Наше вам с кисточкой, босс (СИ) - Броницкая Илона

Он проворчал, что не любит фотографироваться, но послушно обнял сестру. Выкроил один день, чтобы быть с нами, когда мамина мечта осуществится. 

— Антон Павлович в кругу семьи — незабываемое зрелище, — хмыкнул Серёжа, обнимая меня сзади.

— Я так же подумала, когда тебя с родными увидела, — рассмеялась я и звонко чмокнула его в щёку. — Ты позвонил Елене Станиславовне? 

— Да, она передаёт поздравления и жаждет познакомиться с Дарьей Павловной. 

— Обязательно съездим, когда вернёмся, — пообещала я, убирая телефон в карман. — Думаю, они поладят. 

У мамы теперь всегда было хорошее настроение. Эйфория от свалившегося с небес чуда давала о себе знать. За пару дней до поездки мы сделали контрольный снимок лёгких. Лечащий врач за сердце схватился и едва вслух молиться не начал. Консилиум собрал, чтобы удостовериться. Метастазы рассосались.  

“Спонтанная регрессия отмечается у 0,4-0,8 процента больных раком почки, — успокаивал меня Молчанов, когда я в панике написала ему. — Это касается в основном лёгочных метастазов. Ваш лечащий врач просто ещё не встречался с подобным. Не переживайте”. 

Я настояла на ещё одном снимке и успокоилась только когда московские врачи подтвердили, что чудо случилось. Рак отступил. Выкинул белый флаг. Капитулировал полностью и безоговорочно. 

— Всё, заканчиваем фотосессию, — проворчал дядя. — У меня самолёт ночью, а мы ещё хотели на экскурсию сходить. 

— Жаль, что Собор Парижской Богоматери сгорел, — вздохнула мама. — Я хотела бы посмотреть на него вживую. 

— Ещё посмотрим, — пообещал Антон Павлович. — Приедем, когда его отреставрируют. 

Он увлёк маму за собой, а мы с Серёжей остались. 

Светило яркое парижское солнце, неясным гулом доносились голоса туристов. От них у Эйфелевой башни было не протолкнуться, но я всё равно чувствовала, каким особенным был день. Хотелось говорить банальности. Те самые. что слышишь в фильмах и не веришь, а в жизни не прочувствуешь, пока они не случатся с тобой.

— Мама всю жизнь мечтала оказаться здесь, и вот он Париж. 

— А ты о чём мечтаешь? — с загадочной улыбкой спросил меня Давыдов.

— О собственной выставке в Лувре, — выпалила я первое, что пришло в голову и рассмеялась. — Или в Третьяковской галерее. Любой музей подойдёт. Может, у меня и получится на старости лет, а пока всё чуть приземлённее. Хочу свою галерею, чтобы выставлять там работы молодых художников. Хочу, чтобы их звёзды не гасли, а имена не забывались. 

— Будет галерея, — как-то уж слишком уверенно кивнул Сергей и полез в карман. — А совсем чего-нибудь приземлённого тебе не хочется?

Зря он меня за язык дёргал. Если уж начну мечтать, то не скоро остановлюсь.

— Большой дом хочу, как у твоих родителей. Сад, лужайку с клумбами, мастерскую с большими окнами, балкон. Продолжать? Кисти, красок вдоволь, холсты, подрамники.

Я загибала пальцы, а у Серёжи в глазах сверкали маленькие звёздочки. После каждой фразы он отвечал “будет, будет”, и я с трудом, но догадалась, куда шёл разговор.

— Детей хочу. Мальчиков, девочек. Сколько бог даст — всех хочу. От тебя, Серёжа.

— Тогда подожди одну секунду, я сейчас.   

Он оглянулся на людей, стоящих вокруг нас, на Эйфелеву башню и зажмурился. А когда открыл глаза, то встал на одно колено.

— Не скажу, что долго думал, и интриги уже не вышло. Алина, я люблю тебя. Ты — моя муза, моё счастье, моё вдохновение. Я хочу построить с тобой дом. Я хочу увидеть, как сбудутся твои мечты. Обнять наших детей. Всё станет возможно, если мы будем рядом. Выходи за меня замуж. 

Он протянул мне бирюзовую коробочку, завязанную белой лентой. Такую узнаваемую, что я смеялась уже сквозь проступившие слёзы. Обручальные кольца от Тиффани. Серёжа их всё-таки купил. Тонкая полоска золота с бриллиантами для меня и широкая для него. 

— Выйду, — выдохнула я, протягивая жениху руку. С размером он угадал, колечко обхватило палец и смотрелось замечательно. — Я согласна. 

Парижское солнце продолжало припекать. Туристы болтали на разных языках, спешили по своим делам, но вдруг все разом обернулись к нам и зааплодировали. В городе любви жених целовал невесту. Нас ждала свадьба. 

Эпилог

Я так не нервничала со дня свадьбы. Когда каблук у туфельки сломался по дороге в ЗАГС. Пришлось отнимать балетки у Анюты. Она предусмотрительно взяла их на смену, потому что долго ходить на каблуках не могла. 

Сегодня ничего не сломалось, но мне казалось, что вот-вот. 

— А музыку проверили? — уточнила я в третий раз. — Она должна играть не слишком громко, но без перерыва. 

— Всё проверили, Алина Валерьевна, — кивнула помощница. — Я составила плей-лист, прогнала его дважды, техника в порядке. 

— Хорошо, — я приложила ладонь ко лбу. — Спасибо. 

Гости начали прибывать, когда я накрутила себя почти до состояния истерики. Мы договорились, что близкие приедут к самому открытию галереи. Мама с дядей Тошей под руку, следом Андрей с родителями. Жену оставил дома, маленьких детей на такие мероприятия она водить не любила. Шумят, носятся по залу, мешают гостям. Серёжу чужой комфорт не волновал. Оставлять наших сыновей с няней он отказался наотрез. 

“Пусть они видят, какая у них талантливая мама,” — строго ответил он на мои робкие уговоры. 

— Мама, — завизжал Валера и первым бросился ко мне. 

Младшенький как раз ел шоколадку, так что моё бежевое платье ждала катастрофа. Я успела подумать, что вести светские беседы с пятнами в виде детских ладошек на юбке будет неудобно, но останавливать ребёнка не посмела. Если кто-то из Давыдовых хочет обнимашек, он получает обнимашки или устраивает скандал. 

Настоящие проблемы случаются, когда обнимашек хотят оба младших Давыдовых. Почему-то всегда одновременно. Геннадий Сергеевич бросился наперерез и толкнул младшего брата плечом. 

— Моя мама!

— Нет, моя!

— Брейк, ребята, — Серёжа как всегда появился словно ниоткуда и спас меня. Ухватил младшего за рубашонку, а старшего прижал к себе. — Руки мыли? Вижу, что нет. Шоколад доели? Отлично. А ну шагом марш искать раковину.

— Не надо, — попросила я, открывая сумку. — Туалет здесь далеко, а влажные салфетки близко. Сейчас быстро наведём порядок на лицах. Вы ж мои сладкоежки.

Ребята притихли, позволяя родителем со всем нежностью оттирать шоколадные разводы со щёк, губ и носов. 

— Хочу дочь, — в десятый раз проворчал мой муж. — Девочки — они же как принцессы. Милые, добрые, аккуратные. 

— Твоя дочь будет ещё большей бандиткой, — фыркнула я и положила ладонь на живот. Определить пол на таком раннем сроке невозможно, но я была уверена, что будет девочка.  — Ты в третий раз мне сюрприз портишь, Давыдов. Не стыдно? 

— В смысле? — у него лицо вытянулось, и рука с влажной салфеткой замерла. На несколько мучительно долгих мгновений Геннадий Сергеевич остался без внимания. — В третий? Ты не шутишь? Тест сделала? 

— Дважды, — ответила я, с удовольствием любуясь его реакцией. — Хотела сначала к врачу сходить, но ты же не мог потерпеть до завтра. Нужно было меня обязательно спровоцировать. 

— Матерь божья, куда нам третьего? — простонал Давыдов и схватился за голову. Но слишком долго имитировать ужас не смог. Его выдала широчайшая улыбка. Рад был будущий отец, счастлив. — Только учти, дражайшая супруга. Третья точно должна быть девочкой. Иначе я буду как Розарио Агро из “Невероятных приключений итальянцев в России” орать в телефон, что научу тебя рожать.   

— В таком случае будешь четвёртого сам рожать, — фыркнула я. — Чтобы уж точно всё, как по заказу. И милая, и добрая, и аккуратная. А я так не умею. У меня вон только непоседы получаются. 

Я нажала Валере на уже чистый носик, и он рассмеялся. Гена тут же вытянул шею, тоже подставляя нос. Пришлось “бибикать” во второй раз. 

— Как Елена Станиславовна справлялась? — закатила я глаза. — Святая женщина, клянусь. Вы же с Андреем до сих пор соревнуетесь и спорите постоянно.