Великая судьба - Сономын Удвал

Оставив часть войск в пограничном районе, Максаржав с небольшим отрядом продолжал преследовать банду. Однажды они наткнулись на группу русских солдат, которые, укрывшись в лесу, начали стрельбу. Отряд в замешательстве остановился. Максаржав, внимательно вглядываясь в лесные заросли, уже подернутые желтизной осени, думал: «Интересно, много ли их?» Потом спохватился: «Так мы же на русской территории!» К отряду подошли русские пограничники.

— Явна[Пошли (искаж. монг.).], — сказал один из них, взяв повод копя, на котором сидел Хатан-Батор.

— Куда? — громко спросил всадник.

— Командир пошли, — пояснил русский.

— Господин министр, он хочет отвести вас к своему жанжину, — сказал кто-то из спутников Максаржава.

— А где находится их жанжин?

— Вон в том доме.

Максаржав стегнул коня плетью и поскакал в указанном направлении. Из дома, заслышав стук копыт, выскочили несколько человек с винтовками наизготовку.

Максаржав спрыгнул с копя у дверей дома и, приблизившись к группе русских, поздоровался и представился. Того и Дорж неотступно следовали за ним, остальные ехали в отдалении.

— Проходите в дом, — пригласили Максаржава.

Проходя через сени, Максаржав разглядел в углу лыжи, железный умывальник, метлу и большую корзину, полную грибов.

— Э, да они тут грибы заготовляют! — сказал Максаржав, обернувшись к своим спутникам. По его тону те поняли, что жанжин спокоен, а значит, и у них нет оснований опасаться.

Группа русских и монголов вошла в комнату, где в углу висели изображения русских богов. Привели переводчика, старичка бурята. Появилась и полная русоволосая женщина, поздоровалась и принялась хлопотать вокруг стола: постелила скатерть, разлила чай, поставила тарелки с угощением. Заметив развешенное на стене оружие, Максаржав сказал:

— Вы, наверное, знаете наш монгольский обычай — если на нашу землю без приглашения приходят чужеземцы, мы прогоняем их восвояси. И мы будем уничтожать бандитов, откуда бы они ни пришли.

— Мы слышали, что вы храбрый и отважный человек! Знаете, именно через наш пост провезли китайского амбаня.

— При чем тут моя храбрость! Изгнание амбаня — заслуга моих цириков.

— По вашим способностям вам бы ханом быть!

— Скажете тоже! Не только ханом, но даже и хошунным правителем я не хотел бы стать, единственно, к чему я стремлюсь, — это не допустить, чтоб враги топтали нашу землю.

— Но ведь сейчас вы сами вторглись на чужую территорию! Что вы на это скажете?

— Мы прибыли к вам, чтобы обсудить некоторые вопросы.

— А имеете ли вы представление о том, как ведутся дипломатические переговоры? Есть ли у вас соответствующие полномочия?

— Ваши люди совершают бандитские набеги на нашу землю без всяких полномочий.

— Мы к бандитам никакого отношения не имеем. С давних времен мы желаем только одного — мирных, добрососедских отношений с вашей страной.

— Бандиты не раз грабили наши кочевья, они угнали табуны в тысячи голов из казахских, урянхайских и дюрбетских кочевий. Мы хотим, чтоб нам вернули этих коней. Ведь сотни семей разорены! Причиненный ущерб должен быть возмещен. От рук бандитов погибли наши люди, и мы требуем строгого наказания преступников. Хотим своими глазами увидеть, своими ушами услышать, что возмездие настигло злодеев.

— Мы не можем немедленно дать вам ответ по этому делу и потому просим немного задержаться и погостить у нас. Вам будет предоставлено особое помещение.

Гостей провели в домик, очень похожий на тот, в котором они только что были. Для цириков же поставили палатки русского военного образца. Дом и палатки круглосуточно охраняли вооруженные солдаты. Русские командиры угощали Максаржава водкой, кормили очень хорошо и ежедневно сообщали, что ответ от высшего начальства еще не получен и угнанные копи не обнаружены. Однажды Того, помявшись, сказал Максаржаву:

— Не слишком ли часто вас здесь угощают вином?

— Слишком часто, говоришь?

— Я думаю, пора нам возвращаться домой.

— Вот получим какой-то определенный ответ, тогда и вернемся, дорогой Бого.

— А мне кажется, нас совсем и не собираются отпускать.

— Как это не собираются отпускать?

— Вы заметили, например, что кормить нас стали хуже?

— Не беда, с голоду не помрем. Я думаю, у них хватит припасов.

— А может, нам отправить гонца к своим? — предложил Дорж.

— Пожалуй, ты прав. Устрой-ка это дело.

Когда Дорж вышел, Максаржав налил себе водки из бутылки, которая всегда стояла у него на столе.

— Вы все-таки поменьше бы пили, жанжин, — начал опять Того.

— А что мне еще остается? Дела у меня здесь никакого пет, с тоски поневоле пить начнешь.

— Осень наступила, прохладно становится. Сегодня вот иней выпал. Несколько цириков простудились.

— Я уже думал об этом...

— Да, тут есть над чем призадуматься.

— Ты лучше думай о своей Гунчинхорло, а я отдохну. Пока не вернут копей, я отсюда не тронусь.

«Эк его гордыня заедает, — подумал Того. — Сам не желает возвращаться без коней и других не отпускает».

Максаржав снова налил себе водки, а Того стал мыть пол и между делом снова упрекнул командующего:

— Нет, вы все же много пьете. Разве так можно! Уже двадцать суток мы здесь, а вы каждый день к бутылке прикладываетесь. Совсем забыли о своем долге, лежите себе с утра до ночи на кровати во хмелю. Куда же девался ваш разум? Вот и опять пьете...

— Это я со скуки, Бого. Но ты не сердись, я брошу. Вот сейчас же и брошу. Ох-хо-хо! Спел бы ты мне, что ли?

— Вот еще! Нет, я от вас не отстану. Беззаботным каким-то вы стали, вот что!

— Знаешь, Бого, забот у меня как раз хватает, они-то мне покоя и не дают.

— Это правда? Ну ладно, сегодня, уж так и быть, пейте ее, проклятую. Но если еще хоть раз напьетесь... — Того замолк, уселся на пол и закурил. Когда верпулся Дорж, Максаржав и Того сидели и разговаривали как ни в чем не бывало.

— Старик бурят говорит, что ни табун, ни бандитов еще не нашли, — доложил Дорж. — Русские запросили начальство, как быть с нами.

— Ну и ладно, — рассеянно откликнулся Максаржав.

Когда же вечером два солдата принесли им ужин, Максаржав встал и твердо заявил:

— Мы отказываемся есть. Водку тоже унесите. Почему нас так долго здесь задерживают? Позовите командира.

Он переоделся в свое лучшее платье. Пришел начальник с переводчиком.

— Вам не нравится еда? — спросил начальник. — В таком случае извините. Что же касается ваших коней, то они отъелись неплохо.

— Разве мы приехали к вам спасаться от голода и коней привели с собой из-за бескормицы? Мы возвращаемся. Если вы решили поссориться с нами, давайте ссориться, если же нет, отпустите нас добром. По должности я заместитель министра центрального правительства — неважно, большой страны или малой, — я назначен командующим и управляющим Западного края. Если вы намерены вести со мной переговоры, то пусть и с вашей стороны будет человек подобного же ранга, с вами я вести переговоры не буду, досыта уже здесь нагостился. Мы должны немедленно возвратиться. Если вы нас не отпустите, нам придется помериться силой.

— Мы не будем применять к вам силу. Наш царь и ваш хан до сих пор жили в дружбе и согласии. И мы хотим того же.

— За провиант мы вам платить не будем. Плату требуйте с бандитов. Очень приятно было погостить у вас. Если доведется побывать в гостях у вас еще раз, охрану приставлять не обязательно. И к нам в гости милости просим.

Цирики оседлали коней, и вскоре отряд уже скакал в сторону границы.

Начальник пограничной заставы задумчиво смотрел им вслед.

— Ну что ж, пусть едут. А командир у них стоящий, серьезный человек.

— Ваше благородие, наши их немного пощипали.

— Как это?

— Да тут безобразие допустили.

— Это нехорошо...

Через несколько дней Максаржав вновь появился в русском погранотряде и, подъехав в фельдфебелю, которого встретил первым, наклонился с коня, схватил его за пояс и приподнял.

— Это ваши люди отобрали у моих цириков оружие и коней? Если сейчас же все не вернете, кишки выпущу.

Сбежались солдаты, зашумели:

— Сейчас, сейчас!

И действительно, тотчас же были вынесены несколько винтовок, а вскоре привели и коней. Максаржав с силой швырнул фельдфебеля на землю и, приказав приехавшим с ним цирикам забрать винтовки и коней, снова увел отряд через границу.

Максаржав возвращался в родные края. Манлай-Батор Дамдинсурэн, соскучившийся по родному хошуну и своей семье, уехал к себе сразу же вскоре после взятия Кобдо. А Того, сопровождавшего Максаржава, одолевала тоска. «Никто меня не ждет дома. О Гунчинхорло лучше и не думать. Да только разве могу я о ней не думать! Где она, что с ней? Увидеть бы ее живой хоть когда-нибудь...»