Бретёр - Андрей Акцынов

Толпа стала сгущаться. Слово взял Дмитриев: – Мы пришли сюда сегодня в защиту тридцать первой статьи конституции, которая позволяет нам, гражданам, жителям Петербурга, собираться мирно и без оружия в любом месте города. Сегодня мы объявляем эту площадь площадью Свободы. Это наш город! Это наш город!

Он стоял за ним и чувствовал, что на них, словно гранатометы на плечах, наставлены тяжелые телекамеры, кругом небывалое количество журналистов. Ревущая толпа скандирует по всей площади, вся она забита бунтующими кричащими людьми. Те, кому не хватило места, стоят на проезжей части.

Не успел Дмитриев закончить выступление, как на них сокрушительно разъяренной лавиной кинулись менты. Сперва он с товарищами крепко сцепились друг с другом, но потом цепь была разорвана, и каждый оказался один на один с бескрайним непредсказуемым хаосом.

– Граждане, ваше мероприятие незаконно, просим всех разойтись! – громко крикнул в мегафон молодой сотрудник.

Наверху, на втором этаже было столпотворение оперов-видеооператоров. Они заняли лучшие ВИП-ме ста, чтобы наблюдать зрелище.

Бретёр нырял, уклонялся, снова нырял, отталкивался и в результате выдержал первый приступ правоохранителей. Дмитриева унесли за руки и за ноги, всех остальных несли как придется, разве что не волочили по земле. Из автобусов, куда силой заталкивали самых буйных, доносились крики, как из пыточной.

Скандировала толпа. Площадь немного поредела, однако был завершен только первый акт пьесы. Большинство ораторов были уже в автобусе, потому Бретёр решил, что сам возьмет слово.

– Давай-давай! Толкни что-нибудь! – сказал Песоцкий. Его тоже пока не задержали.

– Мы собрались здесь, потому что мы русские – свободный народ. И мы хотим жить в свободной стране. – Тут Бретёр стал скандировать уже чисто партийный лозунг:

Его подхватила толпа. Он ощутил ни с чем не сравнимые вибрации, которые теплой волной прокатывались по всем нервным волокнам тела. Это был экстаз.

Вдалеке он увидел двух ментов, и один шепнул другому что-то на ухо. Что-нибудь из серии: «Берем вон того белого крикуна!» Они тут же бросились на него и ловко схватили с двух сторон за плечи и поволокли к автобусу. Теперь он не думал уклоняться. Бретёр ощущал, что быть задержанным – его долг.

На входе в автобус, перед тем как его закинули внутрь, он успел получить в морду от тучного мента-тяжеловеса, который крикнул:

– Ты чего, блин?!

Но ему было уже глубоко похрен, это никак не омрачило праздничного воодушевления. А только, наоборот, подогрело. Он успел заметить у него на запястье какой-то бабский жемчужный браслет. Что вообще у этого парня с ориентацией?

Перед тем как получить по морде, Бретёр наблюдал другую великолепную картину. Митинг за свободу собраний проходил теперь не только на площади, но и на крыше автобуса!

– Согласно статье 31-й Конституции, мы имеем право собираться без оружия и митинговать на всех автобусах, включая милицейский! Так, и только так!

Нацбол Равиль вышагивал по крыше автобуса взад-вперед, скандируя то, что приходило в голову, он поднимал вверх кулак правой руки. Адская свистопляска продолжалась до тех пор, пока молодчики не затянули его обратно в люк. Отныне все люки автобуса были под строгим надзором.

Теперь нацбол Олег Петров вскарабкался на ларек и устроил свой митинг там, выкурить оттуда было куда сложнее, чем снять кошку с высокого дерева. Свобода собраний на крышах ларьков! Милиция едва могла контролировать ситуацию.

Если вы думаете, что нацболы остановились на этом, то вы глубоко ошибаетесь. Митинг с громкими криками продолжался и в самом милицейском автобусе и так далее до самого участка.

– Пустите мальчика, он хочет маме в Израиль позвонить! – заступилась за Бретёра пышногрудая дама-милиционер, блистая скромными возможностями своего остроумия.

Он хотел позвонить маме, но, разумеется, не в Израиль. В последнее время ей, к сожалению, приходилось за него часто волноваться.

Их привезли в отделение милиции на Васильевском, он успел заметить красивую желтую церковь, но так и не понял, где точно оно находилось. Дмитриева тут же отсоединили и предоставили в распоряжение каких-то парней в гражданском, по-видимому, это был пресловутый центр «Э», что не предвещало ничего хорошего. Хотя Андрей был смелый парень, тертый калач, накануне одного из маршей его подвергали издевательствам и легким пыткам, вынуждая сотрудничать с органами. На него надевали пакет, ну и все прочие сопутствующие удовольствия. Начали снимать штаны и говорить: «Мы, сука, тебя сейчас отдрючим и на пленку запишем!» Он не сдался, как бы не сдался его герой Ким Ир Сен и вся его революционная корейская братва.

В самом отделении, куда привезли Бретёра, собрался настоящий звездный состав нацболов. К Песоцкому и Дмитриеву прибавились Сид и Макс Громов, который теперь обосновался в Петербурге. Сид сидел на скамейке в отличной футболке, на ней Гомер Симпсон душил Барта Симпсона.

Отделения милиции можно классифицировать по скорости оформления протоколов. Их отделение находилось в самом хвосте этого рейтинга. Царила полнейшая неразбериха, хотя проходило всего лишь оформление 20.2 (участие в несанкционированном митинге) и 19.3 (неповиновение законным требованиям сотрудника милиции).

Пока не скинули «фабулу», эти ребята даже не приступали к работе. «Фабула» – это общая выдуманная схема, которая утверждает, что такой-то гражданин находился там-то, выкрикивал то-то и не подчинился законным требованиям милиции. По закону эти господа должны демонстрировать свои удостоверения, но в данном случае обходились без этой формальности. Для удобства «фабула» у всех была одна и та же. Народу было полно, менты шныряли взад-вперед со своими бумажками, кто-то из задержанных безуспешно пытался качать права и грубить. Бретёру на все это было положить, он избрал для себя роль довольного придурка и знай себе молчал в тряпочку. После того как он подписал протокол, ему хотели откатать отпечатки пальцев.

– Благодарю, офицер, жалко вашей краски. Давайте в следующий раз! – Бретёр знал, что не обязан давать отпечатки пальцев, потому что статьи административные, но не уголовные.

– Вздумал выпендриваться. Уйдешь отсюда последним!

– Мне у вас очень нравится, и я не тороплюсь!

– Оставь его. Это же Че Гевара. Он же сам знал, на что идет, – ответила тучная дама.

После оформления протокола его снова закрыли в обезьянник. Бретёр относился к ментам спокойно и где-то даже с уважением. Большинство из них были славными малыми и просто выполняли свою работу, которой и так-то было невпроворот, а тут еще внеплановое массовое поступление разъяренных несогласных, борцов за 31-ю статью Конституции. Он видел, что участок представлял собой модель общества в миниатюре, сколько тут было разных гоголевских и щедринских типажей.

В обезьяннике он увидел еще и либералов, тут они вместе со всеми выглядели куда более пристойно, чем на своих акциях. Андрей Пивоваров – лидер питерского филиала партии РНДС Касьянова – так тот вовсе был похож не на демократа, но на правого футбольного хулигана, только более цивильного, чем Вася и Моцарт, конечно.

Вечером, когда принесли двухлитровую бутылку колы, наполовину разбавленную водкой, стало гораздо веселее. Фрукты, колбаса, сырые сосиски – это напоминало пир в райском саду, не хватало только прекрасных обнаженных гурий. Когда после всего выпитого Бретёр удалился в туалет, то обнаружил, что весь пол по колено залит мочой – в этот водоем можно было запускать большие модели парусных кораблей. У них всегда были проблемы с сантехникой.

Ночью всех рассортировали, и Бретёра отвели спать к башкиру, которому он цитировал Коран на арабском языке. Спать он не мог, лишь только задремать, и то на несколько минут. В суд ехать завтра утром.

Где-то за полночь он проснулся от громкой перепалки Макса Громова с каким-то ментом. Этот наглый бородатый парень в своем сердце все еще был на зоне.

– Ну что, тебе наваляли люлей? – Бодрый голос вождя звонко зазвучал в трубке.

– Да, конечно, Эдуард! – Он позвонил ему рано утром из суда, как только дали телефон. До суда они добрались в небольшом автозаке. – Народу очень много, все великолепно. Как у вас?

– У нас тоже все по плану. Сколько у вас задержано людей?

– Ребята говорят – шестьдесят человек.

– О, отлично!