Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Ну как зачем? Волновалась за тебя и за мальчика. Не чужие вы мне. Сколько времени с ним провела.

Она сняла грязную обувь и пошла в комнату где спал Гриша, я за ней. Стараясь унять бешеное сердцебиение и ничем себя не выдать. Лихорадочно думая, как теперь уйти и как скоро ее племянник объявится здесь, чтобы убить меня… И вдруг мне до дикости стало страшно — он вначале убьет Захара! Он ведь может с ним сделать что угодно!

— Спит наш ангелочек. Такой милый. Эх жаль детей у меня нет. Племянница была с дочкой, но они погибли. Одна я совсем.

— А как же та ваша родственница из садика?

— То мужа родня. — она погладила Гришу по голове, а у меня внутри все сжалось до невозможности.

— Идемте чай пить. Я нашла здесь печенье. Чайник еще горячий.

Когда зашли на кухню я посмотрела на ковер — сердце грохнулось вниз, словно оборвалось — я не поправила его до конца. И потом перевела взгляд на нее, но Раиса достала как раз чашку и на меня внимание не обращала.

— Лютует Монстр. Уволил несколько человек, на Макара сорвался. Все утро по дому бродил, рычал на всех. Думаю, к вечеру отдаст приказ тебя искать.

Она так умело маскировалась, так искренне все говорила, что мне стало не по себе насколько человек может лицемерить и скрывать свою истинную личину.

— Я думаю здесь не найдет. Я несколько попуток сменила и следы запутала.

— Молодец. Тебе лучше здесь отсиживаться. Может даже пару месяцев, пока не стихнет все. Чайник остыл. Надо снова нагреть.

Поставила чайник на плиту, зажгла огонь и прошла с чашкой мимо дырки, поставила ее на стол, а я смахнула бисеринки пота со лба. Раиса всплеснула руками:

— Вот жеж забыла пакеты в коридоре.

— Я принесу.

— Сиди. Я сама.

Ступила на край дырки, споткнулась… Резко вскинула голову, ее глаза округлились, а я изо всех сил толкнула ее вниз и не знаю с какой дикой силой дернула крышку на себя, задвигая ее. Подтянула на погреб холодильник. Какая-то дьявольская сила появилась в руках, во всем теле. Снизу послышался стук и крики:

— Ты что творишь? Совсем сдурела? Открой сейчас де! Чокнутая!

Я ей не отвечала. Теперь я лихорадочно одевалась, собирала в пакет все что мне могло бы пригодиться в дороге. В самую последнюю очередь заберу Волчонка.

— Открой! Ты что творишь? Танюшка! Я не враг тебе. Слышишь? Давай все обсудим. Это Макар сюда фотки притащил. Все не так как ты думаешь было. Открооой, я все расскажу.

Но я ее не слушала. Я одевалась, натягивала ботинки, кофту.

— Открой дрянь! Тебе не сбежать! Куда ты пойдешь?! Кому ты нужна на хрен! Я б позаботилась о тебе! Я б не дала ему тебя убить! Он Монстра пристрелит, а я тебя в обиду не дам! Там на дороге он без меня все провернул… я не знала! Я б не позволила убить! Ты же на внучку мне похожа была! Скажу, чтоб с кладбища в аэропорт ехал. Открооой, дура несчастная, я твоя единственная надежда!

— С какого кладбища? — я наклонилась над погребом, а в висках пульсирует, бьется, горит: «Это не он… не ОН… О Боже! Не он убить хотел… Захааар…!»

— Где он тебя похоронил! Идиот! — она расхохоталась, — Макарушка и его там пристрелит! Отомстит за всех нас! А я тебе денег дам и скрыться помогу. Открывааай! Мы еще сработаемся. Ты богатой можешь стать! Несметно богатой! Есении Назаровой половина денег была отписана! Никто не знает, что это не ты! Откроооой!

Вскочила на ноги, схватила Волчонка, который едва глаза открыл, натянула на него свитер, курточку, и выбежала на улицу, оглядываясь по сторонам. Я не думала ни об одном ее слове. Я подумаю о них позже. Я потом начну собирать по крупицам весь этот чудовищный пазл. Сейчас я до ломоты во всем теле боялась, что с Захаром что-то сделает эта тварь.

Я почти не помню, как добежала до дороги, как ловила попутку опять, прижимая к себе сына, ежась под противным моросящим дождем, забыв в доме все наши вещи. Только в кармане какая-то мелочь. Но на попутку мне хватит. А потом… я не знала, что будет потом. В эту секунду у меня было только здесь и сейчас.

— Куда подбросить красавицу мамочку?

— На кладбище!

Улыбка с лица водилы исчезла.

— На какое?

— За окружной недалеко. Я покажу.

— Куда мы едем, мама? Куда?

Гриша теребил мой воротник, трогал ладошками мое лицо.

— К … К папе твоему едем.

— Плавда? К папе?

— Правда.

— Я сейчас его увижу?

Кивнула несколько раз, глотая слезы и моля Бога, чтобы мы успели, чтобы и правда успели и чтоб старая гадина ошиблась. Чтоб не было там никого.

Я бежала между могилами, прижимая к себе Волчонка. Бежала так быстро как могла. По памяти, а точнее даже не помня куда надо бежать. Оглядываясь на кресты и памятники. Пытаясь вспомнить куда он меня вел. Ветер и дождь хлестали по лицу и мне казалось, что каждое мгновение растянулось на вечность. Каждая секунда равна одной жизни. Жизни без него. Без моего Монстра, который жил в самом диком аду, какой обычный человек выдержать неспособен. Вдалеке послышался звук выстрела и в небо взметнулись вороны. Я бы закричала, но не смогла. У меня сдавило грудную клетку железными обручами и кажется я бежала на несгибаемых железных протезах.

С облегчением выдохнула, зарыдала беззвучно, когда увидела одинокий черный силуэт у белоснежного памятника. Захар стоял у могилы… в которой была похоронена наша любовь… и он сам. И я больше не хотела, чтоб он там оставался. Я хотела вытащить нас обоих оттуда.

Рядом с ним, откинувшись на спину и глядя широко распахнутыми глазами в небо, лежал мертвый Макар. Барский его застрелил… Вот почему я услышала выстрел.

Но мне было наплевать — я смотрела на Захара. Я хотела закричать, но не могла. У меня свело спазмом горло. А потом увидела, как Захар дернул затвор и приставил пистолет к виску.

— Папааааааа, — детский голос заставил вздрогнуть и меня и Захара. — папаааааа.

Волчонок вырвался из моих рук, и я спустила его на землю. Он побежал к Барскому.

— Папааа. папа… папа, — не останавливаясь, хватаясь за его ноги. А он так и стоит с пистолетом у виска, бледный как памятник, белый, как мел. Я бросилась к нему.

Когда схватила за шею застонала:

— Не надо, Волк! Не надоооо! Прошу тебя! Это я? Слышишь меня? Чувствуешь? Это я… твоя Лисичка. Твоя девочка. Захааар!

У него в застывших глазах слезы застыли он смотрит в одну точку. Словно обезумевший.

— Я это… живы мы оба. Слышишь? Я и твой сын живы. Они нас не убили. Мы спаслись… ты … ты нас не убил.

Схватила его за другую руку и положила на свое запястье, провела пальцами по шраму от пряжки ремня. Еще и еще.

— Он все еще со мной… Мой первый шрам от тебя. Помнишь?

Пистолет выпал из его рук и Барский медленно сполз на колени, цепляясь за меня дрожащими руками, хватаясь за мои ноги, цепляясь за них скрюченными, мокрыми пальцами. Он хотел что-то сказать и не мог.

— Я и Таня… это я… с тобой все время. Я. Чувствуешь? Это я…

Опустилась на колени к нему, в грязь, обнимая его ладонями за лицо и лихорадочно целуя холодные скулы, холодные веки, губы, жесткую бороду.

А он так и смотрит в никуда. Растаявший лед дрожит и плавится дальше. И я целую этот лед, целую его голову, его глаза снова и снова. Меня разрывает на части от ощущения болезненного, такого жгучего счастья. И сквозь тучи пробивается солнце, оно скользит лучами по моей щеке. Дождь прекратился…

— Твоя девочка… твоя. Всегда только твоя девочка.

И Захар вдруг рывком обнял меня. Выдохнув с каким-то звериным хрипом, содрогаясь всем телом. Дрожит так, словно его колотит в лихорадке, давит меня к себе, душит руками и вдыхает запах сильнее и сильнее. Потом наощупь Волчонка к себе притянул. Сдавил нас обоих и зарыдал. Слышала этот рев. Нет, он не вызывал жалости, он вызывал ответные рыдания, он заставил меня сцепить руки на его шее еще сильнее, зарыться в его волосы и сдавить их.

Мой Монстр. Только мой! Мы начнем все сначала. Мы сможем. Вместе мы сильные.