Убить генерала - Михаил Нестеров

Мысли о левом деле навели на конкретный левый предмет. Он хранился в стенном сейфе, укрытом от глаз за диван-кроватью. Выйдя из ванной, Николай сдвинул диван в сторону и открыл небольшую тяжелую дверцу. В тайнике лежал всего один предмет, о нем мог догадаться лишь арестованный Армен Азарян. Это был «глок-18», австрийский специальный пистолет с магазином на тридцать один патрон. Он был на сто граммов легче «Макарова», но с возможностью вести автоматический огонь темпом более тысячи выстрелов в минуту. Это был ранний выпуск «глока» — с плоскими щечками и рифлеными передней и задней поверхностью рукоятки. Николай положил пистолет в сейф, закрыл дверцу и подвинул диван на место. Не застилая его простыней, лег и почти мгновенно уснул.

Два полковника — Терехин и Далматов — встретились утром в коридоре управления. Один шел на свое рабочее место, второй покидал его. Николай выглядел бодрым, на нем была свежая рубашка, отутюженные брюки и начищенные ботинки. Евгений, казалось, не спал всю ночь. Одежда помятая, на туфлях серые разводы от грязной тряпки. Когда Терехин здоровался с ним за руку, едва подавил желание задержать дыхание: Далматов распространял вокруг скверный дух, словно всю ночь чистил канализацию.

— Новый одеколон? — иронично прохрипел несостоявшийся джазист, собрав на лбу морщины, чуть склонив голову набок и немного поджав губы. Именно в такие моменты он здорово походил на американского актера Майкла Мэдсена, который в основном играл негодяев. — В какой фирме отоварился парфюмом, Женя?

Далматов хотел взорваться, но, видимо, его силы были на исходе. Он только махнул своей пухлой рукой:

— Не спрашивай. Дай закурить, — попросил он.

Терехин открыл пачку «Мальборо», но сигарету вытащил сам. Щелкнул зажигалкой.

— Вчера вечером наведались по адресу, где снимал квартиру Хворостенко, — отчего-то вкрадчиво, словно придумывал на ходу, начал главный «далматинец». При этом он выразительно помогал себе бровями, глазами, движением головы. Глубоко затянувшись, зачем-то выпустил кольцо дыма и смотрел на него. — Проскурин только вчера, падла, назвал адрес. Хозяйка уже сдала квартиру женщине с ребенком — лет пяти девочка, подвижная такая. Этот дом, я тебе скажу, сущий отстойник: тараканы, мокрицы, мухи...

— Клопы, — в тон собеседнику добавил Николай.

— Да, куда же без них? Недавно я прочел в газете, что клопы активизировались по всей Европе. Что комар? Клопа комариной пластиной не возьмешь, а клопиную еще никто не придумал, никакая отрава на него не действует. Хорошо, что клопы не летают. Да... В той квартире все так, как описывал Проскурин: гадюшник. В кладовке обнаружили инвалидное кресло. Я спросил у хозяйки, есть ли подвал. Есть, говорит. Спустились. Я шел вторым. А там говна по щиколотку. Ну, думаю, никто до нас сюда не спускался. Ошибся. У дальней стены лежал труп... Сколько он там пролежал, одному богу известно. Рот открыт, во рту... Такое чувство, что это он изрыгал всю срань, что плавала там. Ничего подобного раньше не видел. Что фильмы ужасов?.. А сам думаю: лучше бы ментов туда запустить. В общем, вытащили труп на улицу, мои парни стали его обыскивать, нашли документы на имя Колесникова Анатолия Сергеевича. К утру пробили его по всем каналам, ГРУ, в частности. И знаешь, где он проходил службу?

— Лучше я угадаю его воинскую специальность. Он был снайпером.

— Точно. Я тоже так подумал изначально. Сейчас поеду в «Лефортово» допросить этого сукина сына Проскурина.

— Да, он знал об этом.

— Или не знал.

— Вот увидишь. Он же фактически подставил Крапивина. Крапивин такой же труп, только ходячий. Ты забыл главную вещь: напарника себе подбирал сам Проскурин. В квартире Хворостенко произошло вот что. Этот Колесников не просто отказался участвовать в убийстве генерала Дронова, он пригрозил Хворостенко и Проскурину, и его убили, труп спустили в подвал. Без Проскурина обработка снайпера по-любому была невозможной, так что он, во всяком случае, присутствовал во время убийства Колесникова.

— Похоже, ты прав.

— Я же начинал это дело, — спокойно напомнил Терехин.

— Слушай, Коля, мне понадобится твоя помощь.

— Конечно, обращайся. Только втихаря.

— О чем разговор! С меня «поляна».

— Зайди ко мне, когда вернешься из «Лефортово».

— Типун тебе на язык. — Далматов переступил с ноги на ногу, и его глаза сделались доверительными. — Ты начинал это дело — верно, ничего не слышал о девушке по имени Маша?

Терехин покачал головой:

— Нет. Насколько я помню, среди друзей и близких нет никого с таким именем. А что? — Николай собрал на лбу недовольные морщины. — Я что-то упустил?

— Вряд ли. Она была у него на дне рождения. Единственный человек, которого мы еще не допросили. Ладно, Коля, пока.

— Давай, жду тебя.

Терехин открыл свой кабинет и вошел.

Майор Соловьев опоздал на полчаса, чего начальник отдела, казалось, не заметил. Ответив на рукопожатие, он прикидывал, когда начать откровенный разговор с Вадимом: сейчас или подождать Далматова. Лучше подождать, решил он. «Конкурент» мог сообщить новые детали после допроса Проскурина.

Выдержки из фонограммы допроса Андрея Проскурина:

Далматов: — ...Если ты будешь молчать, я также молча повешу на тебя еще один труп. Твоего бывшего ученика Колесникова. Мы нашли его в подвале дома, где Хворостенко снимал квартиру и где вы с ним вербовали второго исполнителя. Ты его убил?

Проскурин: — Я его не убивал.

— Ой, ну надо же, какая трогательная сцена! Прямо «Предотвращение убийства сына Ивана Грозного». Кто его убил? Я про Колесникова спрашиваю!

— Не знаю. Я его видел в последний раз, когда он выходил от Хворостенко.

— Что сказал Колесников?

— Он сказал, что идет в ФСБ.

— Не в милицию, а в ФСБ?

— Да.

— Что дальше?

— Я хотел удержать его, но он вырвался и крикнул что-то вроде «Пошли бы вы, суки», точно не помню.

— Уже к этому моменту ты действовал заодно с Хворостенко. Почему ты сам не пошел в ФСБ?

— Мы все работали под контролем: я, Колесников, Близнец. Колесникова не убрали бы, если бы он так резко не встал в стойку. Может, предупредили бы в случае отказа. Когда я привел Колесникова, в соседней комнате был какой-то человек. Я не знаю, кто он. Наверное, это он отдал приказ убрать Колесникова. И во время беседы с Близнецом нас контролировали. Сам я не был напуган. Я сразу понял, что он давал мне шанс поквитаться с генералом Дроновым, который похоронил расчет десантников. Среди них был мой брат. Я и раньше прикидывал, как бы рассчитаться с Дроновым, но ничего не получалось. У меня не было главного — денег. К тому же Дронов переезжал с места на место. Одно время он был в Чечне, в Ростове, дальше его подняли в Кремль.

— У тебя была навязчивая идея?

— Можно и так сказать. В конце концов, я бы его из «Калашникова» положил, был бы шанс.

— Как вышел на тебя Хворостенко? Может, ты кому-нибудь говорил о своих планах относительно Дронова?

— Нет. Я до сих пор не знаю, через кого он вышел на меня. Даже сложилось странное ощущение, что через Крапивина.

— Почему?

— Потому что сам я играл на вторых ролях, а он изначально был основным стрелком. Обычно все происходит наоборот.

— Хорошо. Ты понимал, что подставлял Крапивина?

— Понимал. Но по-другому поступить уже не мог. Я подыгрывал Хворостенко, и мы оба знали, что это игра в одни ворота. Он был уверен, что я от работы не откажусь.

— Ты и Колесникова подставил... У тебя не было желания сказать Хворостенко: мол, бросай валять дурака, я все сделаю и прочее в таком же духе?

— Нет, не было. Не знаю почему...

— Ты не знаешь знакомую Виктора Крапивина по имени Маша?

— Нет. Он что-то говорил про Свету, а про Машу я ничего не слышал...

* * *

— Что скажешь? — спросил Далматов, выключая портативный магнитофон и пряча его в кейс. Полковник вернулся из «Лефортово» и первым делом зашел к Терехину, бросив с порога: «Как и обещал». Хотя было желание вначале позвонить полковнику Шведову из отдела СБП. «Насели! — скрипел зубами Далматов. — Требуют отчитываться за каждый шаг».

— Что я скажу? — переспросил Терехин. — Все довольны, все смеются. Никто на вечеринку не опоздал.

Далматов выругался:

— Где бы эту «куклу Машу» отыскать! Вот проститутка! Жопой чую — Крапивин у нее. Я в натуральный солипсизм впадаю.

Терехин коротко хохотнул.

— Фоторобот составляли? — спросил он.

— Что толку? — развел руками Далматов. — Его же не покажешь по «ящику». Крапивин тут же сделает ноги.