Серый кардинал - Дик Фрэнсис

И совсем неважно, что не меньше двадцати других министров лелеют такую же мечту, не говоря уже о министрах «теневого» кабинета оппозиции. Человек без амбиций никогда не попадет на эту стену.

Гости вели светские разговоры, рассыпавшись по просторному официальному помещению, известному как гостиная с колоннами. (Колонны присутствовали. Две.) Нас тепло приветствовала миссис Премьер-министр. Ее муж уже готов был вскоре прибыть. Потом нас отнесло к подносам с бокалами и крохотными рождественскими пирожками с изюмом и миндалем, украшенными остролистом[9].

Теперь я уже не вызывал у отца раздражения своим пристрастием к диетической коле. Я пил шампанское премьер-министра, и оно мне нравилось. И конечно, я никого не знал даже внешне. На первых порах Полли взяла меня на буксир. А ее муж дрейфовал по залу, будто на колесах, здоровался, смеялся и не наживал врагов. После восемнадцати месяцев с отцом Полли могла назвать всех членов кабинета. Но никого из них не знала так, чтобы сказать «да-а-агой», как это сделала бы Оринда. Прибыл премьер-министр (ведь он уже был готов). И отец видел, что великий человек узнал Полли и тепло поздоровался с ней. И мне пожал руку, по меньшей мере выказав интерес.

— Вы выигрываете скачки, так? — спросил он, наморщив лоб.

— М-м-м... иногда, — тихо пролепетал я.

— Отец гордится вами, — кивнул он. По-моему, у меня был изумленный вид. Премьер-министр, мягкий округлый человек со стальным рукопожатием, иронически улыбнулся мне и перешел к следующей группе. А отец не знал, читать ли его лжецом или нет.

— Джордж никогда прямо не говорил, что гордится тобой, — стиснула мне руку драгоценная Полли. — Но определенно, он так говорит о тебе, что в этом не остается сомнений.

— Тут мы равны.

— Ты и правда очаровательный мальчик, Бенедикт.

— Я тебя тоже люблю, — сказал я.

Внимание отца нашло свою цель.

— Ты видишь там этого человека?

«Там» было около двадцати человек.

— Ты имеешь в виду мужчину с жидкими седыми волосами и круглыми глазами? Министра внутренних дел? — спросила Полли.

— Да, драгоценная. Но я имел в виду того, с кем он разговаривает.

Того, кто выглядит по-президентски и подходит для высшего офиса. Это Хэдсон Херст.

— Конечно, нет, покачала головой Полли. — У Хэдсона Херста жирные черные волосы висят, как хвост у пони, и дурацкие маленькие черные усы, которые вместе с бородой обрамляют рот и отвлекают от того, что человек говорит.

— Уже нет. — Отец улыбнулся, но невесело. — Должно быть, кто-то убедил Хэдсона Херста, что фигурная стрижка в политике табу. Он постриг волосы и сбрил бороду. И сейчас ты видишь незамаскированные, вечно недовольные губы министра обороны. Боже, помоги нам всем.

Пять минут спустя отец положил вроде бы дружескую руку на плечо министра обороны и сказал:

— Дорогой Хэд, вы знакомы с моей женой и сыном?

Любовь врагов твоих... Я ненавидел политиков.

Влажная холодная рука чуть коснулась моей. По-моему, с этим он ничего не мог поделать. И если у него был жирный черный хвост пони и комбинация из черных усов и бороды, окружавшая рот, то очень похоже, что тогда он красил волосы. Теперь волосы были темные с легким налетом седины. Когда-то мимолетно знакомая девушка-подружка говорила мне, что такой цвет нельзя подделать. Сзади он стриг волосы треугольником стрелы книзу, наподобие утиного хвоста. Прямо из фильмов о Джеймсе Бонде. Полон достоинства. Впечатляющий, надо признать. Вызывающий доверие.

Стрижка отца, его от природы темных густых кудрей, подчеркивала красивую форму черепа. Рука мастера. Ах, ну ладно. Хэдсон Херст любезно раскланялся с Полли. Улыбайся и улыбайся, подумал я, вспомнив Хупуэстерн. Улыбайся и улыбайся, и пожимай руки, и завоевывай голоса. Он удостоил меня взглядом, но я не представлял для него интереса.

Возле моего локтя возникла ласковая миссис Премьер-министр и спросила, хорошо ли я провожу время.

— О, да. Великолепно. Благодарю вас.

— У вас немного потерянный вид. Пойдемте со мной. — Она пробела меня в дальний конец большой комнаты и остановилась возле контрастно одетой женщины, которая очень напоминала Оринду. — Джилл, дорогая, это сын Джорджа Джулиарда. Присмотри за ним.

Джилл критически осмотрела меня с головы до ног и без энтузиазма уставилась вслед удалявшейся миссис Премьер-министр.

— Мне очень жаль, — проговорил я, — но я не знаю вашего имени. Виничек. Образование.

— Министр?

— Конечно. — Решительные губы скривились, но не в улыбку.

К ней подошла другая женщина в очень простом платье, но по последнему слову моды. Еще одна клонированная Оринда. Министр социальной безопасности.

— Где ваша мать берет свои платья? — без экивоков спросила она.

Я проследил за ее взглядом и в другом конце комнаты увидел Полли, в своей естественной манере разговаривавшую с мужчиной с редкими седыми волосами и круглыми глазами. С министром внутренних дел. Платье Полли, как всегда, не имело ничего общего с распространенным мнением о моде, но раскрывало ее индивидуальность.

— Перед вашим отцом может открыться блестящая карьера, — доброжелательно сказала Джилл Виничек, — но ваша мать должна изменить манеру одеваться, если она не хочет попасть в когти ведьм, которые пишут в газетах о моде.

— Каждая женщина в политике становится объектом ненависти, — согласилась министр социальной безопасности. — Вы не замечали?

— Ох, нет. Правда нет.

— Юбка у вашей матери неправильной длины. Вы не против, что я вам это говорю? Я только хочу помочь. Откровенно признаться, любая длина выглядела бы неправильной в глазах этих ведьм от моды. Но если хотите, можете передать ей от нас несколько советов.

— М-м-м...

— Скажите ей, — продолжала Джилл Виничек, наслаждаясь собой, нельзя покупать готовую одежду в магазинах.

— Туалеты должны быть сшиты специально для нее, — кивнула Социальная безопасность.

— Всегда только шерсть, шелк или хлопок. Никакого полиэстера и синтетики, — подхватила Джилл Виничек.

— Есть чудесный мужчина, который может сделать вашу матушку с ее высокой худой фигурой по-настоящему элегантной. Он полностью изменил стиль, в каком сейчас газеты пишут о нас. Теперь обсуждают нашу политику, а не наши платья. И он делает это не только для женщин. Посмотрите, как изменился Хэдсон Херст! Хэд, откровенно говоря, немного походил на гангстера. А сейчас он государственный деятель.

— Нет лучшего времени, чем сейчас, — решила Джилл Виничек и, не оставляя минуты сомнениям, быстро устремилась к лестнице. — Наш друг с волшебной палочкой где-то здесь. Почему бы нам прямо сейчас не представить его вашей матери?

— М-м-м... — замялся я. — Не думаю, что она...

— О, вот он, — воскликнула Социальная безопасность, шагнув в сторону и показывая рукой. — Позвольте мне представить вам...

Она положила руку ему на локоть. Он обернулся. Я столкнулся лицом к лицу с А. Л. Уайверном. Алдерни, Анонимный Любовник Уайверн. Неудивительно, что Образование и Социальная безопасность напомнили мне Оринду. В те годы, несколько лет назад, она тоже одевалась по созданному им стилю.

Я узнал его моментально. Но ему понадобилось несколько секунд, чтобы прибавить четыре года к моему прежнему виду. Потом его лицо враждебно окаменело. Он пришел в замешательство, хотя, зная, что отец член кабинета министров, мог бы предположить, что мы оба будем приглашены на семейный Рождественский прием. Видимо, он не задумывался над этим. В любом случае, мое присутствие было для него неприятным сюрпризом. Как и его для меня.

Образование и Социальная безопасность выглядели озадаченными.

— Вы знакомы? — спросила одна из них.

— Мы встречались, — коротко ответил Уайверн. Его внешность тоже изменилась. В Хупуэстерне он поставил себе целью выглядеть незаметным и легко забываемым. Четыре года спустя он понял, что не так просто сливаться с обоями.

Прежде я думал, что ему под сорок. А теперь увидел, что явно преуменьшал его возраст. Кожа у него начала покрываться сетью мелких морщин, волосы поредели. Он стал носить очки в узкой темной оправе. Но в нем по-прежнему чувствовалась сильная аура замкнутой на себе внутренней сосредоточенности. На Рождественском приеме у премьер-министра не проявилось и тени слепой злости, пламя которой опалило лицо Оринды и чуть не убило ее. В этот раз он не кричал мне в ярости: «Когда-нибудь ты мне попадешься!» Но я мог видеть по глазам, что намерение расправиться со мной снова ожило в нем, будто и не существовало интервала в четыре года.

Удивительно, но в ответ я почувствовал не страх, а возбуждение. Адреналин, ринувшийся в кровь, требовал борьбы, а не отступления. Воспринял ли он мою реакцию с такой же силой, с какой я переживал ее, не знаю. Но он будто спустил шторы на линзы очков в темной оправе и спрятал злобность глаз. Потом с минимальной любезностью извинился перед Образованием и Социальной безопасностью. Когда он медленно уходил, казалось, что каждый шаг контролируется разумом.