Драмы и комедии - Афанасий Салынский

С т а в и н с к и й. Лизок, ты на меня обиделась?

Н и л а. Мика, выпьем за любовь, не омраченную ничем.

Входит  Ч у ф а р о в, он озабочен, торопится.

Т у з и к о в а. Аркадий Игнатьич…

Ч у ф а р о в. Извините, я спешу. (Кинул взгляд на стол.) По некоторым сведениям, немцы уже, так сказать, на пороге. (Быстро собирает вещи.)

Л и з о ч к а. Это ужасно! Мика, ты можешь не найти свою часть.

С т а в и н с к и й. Моя часть — в резерве. И вообще лучше без паники. Слава богу, не сорок первый год.

Ч у ф а р о в. Именно — не сорок первый, а вражеское охвостье затаилось и действует… Вчера взлетел на воздух склад боеприпасов, сегодня оказался заминированным железнодорожный мост. Самолеты налетают и бомбят станцию как раз тогда, когда там стоят эшелоны.

Т у з и к о в а. А вы уезжаете?

Ч у ф а р о в (собирается). Да-да. Где мои комнатные туфли, вы не видели?

Т у з и к о в а. Гляньте, я мебель заимела… От германского спектакля бархатом украсила… И окна и дыру я завесила…

Ч у ф а р о в (подходит к столу, Ниле). Жаль, что вашего пиршества не видит Федор. Это в конце концов открыло бы ему глаза. Типичный притон. (Уходит с вещами.)

Т у з и к о в а (вслед). Где притон?! Тут, у меня! Вы слышали, слышали?! Монах толстопятый!

К р у г л и к. Паникер!

Л и з о ч к а. Мика, я уйду без тебя.

С т а в и н с к и й. Куда ты спешишь?

Н и л а. Ох, как ее смутил строгий дядюшка! Пускай она уходит, Мика, пускай. А мы будем веселиться.

С т а в и н с к и й (берет аккордеон). Веселиться так веселиться.

К р у г л и к. Хочу красивой жизни!

Н и л а. О, музыкальный интендант! Впервые в истории интендантской службы.

Лизочка с презрением и открытой враждебностью смотрит на Нилу.

К р у г л и к (сильно опьянел). Фрау Нила, на стол!

Т у з и к о в а. Для чего это ей на стол?

К р у г л и к. Я так хочу! Фрау Нила будет танцевать на столе. Ножки среди бутылочек… Фрау Нила, на стол!

Т у з и к о в а. Так я и позволила лаковый верх портить!

К р у г л и к. Я хочу… я ей плачу… Вот ваши негативы, тысяча рублей. Я уничтожаю негативы, фрау Нила!

Н и л а. Мика, играйте!

К р у г л и к. Голая, голая! Вот негативы… Смотрите, я их буду жечь… Голая, две минуты на столе!

С т а в и н с к и й. Оставьте, Круглик! Смотрите, какие у нее стыдливые глаза…

Н и л а. Да? Хо-хо!

Нила хватает кусок черного бархата, которым Тузикова весьма безвкусно задрапировала кровать, перешедшую в ее пользование, на мгновение скрывается под ступенями намалеванного замка.

К р у г л и к. Вы увидите феноменальное зрелище… (Берет поднос, бросает на пего фотопленку.) Дайте спички. Внимание…

Н и л а (выбегает, слегка прикрытая бархатом). Опля!

К р у г л и к. Фрау Нила, на стол! (Восторженно.) Хо-хо-хо-чу! Я — жгу… (Сжигает несколько кадров пленки.)

Н и л а (на столе). Мика, играйте, в темпе! (Танцует под музыку и поет.)

«В траве кузне-кузнечик жил,Кузне-кузнечиху любил.Какая прыть, какая прыть —С ней на прогулку выходить!»

К р у г л и к (в азарте). Жгу еще три очаровательнейших кадра! Фей-ер-верк…

Т у з и к о в а. Даешь, Нилочка!

Входит  Ф е д о р, остановился. Никто, кроме Ставинского, у которого, естественно, обострено внимание, не замечает вошедшего. Ставинский же, настороженно наблюдая, продолжает играть. Увидев Федора, Нила механически, еще в танце, сделала несколько движений, потом замерла.

К р у г л и к. Еще, еще! Вы заработаете тысячу!

Т у з и к о в а. Господи, за один танец… (Порывается влезть на стол.) Давай десятку, фотограф. (Увидела Федора.) Товарищ артихектор… сюда… к нам…

Ф е д о р (едва сдерживая себя). Это стоило посмотреть. Что же вы не танцуете, Нила? У вас хорошо получается.

Н и л а. Вам нравится? Мика, давайте!

С т а в и н с к и й. Хватит.

Ф е д о р. Где же вы настоящая? Когда вы читаете мне мораль или же когда вот так?..

Н и л а. Мораль вам читает и ваш дядя, а вот пускай-ка он станцует на столе!

Ф е д о р. С такими номерами вы, конечно, пользовались популярностью у немцев?

Н и л а. Я и у русских тоже… Вот у вас, например… Или уже нет? А, мораль взяла верх… Понятно. Играй, Мика!

Л и з о ч к а (испуганно глядя на Федора). Я не разрешаю! О, теперь я вижу, что такое европейское воспитание…

Н и л а. Не-ет, то, что ты видишь, — это Азия. А вот что видела я!.. Я пила вина, которые столетиями хранились в подвалах французских королей. Я ездила в лучших машинах… я курила… я… Э! Сверхидейные камни… Ихь бин айн фрайер менш унд ихь фэрахтэ ойхь![2] Вон! Все вон отсюда… (Соскакивает со стола.) Я буду пить одна… и танцевать одна. (Берет аккордеон.)

Т у з и к о в а (взъярилась, Ниле). Выметайся с моей советской жилплощади! Тут все теперь мое…

Н и л а (с аккордеоном в руках).

«Расступитесь, расступитесь,Расступитесь, я пройду!Всех влюбленных перессорю,Всех женатых разведу…»

Грохот зениток, взрывы.

К р у г л и к. В подвал… я хочу в подвал!

Т у з и к о в а,  К р у г л и к,  Л и з о ч к а, на этот раз и  С т а в и н с к и й  поспешно выходят.

Ф е д о р. Что же ты не прячешься в подвал?

Н и л а. Милый вы мой…

Ф е д о р. Замолчи!

Н и л а. Милый, милый… Вы же этого еще не слышали от меня…

Ф е д о р. И хорошо, и но желаю слышать.

Н и л а. Если б вы знали, как мне тяжело сейчас.

Ф е д о р. Я не знаю, нет, я никогда не танцевал на столе в полуголом виде.

Н и л а (поспешно накидывает попавшееся под руку пальто). Это мои первые слова о любви, первые в жизни, клянусь вам, Федор…

Ф е д о р (подавляя ярость). Слушай, ты… нет, я лучше уйду. Руки пачкать не хочется.

Н и л а (удерживает его). Подождите. Я боюсь, что эта встреча наша будет последней.

Ф е д о р. Такой изощренной лгуньи, наверное, еще не видел свет!

Н и л а. А видел ли свет такие муки, те, что выпали на нашу долю? И такое мужество?

Ф е д о р. А, ты снова на своем коньке! Нет, уж довольно, избавь!

Н и л а. Федор! Федор… Я ничего не прошу, даже минутного уважения. В ваших глазах я… и это понятно…

Ф е д о р. А я еще надеялся, что смогу забыть твое прошлое! Нет, я никогда не забыл бы его. Можно простить многое, но прощать предательство… не-ет!

Н и л а. Вы только запомните, ради бога, запомните то, что я скажу вам…

Ф е д о р (нетерпеливо, через плечо). Что же ты такое скажешь?

Н и л а. Я люблю вас, да, люблю. Когда вы искали меня после первой, случайной встречи, я пряталась от вас, я смотрела на вас только издали. Я боялась полюбить, да-да, боялась полюбить… запомните это! И все-таки я ждала, что вы найдете меня…

Ф е д о р. Дурак, зачем я искал…

Н и л а. В эту разрушенную каменную коробку, видите, я протянула с улицы хмель. Чем еще я могла украсить к вашему приходу свое жилище?

Ф е д о р. А фотоснимками… Они достаточно содержательны.

Н и л а. Еще, еще одно слово… Запомните! Я полюбила вас теперь еще сильней. Вот такого, какой вы сейчас… непримиримого, злого, решительного. Я горжусь вами, Федор. Вы нашли силы одернуть себя. И совсем не так, как этого требовал от вас ваш дядя, не из ханжества и трусости, нет, вы все пропустили через сердце.

Ф е д о р (в отчаянии). Но это же — слова человека… голос человека… глаза человека! Или я сам перестаю им быть? Зачем вы кричали о каких-то сверхидейных камнях?

Нила молчит.

И вы любите, правда, любите меня?..

Н и л а (снова взяла себя в руки). Только злого, только непримиримого.

Ф е д о р. Тогда я должен вас просто убить. Что может быть злее?

Н и л а. Этого делать не следует.

Ф е д о р. А что же мне делать, что?!

Н и л а. Ждать.

Ф е д о р. Чего ждать?

Н и л а. Война, как заметил один правдивый немецкий писатель, сплошное ожидание. Ждешь ротную кухню, ждешь, когда тебя убьют, ждешь письма от любимой женщины…

Ф е д о р. Нет, черт возьми, я разгадаю, я все равно тебя разгадаю! (Уходит.)

Оставшись одна, Нила стоит, озаренная красноватыми отсветами неба. Собранная, внутренне подтянутая. И, как бы издалека, нарастает бой барабанов. В походном ритме шагает ее пионерское детство. До нее доносится сильный юношеский голос: