Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

В разбитое окно летели крупные хлопья снега. Они ложились на письменный стол, таяли, оставляя крохотные лужицы, Греч, словно только сейчас заметив непорядок на рабочем месте, метнулся к столу, сгреб в кучу аккуратно разложенные бумаги, сложил их в одну пачку, постучал по столу, выравнивая края, и перенес всю кипу на диван, подальше от окна.

— Спрячь, — посоветовал Суханов.

— Зачем?

— Спрячь, — повторил Андрей Ильич. — Ты что, собираешься здесь сидеть? На морозе?

Греч пожал плечами.

— Так что милиция?

— Милиция приехала сразу…

— Кто именно?

— Как это — «кто»? Дежурные… Осмотрели…

— Запротоколировали?

— Конечно.

— И?

— Пошли на улицу. Вызвали подмогу и пошли.

— И все?

— Да. Охрана внизу у меня стоит… Все, в общем, в порядке… — Греч обвел взглядом кабинет, уже изрядно запорошенный тающим снегом. — Если, конечно, так можно выразиться.

— Да уж… Выразиться ты можешь как угодно, а вот что вы делать собираетесь? Новый год… Е-мое! — Суханов посмотрел на часы. — Паша, надо решать. Или здесь сидеть, мерзнуть, или…

— Слушай, а поехали к Журковским.

— К Толе? — Суханов улыбнулся, впервые за сегодняшний вечер. — А что? Давай. Все поедем?

— Конечно! Наташа! Иди сюда!

Наталья Георгиевна, которая беседовала в дверях с Вересовым, подошла поближе.

— Едем к Толе Журковскому. Здесь рядом.

— Да я знаю. А это все? — Островская махнула рукой в сторону окна. — Так и оставим?

— Я могу выделить человека, — сказал Суханов. — Надежного. Он проконтролирует, чтобы к вашему возвращению все было в порядке. Окна у вас какие?

Суханов шагнул к оконному проему и, прикрывая лицо рукой от летящего с улицы снега, взглянул на рамы.

— Что же ты, Паша, не можешь нормальные рамы поставить? Это знаешь как называется?

— Знаю. «Совок обыкновенный», — ответил Греч.

— Вот. Значит, нет худа без добра. Сделаем тебе заодно приличные рамы.

— Это в Новый-то год? Кто же тут будет в праздник работать?

— Не смеши меня, Паша.

Суханов старался увести разговор в сторону — говорить о рамах, о работягах, о деньгах, о чем угодно, только не о том, что сейчас произошло. Картина событий рисовалась ему в чрезвычайно мрачных тонах. Гречу же знать это его настроение было совершенно не обязательно.

— Все сделают. В лучшем виде. Давайте собирайтесь, я пока позвоню ребятам, к вашему возвращению квартиру не узнаете.

— Все-таки хотелось бы узнать, — заметила Наталья Георгиевна.

— Ну Наташа, мы с тобой что, первый день знакомы? — спросил Суханов, уже нажимая на кнопки телефона.

Однако в первую очередь он позвонил вовсе не по поводу разбитых окон. Нужно было немедленно разобраться, что же на самом деле тут произошло. Андрей Ильич был совершенно уверен, что это вовсе не обычное хулиганство — какой идиот будет бить стекла в доме градоначальника в новогоднюю ночь, да не просто бить, а запускать ракеты и самодельные бомбочки? Здесь сама собой напрашивается статья о посягательстве на жизнь государственного деятеля, а уж она предусматривает такую меру наказания — от двенадцати до двадцати, в лучшем случае, — что мгновенно протрезвеет самая пьяная голова.

Нет, без чьей-либо санкции этого просто не могло произойти. Дом, в котором проживает Греч, известен каждому, и каждому известно, что дом этот под охраной, здесь матом-то громко выругаться опасно, не то что стекла бить.

— К Журковскому? Тогда нужно поторапливаться, господа хорошие, — заметил Люсин и кивнул на массивные напольные часы. — Минуты остались, между прочим. А встречать Новый год в дороге я лично не желаю. Я и так всю жизнь в дороге. В праздник хотелось бы как-то по-человечески, за столом, а не в подворотне, не на улице, не в машине? А?

— Поехали, поехали… Паша. — Суханов взял Греча за локоть. — Пойдем-ка, спустимся к охране, поговорим.

В прихожей замаячила массивная фигура Вересова.

— Женя, пойдем с нами. Вызови ребят, пусть смотаются на склад, нужно вставить рамы, стекла, ну, короче, все сделать по высшему разряду. Будет Павлу Романовичу от фирмы новогодний подарок.

— Хорошо. Петлю оставлю здесь, — коротко сказал Вересов.

— Кого? — спросил Павел Романович.

— Петлю, — повторил Вересов.

— Это из тех, что внизу… Охрана, короче говоря, — пояснил Суханов.

— Они у вас что, на клички отзываются? — спросила Наталья Георгиевна.

— Да так… Между своими, знаете ли… проще как-то… — пробурчал Вересов. — Ладно. В общем, его оставлю. А с собой возьму молодых — с нами поедут… к этому вашему…

— К Журковскому, — сказал Суханов.

— Да. К нему. Остальные мои гаврики здесь по улицам пошустрят. Может, что и выяснят.

— Там милиция работает, — сказала Островская.

— Ну и пусть работает. Мы им мешать не будем, — ухмыльнулся Вересов.

Глава 3

Андрею Ильичу казалось, что безумная новогодняя ночь не закончилась первого января, а все тянется, тянется, и конца этой ночи не видно. Он спал теперь урывками, даже не спал, а проваливался в какую-то ватную дремоту, наполненную невнятными, не остающимися в памяти кошмарами. Часто это случалось прямо в офисе, когда Суханов понимал, что не может больше принимать правильные, осмысленные решения, — тогда он запирался в кабинете, отключал все виды связи, предварительно сообщив секретарю, что отдыхает ровно час, и падал на диван.

Он заезжал домой, переодевался и несся либо в офис, либо в предвыборный штаб, либо в порт, на таможню, на завод, на склады — Андрею Ильичу постоянно казалось, что вся его если не империя, то, как минимум, система княжеств, подчиненных единому сюзерену, начинает трещать по швам.

Неприятности случались с удручающим постоянством — от мелких до таких, что могли нанести бизнесу Суханова вполне ощутимый ущерб.

Ему удалось выяснить, что же именно случилось под окнами мэра в новогоднюю ночь, когда незримые враги от скрытой травли градоначальника перешли к активным действиям. И Андрей Ильич понял, что помимо неприятностей вполне реальных, видимых, тех, которые, конечно, требовали серьезного напряжения, некоторых материальных потерь, но тем не менее были решаемы, перед ним встала еще одна проблема, и она выглядела посерьезней, чем все прочие вместе взятые. Контуры этой проблемы обозначились утром первого января, когда Суханов вернулся в квартиру Журковского и застал там всю честную компанию.

— Все в порядке, — сказал Суханов, войдя в гостиную, хотя знал, что далеко не все в порядке. Больше того, все было просто отвратительно. Но зачем портить людям праздник? Отрицательные эмоции сейчас ни к чему хорошему не приведут. Они вообще плохие помощники в серьезных делах. Серьезные дела нужно делать с холодной головой и, вопреки мнению товарища Дзержинского, со столь же холодным сердцем.

— Что? — спросил Журковский.

Андрей Ильич с удивлением заметил, что профессор изрядно пьян. Прежде Суханов не замечал за Анатолием Карловичем склонности к алкоголю. Пили, конечно, бывало, что и немало, но пьяным Журковского он не видел никогда.

— Что в порядке? — весело переспросил Анатолий Карлович. — Нашли бандитов?

— Бандитов? Каких таких бандитов?

Суханов уселся за стол.

— Выпить-то дайте, господа хорошие. Вы тут, понимаешь, пьянствуете, а я, понимаешь, работаю. В Новый-то год… На марафон не поехал…

— Ладно, Андрюша, не бурчи.

Журковский налил в фужер водки и протянул Суханову.

— Штрафная, — пояснил он.

— На какой марафон? — спросил Люсин.

— Сейчас. — Суханов махнул рукой: мол, дайте выпить спокойно, а потом уже с вопросами приставайте.

— Это на «ТВН», что ли? — настаивал Люсин. — Да, Толя?

Андрей Ильич сунул в рот соленый огурчик, с хрустом разгрыз, чувствуя, как водка растекается по пищеводу, согревает, возвращает к жизни закостеневшее от мороза тело.

В углу на диване сидели Греч и Крюков и о чем-то оживленно беседовали. Павел Романович, кажется, даже не обратил внимания на возвращение Суханова. Журковский вернулся к Островской и возобновил прерванный разговор — судя по обрывкам фраз, они обсуждали тезисы предвыборной программы Греча. Рядом сидела Галя, изредка вставляя какие-то замечания. Мендельштейн, стоявший у окна со стаканом пива в руке, вообще не обращал ни на кого внимания. Суханов с удивлением заметил, что в квартире находится еще и Радужный — проректор Института, человек, которого Андрей Ильич никогда особо не любил, да и Журковский, судя по всему, тоже.

«Этот-то каким образом здесь очутился? Интересное кино…»

Проректор сидел в глубоком кресле и смотрел на экран телевизора, где выплясывали «суперзвезды» отечественной эстрады. Суханов не разбирался в современной музыке, вернее, в том, что считалось теперь музыкой. Хотя его новое дело, а именно приобретение телевизионного канала, локального, со слабым передатчиком, но все же охватывающего своим вещанием город и часть области, вынуждало Андрея Ильича время от времени общаться с продюсерами, как раз и занимающимися раскруткой этих самых «звезд».