Великая судьба - Сономын Удвал

— Это старуха Цэвэга, что ли?

— Нет, нет!

— Нет, говоришь? А ведь ее тоже зовут Шузандай.

— Да ну тебя к черту! Мало ли кого как зовут!

Поняв, что заврался, Янда встал, подошел к костру и прикурил от уголька. Поднимаясь, он как бы ненароком оперся о колено Гунчинхорло. Та в смущении отпрянула, и Янда, потеряв опору, упал на четвереньки.

— О, черт побери! — пробормотал он с досадой и ушел в палатку.

А старик, сидевший у костра, продолжал прежний разговор:

— Для меня моя старуха и теперь дорога, как в молодости. Когда уезжаю, всегда так скучаю! Не хватает мне ее.

— Идите чай пить, дядюшки! — позвала Гунчинхорло.

Все трое, каждый со своей пиалой, уселись у входа в палатку и с наслаждением принялись пить горячий чай.

— Янда! — снова начал один из караванщиков. — Ты вроде помоложе нас, сходил бы в аил, что виднеется вон там, принес бы немного молока. А то что же мы пьем пустой чай, незабеленный!

— Ну, по возрасту-то вы меня моложе. А вот что касается ходьбы, тут я действительно попроворнее любого из вас.

— Ну чего ты все хорохоришься, клюка колченогая! Распустил язык! Ну-ка, подойди ко мне, посмотрю я, кто ты есть — мужик или баба...

— Но-по! Не кипятись, а не то я живо с тобой разделаюсь. У меня ведь знаешь как: «На пиру три куплета спою, на игрище троих поборю!» — Янда встал во весь рост и расправил плечи.

— Ну вас, совсем из ума выжили! — воскликнул третий. — Вы этак палатку, пожалуй, завалите! — И, держа в руке пиалу, он поспешил отойти подальше от спорщиков.

А Янда принял борцовскую стойку, неожиданно сделал выпад и, схватив противника за ногу, повалил его. При этом штаны у него сползли, на пояснице обнажилась полоска изрезанной шрамами кожи.

— Ну-ка, подайте воды! — крикнул Янда.

— Эй, что ты делаешь? У меня же сердце лопнет, что скажешь тогда моей старухе? Пусти! Экий ты медведь, черт старый! А тело-то отчего у тебя в рубцах?

— Это меня так собаки да нойон разукрасили.

Старик подал руку упавшему, помог подняться. А Янда продолжал свой рассказ:

— Повздорил я как-то с нойоном, ну, меня и отделали. Еле домой приполз, а там меня свои же собаки еще искусали, и старуха добавила дома когтями своими...

— Ну ладно, давайте укладываться. Завтра утром рано в путь.

Они похлебали мучной затирухи, заправленной кусочками вяленого мяса, и улеглись. А Гунчинхорло тем временем собрала и вымыла посуду. Потом постелила на улице возле палатки кусок войлока и тоже легла.

— Слышь, дочка! Иди-ка ты в палатку да ложись здесь, — раздался шепот Янды.

Девушка притворилась, будто не слышит.

— Чего боишься? Неужто глупого старика испугалась? Ночью, кажется, дождь пойдет. А не то еще бродячая собака укусит.

Гунчинхорло встала, взяла свою подстилку и перешла в палатку. И тотчас под дэли, которым она укрылась, проскользнула холодная нога Янды. От обиды девушка тихо заплакала.

— Ну чего ты среди ночи нюни развела, в темноте никто ничего не увидит! — сердито прошептал старик.

В палатке воцарилась тишина. Потом снова послышался раздраженный голос Янды:

— Ты собаку-то накормила?

Гунчинхорло ничего не ответила. Тогда подал голос первый старик:

— Ты что там жужжишь, как шмель в банке, Янда? Спи давай!

Янда замолк.

Утром караванщики отправились дальше. Миновав Хадасан, они снова остановились на ночлег, а Гунчинхорло послали добыть молока в соседних аилах. Она взобралась на верблюда Янды, по не успела отъехать от места стоянки, как верблюд споткнулся, девушка упала и повредила ногу. Караванщики растерялись: что делать? Жители ближайшего аила посоветовали обратиться за помощью к ламе-костоправу и рассказали, где его найти. Янда забрался на своего верблюда, Гунчинхорло уселась позади него, и они тронулись в путь. Первый старик шел впереди и вел верблюда за повод. Наконец они нашли юрту костоправа. она была совсем маленькая, четырехханная. Рядом стояли шалаш и палатка.

Путники заставили верблюда реветь, чтобы отпугнуть собак, а сами направились в юрту, где увидели костоправа — человека лет сорока, который, держа за руку старушку, делал какие-то непонятные манипуляции. В юрте был образцовый порядок, все сверкало чистотой. Лама, по-видимому, прежде долго жил в монастыре. Железный таган над очагом, медный кувшин, щипцы для угля, большой черпак — все было украшено одинаковым орнаментом. Видно, то были изделия одного мастера, притом очень искусного.

— В добром ли вы здравии? — приветствовали пришельцы хозяина.

— Здоров, спасибо. А вы здоровы ли? — ответствовал лама. — Заходите, располагайтесь. — Закончив свою таинственную операцию и отпустив руку старухи, лама встал, взял небольшой чайник и, поливая сам себе, вымыл руки и насухо вытер их. Потом по очереди внимательно оглядел путников, задержав взгляд на Гунчинхорло.

— Присаживайтесь, гости дорогие, — предложил хозяин и, подойдя к очагу, надел дэли, который был накинут на его плечи. Старухе, видно, давно не терпелось вставить свое слово, она засуетилась.

— Я вот-вот собиралась раздуть огонь. Погодите немного, я сейчас.

— Ничего, — ответил лама, — нам не к спеху.

Оп наклонился над кучкой аргала, положенной на тлеющие угли, и стал сам раздувать огонь. Показались язычки пламени. Лама поставил на таган котел и принялся готовить чай.

— Мы караванщики, — начал первый старик. — Сами-то мы издалека, ходили в Хурэ, а теперь к себе возвращаемся. Да вот несчастье у нас случилось, девушка повредила ногу.

— Бедняжка! Как же это произошло?

— Упала с верблюда.

Тем временем проворная старушка разлила чай в пиалы. Лама поднес пиалу каждому из гостей. Все молча принялись пить чай. Первым заговорил хозяин:

— Я ведь не ахти какой лекарь. Правда, бывает, что и помогаю ближним. А сидеть целыми днями на молебнах в храме у меня терпения не хватает. Ну, давайте посмотрим, что у нее с ногой.

Сначала он пощупал у Гунчинхорло пульс, потом стянул с нее гутул, осмотрел и ощупал ногу.

— Разрыв мышц, и еще неизвестно, цела ли кость. Идти она сейчас не сможет. А если все же будет ходить, то останется хромой на всю жизнь. Может что-нибудь и похуже случиться... Но вы ведь караванщики, задержаться здесь, наверное, не сможете?

— Да, ждать нам долго нельзя никак.

— Ничего не поделаешь, придется нам оставить ее здесь, пока не поправится. Только где же вы ее поместите-то?

— Ну, насчет этого не беспокойтесь, найдется, где поместить. Я ведь живу один, — смиренно потупившись, ответил лама.

Гунчинхорло заплакала.

— Не ждите меня, раз уж так случилось, — всхлипывая, проговорила она. — Идите, но задерживайтесь. А поправлюсь, как-нибудь доберусь одна.

— Янда, оставь ей своего верблюда. А то как же она потом пешком пойдет? — сказал первый караванщик.

— Ладно, оставлю. Вернешься домой — не забудь вернуть!

— Войлочную подстилку и все, что нужно, мы тоже оставим. . Хозяин юрты был загорелый полнеющий человек с мягким, спокойным взглядом и тихим голосом. На отдельном столике в юрте лежала раскрытая книга, чтобы всякий, кто войдет сюда, мог видеть, что хозяин — любитель богословия. И вся обстановка в юрте свидетельствовала об аккуратности и обстоятельности ее владельца.

Старушка тем временем удалилась в шалаш, а из палатки появился банди с мальчиком лет десяти, которого он пес на закорках. Он вошел в юрту, и лама начал вправлять мальчику вывихнутую ногу. Потом банди забрал больного и вернулся в палатку. Тут как раз подоспел Янда со скудными пожитками Гунчинхорло, ведя за собой верблюда.

— Не знаю уж, как вас и благодарить, — обратилась к нему Гунчинхорло.

— Вишь, какая незадача, не вовремя ногу ты повредила. Ну ничего, — сказал Янда.

— Не беспокойтесь, нога скоро заживет. Счастливого пути вам, Янда-гуай. Жаль, что некому теперь будет готовить чай для вас. Не знаю уж, как мой отец расплатится с вами за верблюда. Доберетесь до дому — вы ему там расскажите, что со мной приключилось.

— Да бог с пим, с верблюдом. Ведь его могли и волки задрать. Поправляйся-ка лучше скорее да возвращайся домой.

Максаржав был занят с утра до поздней ночи: приходилось бороться с бандитами — крупная банда перешла западную границу и грабила казахские аилы. Но в конце концов с пей было покончено, бандиты отступили на русскую территорию.

Оставив часть войск в пограничном районе, Максаржав с небольшим отрядом продолжал преследовать банду. Однажды они наткнулись на группу русских солдат, которые, укрывшись в лесу, начали стрельбу. Отряд в замешательстве остановился. Максаржав, внимательно вглядываясь в лесные заросли, уже подернутые желтизной осени, думал: «Интересно, много ли их?» Потом спохватился: «Так мы же на русской территории!» К отряду подошли русские пограничники.