог ее знает почему, но это не удивило Ритчи. Он сказал, что это очень похоже на Салли.
– Жаль, что он не знал до своего отъезда, беременна она или нет, – сказал сухо Феликс.
– Может, и знал, – парировал Стивен. – А может, спросил, а она солгала. Я не интересовался интимной стороной их жизни. Мне-то какое до этого дело? Я говорил с человеком, который, вернувшись на родину, узнал, что его жену убили в этом доме и остался ребенок, о существовании которого он даже не подозревал. Не хотел бы я снова пережить те минуты. Вряд ли уместно упрекать его в том, что он не был достаточно предусмотрителен. И нам следовало быть более предусмотрительными.
Он залпом выпил виски. Рука, державшая рюмку, дрожала. Не дожидаясь, пока кто-нибудь заговорит, он продолжал:
– Далглиш вел себя с ним удивительно деликатно. Я мог бы проникнуться к нему добрыми чувствами после этой беседы, если бы он не явился к нам в дом в такой роли. Он забрал Ритчи с собой. Они поехали в приют святой Марии посмотреть ребенка, а потом рассчитывают снять для Ритчи номер в гостинице «Охотники за луной». – Он замолчал и снова налил себе виски. Потом продолжал: – Конечно, это многое объясняет. Салли сказала священнику в четверг, что у Джимми скоро будет отец.
– Но ведь она помолвилась с тобой! – воскликнула Кэтрин. – Она приняла твое предложение!
– Собственно, она не сказала, что выйдет за меня замуж. Салли обожала тайны, из-за этой тайны я оказался в дураках. Не думаю, чтобы она сообщила кому-нибудь о нашей с ней помолвке. Это мы сами все так решили. Она любила Ритчи и продолжала его любить. Знала, что он скоро вернется. Как жалобно он заверял меня, что они горячо любили друг друга! Он плакал и пытался всучить мне ее письма. Я не хотел читать их. Только Небесам известно, до чего я себе и без того противен! Господи, это было ужасно! Стоило мне взять одно, как пришлось прочитать все. Он вытаскивал их из сумки и совал мне в руки, а слезы градом текли по щекам. Они были трогательными, сентиментальными, наивными. Но полными жизни, их питали подлинные чувства!
«Неудивительно, что ты разнюнился, – подумал Феликс. – Ты-то сам никогда не испытывал подлинных чувств».
Кэтрин Бауэрз сказала рассудительно:
– Не стоит тебе себя клеймить. Ничего подобного не случилось бы, если бы Салли сказала, что она замужем. Притворяться в таких вещах – беду на себя накликать. Он, верно, посылал ей письма через посредника.
– Да, через Дерека Пуллена. Он их запечатывал во второй конверт, на котором значился адрес Пуллена. А тот отдавал их Салли во время встреч, о которых они заранее уславливались. Она никогда не говорила ему, что они от мужа. Не знаю, какую уж там легенду она сочинила, но наверно красивую. Пуллен дал клятву хранить все в тайне и, насколько мне известно, не нарушил ее. Салли везло на простачков.
– Ей нравилось разыгрывать людей, – сказал Феликс. – Но иногда они оказываются опасными игрушками. Очевидно, один из одураченных ею простаков решил, что игра зашла слишком далеко. Не ты ли это часом, Макси?
Феликс сказал это вызывающе-оскорбительным тоном, и Стивен шагнул к нему. Но прежде чем он успел ответить, у парадных дверей зазвонил колокольчик, а каминные часы пробили восемь.
Глава 9
1
Решили собраться в кабинете. Кто-то расставил стулья полукругом подле массивного стола, кто-то налил воды в графин и поставил справа от Далглиша. Далглиш сидел за столом, позади него – Мартин, и наблюдал, как входят в кабинет подозреваемые. Элеонора Макси выглядела самой собранной. Выбрала стул, на который падал свет, и села, отрешенная и спокойная, глядя на луг и деревья вдали. Казалось, тяжелые испытания позади. Стивен Макси вошел размашистой походкой, бросил на Далглиша взгляд, полный презрения и вызова, и сел подле матери. Феликс Херн и Дебора вошли вместе, но, не взглянув друг на друга, сели порознь. Далглиш понял, что их отношения несколько изменились после неудачно разыгранного прошлой ночью спектакля. Странно, что Херн позволил втянуть себя в такой явный обман. Поглядывая на темный синяк на шее девушки, лишь наполовину скрытый вязаным шарфиком, еще больше он удивлялся тому, с какой силой Херну пришлось душить Дебору. Самой последней появилась Кэтрин Бауэрз. Она вспыхнула под взглядами сидевших и поспешила к свободному стулу, словно взволнованный абитуриент, опоздавший на лекцию. Когда Далглиш открывал свою папку, он услышал медленные удары колокола. В его первый приезд в Мартингейл тоже звонили колокола. Звонили и когда он вел допросы, то была музыка убийства. Теперь это, похоже, был поминальный звон, и Далглиш, ни о чем не догадываясь, подумал: кто бы это мог умереть в деревне, по ком звонят колокола, по Салли они так не звонили.