Серый кардинал - Дик Фрэнсис

В течение этих трех месяцев отец стал главной фигурой в разразившейся «рыбной войне». Речь шла об обсуждении на самом высоком международном уровне вопроса о том, сколько, каких видов и какого размера рыбу можно ловить не в своей зоне Мирового океана. Отец сам ходил в море на морозильных траулерах и на просоленных, опутанных сетями, тошнотворных морских рыбных фабриках. С мудростью и пониманием он изучал жалобы и законные доводы людей, живших в постоянной близости к морскому дьяволу и к его всегда готовой усыпальнице для жертв.

На отца обратила внимание пресса. На первых страницах появились «шапки»: «ДЖУЛИАРД УЦЕПИЛСЯ ЗА СОГЛАШЕНИЕ». «ДЖУЛИАРД В ЯПОНИИ». У меня люди, занятые страхованием, стали спрашивать: «Этот знаменитый Джулиард, конечно, не ваш родственник?»

— Отец, — отвечал я.

— Вроде бы он делает работу в пользу рыбы и чипсов, в мою пользу.

Рыба и чипсы — то есть картофель в сельском хозяйстве — вывели отца на передовые позиции.

Телевизионные компании посылали вместе с ним в море операторов. Хотя они большую часть времени страдали от морской болезни, им удавалось заснять футы пугавших и запоминавшихся кадров: отец в штормовке полувисит за бортом над бьющими в корабль волнами и улыбается.

Дети моментально узнавали фотографию «рыбного министра». Его коллегам по кабинету это, естественно, не нравилось.

Одна из популярных иллюстрированных газет раскопала пятилетней давности ошеломляющую фотографию отца в середине прыжка из горящего дома. Огромного размера снимок поместили в центре первой полосы, подчеркивая в подписи жизненную силу и самообладание, проявленные и в нынешней политике, которая традиционно защищает право Британии на глубины синего моря.

Это не понравилось даже премьер-министру. Джордж Джулиард, относительно новичок, с нормальным и спокойным министерством в своем ведении, прекрасно. Джордж Джулиард на ступенях, которые быстро возносят его на вершину общественного признания, — угроза.

— Нельзя устраивать культ какого-то министра, — сказал премьер в телевизионном интервью. Но другие говорили о «качествах лидера» и об умении «делать то, что надо». Полли посоветовала «драгоценному Джорджу» затаиться и на время стушеваться, чтобы его успех не вызывал враждебности коллег.

Отец между тем отдал щедрую дань заслугам государственных служащих, стоявших за победами в рыбной войне". «Без их помощи...» и т. д. и т.д. И приобрел в кабинете министров много подхалимов.

В конце долгих зимних морозов газеты, писавшие о скачках, были в отчаянии от необходимости чем-то заполнять страницы в период полного застоя.

Поэтому они уделили много места новости о том, что сэр Вивиан Дэрридж в семьдесят четыре года решил отказаться от тренерских обязанностей и ушел в отставку.

Статья, полная звучных штампов, вроде «долгая и достойная карьера», подробно описывала его лошадей-победителей в Дерби (четыре) и других больших скачках («слишком многочисленных, чтобы все упоминать»). Затем перечислялись владельцы тех лошадей, которых он тренировал («начиная с королевских особ»), и главные жокеи («все чемпионы»).

Почти в самом конце спряталась захватывающая информация о том, что, «как свидетельствуют документы, Бенедикт Джулиард в течение двух лет работал с лошадьми Дэрриджа как любитель».

«Бенедикт Джулиард, как знают все в мире скачек, сын Джорджа Джулиарда, харизматического министра сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия. Бен Джулиард выиграл три скачки на лошадях, которых тренировал сэр Вивиан, и потом ушел».

Конец Вивиана Дэрриджа. Счастливого отдыха, сэр Вивиан.

Низкая температура и морозы вроде бы затормозили даже супружеские измены. Ушер Рудд, продолжавший охоту с теле— фотообъективами и злыми намерениями на несчастного «переднескамеечника» от оппозиции, видимо, попал в бесплодную полосу. Жертва или временно прекратила связь с прежней любовницей и не завела новой (для разнообразия мальчика), или научилась скрывать личную жизнь.

Ушер Рудд, уволенный из «Газеты Хупуэстерна» как сочинитель лживой сенсации, стал персоной нон-грата и для большинства других изданий. Но он объявил себя «свободным» репортером и находил рынок для своей продукции в еженедельных секс-журналах. Его снимки всегда были на грани извращения.

Он продолжал жить по принципу «Грязь хорошо продается».

А там, где грязи не было, он ее придумывал. «Переднескамеечник» от оппозиции покончил с собой.

Шок поразил весь парламент. У многих проснулась совесть.

Самоубийца был министром финансов в «теневом» правительстве. Он составил бюджет страны на случай, если бы его партия пришла к власти. Сколько Рудд ни копал, он не нашел ни пенса, положенного не на свое место.

Ведущие журналисты в полунасмешливом ужасе замахали руками. Они утверждали, что хотя супружеская измена (как и самоубийство) может быть грехом, но по британским законам это не преступление. Охота на человека, доводящая жертву до отчаяния, — это грех? Или преступление?

Ушер Рудд с самодовольной ухмылкой, ни капли не раскаиваясь, снова и снова повторял: если люди, которые на виду у общества, в частной жизни ведут себя отвратительно, общество имеет право об этом знать.

А если не ведут? И что значит отвратительно? А судьи кто? В различных ток-шоу без конца обсасывали эти вопросы.

И кто такой Ушер Рудд? «Ищейка народа»? Или опасный извращенец?

Отец, гуляя со мной в лесу возле дома Полли, полагал, что Ушер Рудд теперь будет искать другой объект.

— До сих пор он безопасно паразитировал на другом несчастном подонке, — говорил отец. — Но не забывай, как он подслушал нас в «Спящем драконе», и будь очень осторожен. Тогда он напал на нас, и мы добились, что его уволили.

— Правильно, — согласился я. — Но уверен, что ты соблюдаешь то, что написал в тот день в пакте. А раз ты «не сделаешь ничего постыдного или незаконного и не станешь причиной скандала», то и Ушер Рудд не может тебя запачкать.

— Те пакты! — Отец улыбнулся. — Да, я выполнил свои обязательства.

Но даже самая невинная мелочь не пройдет мимо рыжего проходимца. А тебе показалось трудным соблюдать обещания?

— Я соблюдаю их, — покачал я головой. Это было несомненной правдой.

Хотя в пакте, который я написал для себя, формулировалось и запрещалось то, что можно бы назвать моей сексуальной жизнью. А если более точно, то отсутствием сексуальной жизни. Я пережил две короткие и довольно приятные увертюры, одну в университете и одну на скачках, но оба раза отступил, опасаясь более глубокого увлечения. Что касается половой распущенности, то Ушер Рудд оказался большей угрозой, чем СПИД.

Наконец ярко засияло солнце и согрело дом в окрестностях Уэллингборо, построенный для ушедшей любимой бабушки. Я жил в «бабушкиной квартире».

Весной выяснилось, что трубы на чердаке лопнули, и во время дождя потолок сначала начал протекать, а потом полностью рухнул. Стало очевидно, что необходима полная замена потолка. В очередной раз уложив свои вещи в ящики кочевника, я отвез их в офис, поставив у себя под столом там, где место для ног.

Эван очищал офис от беспорядка своего пятилетнего пребывания. Исчезли фотографии красоток (долго длившееся вожделение). В легко сохраняемом порядке он разместил тысячи досье и составил для меня каталог. И он завещал мне три всклокоченных растения, страдающих от нехватки солнечного света.

— Я не справлюсь без вас, — пожаловался я.

— Вы всегда можете позвонить мне. — Его похожая на птичью голова осматривала пустой конец комнаты. — Но вы не захотите. Вы будете принимать собственные решения. Если бы кто-то в этом сомневался, вы бы не заняли мое место.

Он устроил прощание с пивом и в суматохе ушел. А я провел все лето, сначала на цыпочках, а потом широкими шагами входя в свои новые обязанности. И через шесть пролетевших месяцев исчезли последние следы новичка. Появилась уверенность и, наверно, способность вести дело. Постепенно я превращался в того человека, каким буду всю оставшуюся жизнь.

Когда я рассказал о своих ощущениях Полли, она согласилась, что перемена очевидна. А потом добавила, что мне повезло. Некоторые люди не знают, какими они будут, и перевалив далеко за тридцать.

Отец, который знал, каким он будет, в девятнадцать, в течение первых месяцев лета укрепился в кабинете министров. Добросовестная работа превратила зависть его коллег в признание, если не в восхищение. Джордж Джулиард состоялся как политический факт. Я спросил его об Алдерни Уайверне.

— Я нигде с Рождества не видел его, — нахмурился отец. — Но он где-то рядом. Премьер-министр по-прежнему не хочет слышать и слова против него. Я бы сказал, что и Хэдсон Херст, и Джилл Виничек пляшут под его дудку. Сегодня они оба заявляют, что еще не выработали мнения по обсуждаемому вопросу, а через несколько дней у них уже не мнение, а убеждение, и они всегда согласны друг с другом... И по-моему, это мнение Уайверна, хотя я не могу доказать.