Император из стали (СИ) - Васильев Сергей Викторович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разрешите? — решил вставить слово Ермолов, откровенно робевший в присутствии монарха и светоча отечественной литературы, — я готов работать со Львом Николаевичем, и вообще с любым, кто знает, как решить главный вопрос нашего Отечества. Понимаю, наличие или отсутствие земских начальников, их статус и квалификация — не самая важная проблема. А вот голод, который накатывается на нас, как снежная лавина — это стихия, перед которой я чувствую своё полное бессилие. Не раз и не два уже писал прошение об отставке, но так и не подал, потому что сидеть сложа руки и смотреть на бедствия ещё горше… а потом, приходя в министерство, разбирая бумаги, накладывая резолюции и составляя доклады, опять чувствую себя Сизифом… Всё не то! Всё — суета сует, топтание на месте и переливание из пустого в порожнее…
— Да, — согласился император, — проблема голода, аграрный вопрос сегодня для нас главные….
— Если это главный вопрос, то может быть именно им мне и надо заниматься, а не религией? — в словах Толстого явно сквозила обида.
— А вы и будете этим заниматься… все будем, — охотно откликнулся монарх, — крестьянский вопрос — это проблема, а церковь в широком смысле этого слова, может быть инструментом решения, который не надо мучительно создавать с нуля. Сегодня религия превратилась в некий административный аппендикс и выглядит, как гусарская форма — красивая, но абсолютно бесполезная в современном бою. А нам придётся вспомнить эпоху монастырской колонизации и ту насквозь практическую роль, которую играла церковь в освоении огромного пространства, занимаемого сегодня Россией. Теперь, в начале ХХ века эту территорию придется осваивать заново, мобилизовав все силы всех конфессий и национальностей, иначе страну разберут по этническим и религиозным кирпичикам. И на вас, Лев Николаевич, с Вашим авторитетом, ложится неподъёмная по тяжести задача — превратить церковь из клерикального государственного органа в инструмент модернизации, с помощью которого действительно можно будет накормить тремя хлебами сто тысяч верующих. Сделать религию локомотивом прогресса, а не его тормозом — разве не привлекательная задача? Вы же занимались богоискательством, фактически — искали церковь, которая решает проблемы людей, а не уговаривает их не замечать. Не нашли? Ну вот берите и стройте такую своими руками. Чтобы не пригибала людей к земле, а наоборот — выпрямляла, чтобы не унижала, а возвышала…
По лицу императора пробежала тень и перед его внутренним взором прошла парадным строем танковая колонна «Дмитрий Донской» — сорок превосходных танков Т-34-85, не имевших тогда аналогов в мире, деньги на строительство которых собрали православные приходы по призыву главы Российской православной церкви Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия 30 декабря 1942 года.
ВЕРХОВНОМУ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ, МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ — писал в те дни митрофорный протоиерей Г. КОХАНОВ, — Прилагая воззвание к пастырям и верующим освобождённого Донбасса, а также приветственное обращение съезда районных благочинных по Сталинской области, уведомляем главу Советского Государства, что нами открыты банковские счета на приём пожертвований от церквей на постройку танковой колонны им. Дмитрия Донского, а также на госпитали Красного Креста. За короткий срок уже внесено более ста тысяч рублей. Кроме того, повсеместно церкви берут постоянное шефство над госпиталями, систематически прилагают свои труды по сбору продуктов, вещей, белья, по стирке белья и т. п. Заверяем Вас, как Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза, что наша помощь с каждым днём будет увеличиваться и патриотический порыв многотысячных верующих Донбасса усугубит общую уверенность в том, что силою оружия нашей непобедимой, овеянной мировой славой Красной Армии под Вашим блестящим командованием и с Божьей помощью враг будет окончательно разгромлен.
«Надо же, — удивился про себя император, — сколько лет прошло, а помню дословно… Вот ведь священники были — глыбы! Где найти таких сейчас, среди расслабленных, изнеженных, раскормленных на казённых харчах…»
— Это же кошмар, — вернул его в действительность голос Ермолова. — Услышав от государя слово «Советы», начали советовать все, кому не лень, от околоточных до предводителей дворянства. Министерство завалено прожектами!
— Я думаю, — прихлебывая чай, улыбнулся император, окончательно вернувшийся из воспоминаний на грешную землю, — что народного творчества бояться не надо. Наоборот — его надо приветствовать и всячески поощрять! Но, как любой стихией, им надо учиться управлять, иначе сметёт.
— Мы задохнемся в дилетантских предложениях! — вскричал Ермолов, — один дурак насочиняет столько, что и сотня умных не разберет.
— Понимаю ваши опасения, Алексей Сергеевич. Вы не совсем внимательно слушали мой самодельный лозунг, который заканчивается словами «предлагаешь — делай, сделал — отвечай», где слово — «отвечай» — самое непопулярное среди любых прожектёров. Но без него нам — смерть. Отвечать за дело рук своих должны все. Чем серьезнее предложение, чем больше оно влияет на других людей и страну в целом, тем строже должна быть ответственность за конечный результат. И нести её обязан автор… Впрочем, не только он..
— А кто ещё, — недоуменно вздёрнул брови Толстой.
— Все, кто его поддержал. Вот я лично, поддерживая вас, Лев Николаевич, одобряя вашу инициативу, разделяю всю полноту ответственности за результат и прекрасно понимаю, что в случае неудачи все булыжники с мостовых полетят в меня. Ответственность — естественная плата за желание менять жизнь других людей. Униженные и оскорбленные реформаторами имеют право потребовать сатисфакции от виновника изменений. И поверьте, потерпевшие найдут способ это сделать, даже если им запретить об этом думать и говорить … Вообще, если запрещать людям говорить, они начинают сговариваться…
Толстой кашлянул и покачал головой.
— Боюсь, Ваше Величество, — вернулся он к официальному титулованию, — если за все прожекты требовать сатисфакции, желающих что-то предлагать не останется вовсе…
— А может просто до реализации доберутся действительно жизненно-необходимые, за которые не жалко и голову сложить? — возразил император.
— Но такого нет нигде в цивилизованном мире, — развел руками Толстой.
— Так может это потому, что он не совсем цивилизованный? — усмехнулся император.
Присутствующие замолчали. Отрицать, что Англия и Франция являются образцом цивилизованности, считалось в обществе начала ХХ века полной нелепицей и надругательством над здравым смыслом.
— Николай Александрович, — решил сменить тему Толстой. — Мне для работы над столь революционной реформой религиозной жизни, о которой вы рассказали, крайне нужны помощники…
— Из магометан попробуйте пригласить земского начальника Белебеевского уезда Салимгерея Жантурина, — живо откликнулся император. — Что же насчет католиков… — император сделал паузу, как будто взвешивал все «за» и «против», — в Седлецкой тюрьме находится очень любопытный заключенный — некий дворянин Феликс Дзержинский. Он практически идеально подходит для такой революционной работы, к тому же еще в юности мечтал о карьере ксёндза. Попробуйте с ним договориться — я дам распоряжение о его освобождении под Ваше поручительство.
___________________
(*) Толстой страдал от лихорадки, результатом которой была слабость, вплоть до обмороков.
(**) Это исторические фразы Сталина: XIII конференция РКП(б), Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б),
(***) Полный текст обращения писателя: https://rvb.ru/tolstoy/01text/vol_17_18/vol_17/01text/0354.htm