Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

Пока Гавриил Семенович в сопровождении конвоя дошел до камеры, он успел подумать о многом.

То, что его взяли, еще как-то можно было объяснить — все же у него были очень тесные контакты с фирмой «Развитие», которая занималась куплей-продажей недвижимости, и операции ее далеко не всегда проходили в рамках закона. Не то чтобы в организации, возглавляемой Ириной Владимировной Ратниковой, царствовал чистый криминал, но придраться там было к чему.

Бекетова вызвали как свидетеля по делу фирмы «Развитие». Это тоже выглядело вполне логично — Ратникова была арестована месяц назад по обвинению в хищении государственной собственности в особо крупных размерах.

В районном отделении Гавриилу Семеновичу было неожиданно предъявлено точно такое же обвинение, и он тут же был препровожден в изолятор временного содержания. На другой день после его водворения в камеру последовал второй допрос, который и прояснил ситуацию.

Гавриил Семенович не был удивлен арестом, но он не предполагал, что дело обернется такой неожиданной стороной. Ну, думал Бекетов, «Развитие», ну еще что-то — все решаемо. Не такой он идиот, чтобы не иметь путей отступления, чтобы в момент совершения тех или иных операций с недвижимостью не думать о возможных последствиях. Интерес со стороны следственных органов мог возникнуть, в принципе, к любому представителю чиновничьего корпуса, имевшего хоть какое-то отношение к жилищной проблеме. И время от времени возникал. Но никого еще из знакомых Бекетову чиновников не посадили, даже до суда дело не дошло ни разу.

То, что Гавриил Семенович услышал на втором допросе, повергло его в глубочайшую депрессию.

Следователь недвусмысленно дал понять, что ему требуются показания, касающиеся нарушения действующего законодательства гражданином Гречем. Павлом Романовичем. Мэром Города.

— Он причастен к делу фирмы «Развитие», — сказал следователь. — Вы, Гавриил Семенович, должны это хорошо знать. Чем занималось «Развитие», нам известно. И вам известно. Так что не будем обманывать друг друга — мне нужны подтверждения того, что Греч незаконно получил две квартиры в одном из домов исторической части Города. Конкретно, что вы участвовали в передаче Гречу двух квартир по адресу…

Следователь назвал знакомый Гавриилу Семеновичу адрес.

— И что эти квартиры были потом переданы Гречем его работникам, а именно архитектору Мазаеву и господину Суханову.

Бекетов хорошо знал, о чем идет речь.

«Развитие» как раз и занималось тем, что скупало или брало в долгосрочную аренду дома в центре Города, расселяло коммуналки, производило капитальный ремонт и продавало уже отремонтированные квартиры.

Гавриил Семенович, как профессионал, понимал, что в операциях такого рода можно обнаружить массу несоответствий с законом. «Развитие» было далеко не единственной фирмой, работающей с таким размахом, и, разумеется, без мощной поддержки со стороны городских властных структур Ратникова никогда так не развернулась бы.

Но Бекетов знал и другое — фамилия мэра в операциях «Развития» не мелькнула ни разу. По крайней мере, в тот период, когда Гавриил Семенович был причастен к делам Ратниковой, мэра там даже близко не было. Наоборот, Ирина Владимировна всячески старалась дистанцироваться от Греча, заявляя, что ему-то уж точно ничего не обломится в ее фирме, даже если он станет остро нуждаться в улучшении жилья. Насколько знал Бекетов, Ратникова не любила мэра. Да и вообще мало кто из чиновников хорошо к нему относился. Слишком уж его действия противоречили испытанной десятилетиями схеме «ты мне — я тебе», следуя которой можно было вершить свои дела без сучка без задоринки и чувствовать при этом, что ты находишься почти в полной безопасности. Прикроют, если что.

Мэр же, судя по всему, не собирался никого прикрывать. Его планы развития Города противоречили интересам слишком многих влиятельных людей, долгое время делавших сначала подпольный, а потом — с приходом перестройки — и легальный бизнес на городской недвижимости.

Как понимал сейчас, идя по коридору тюрьмы, Гавриил Семенович, задача, которую поставил перед ним следователь, имела два решения. И оба эти решения его, Бекетова, совершенно не устраивали.

Гавриил Семенович понимал ситуацию не до конца. Его проблема имела два решения только на первый взгляд.

Старший следователь прокуратуры города Уманска, прибывший в Город по команде из Москвы, имел на этот счет другое мнение. Майор Алексей Владимирович Панков и пятеро его коллег — двое из Уманска, трое из столицы, видимо, привлеченные для «усиления», — были обязаны решить стоящую перед ними задачу в самое ближайшее время.

Перед тем как покинуть мрачные стены изолятора, Панков встретился с дежурным офицером и сказал, чтобы он действовал так, как они договаривались.

— В седьмую его, что ли? — спросил офицер, пожилой грузный мужчина с неожиданно добрым для своей работы лицом.

— Да. Сегодня же. Сейчас же. Немедленно.

— Хиловат он, товарищ майор… Как бы чего…

— Я сказал, — отрезал следователь. — Некогда мне с ним тут нюни разводить. Давай, прессуй по полной.

— Есть, — кивнул офицер. — В седьмую так в седьмую…

Глава 2

Как встретишь Новый год, так его и проведешь.

Суханов чувствовал, что вокруг предвыборного штаба Греча растет напряжение, невидимая угроза становится все более и более очевидной. И Андрею Ильичу было странно, что даже новогоднее происшествие мэр расценивал как очень досадный, отвратительный, опасный, но все же частный случай.

С учетом сведений, которые поступали последнее время в офис «Города», Андрей Ильич не склонен был соглашаться с Гречем и, устав предостерегать его, стал сам выстраивать линию обороны от предполагаемого нападения.

Чем внимательнее он оценивал направления, с которых могли ударить по Гречу, а значит, либо косвенно, либо прямо — по нему, то есть по фирме «Город — XXI век», тем яснее виделся Суханову круг, готовый вот-вот замкнуться и сжать мэра вместе с его помощниками.

За последние десять лет, которые Суханов расценивал как целую жизнь вторую жизнь, в которую он влетел из академического прошлого и в которой тут же изменилось все — от быта до литературных и кинематографических вкусов, от образа мыслей до манеры разговаривать, — за эти десять лет Андрей Ильич развил в себе сильную интуицию. И сейчас она говорила ему, что опасность подошла вплотную и опасность эта, пожалуй, даже более серьезна, чем та, перед которой они с Гречем встали в полный рост 19 августа 1991 года.

Новогодняя история была для Суханова лишним подтверждением того, что случаи давления на мэра приобретают систематический характер.

31 декабря Суханов приехал домой раньше обычного. Уже в десять вечера он поднялся по лестнице и открыл дверь своей квартиры.

Собственно Новый год он всегда встречал дома. Ему давно было неважно, кто окажется в этот момент у него в гостях — впрочем, само понятие «у него в гостях» было не актуальным уже несколько лет. Гостей собирала Вика, Суханов же, выпив в полночь бокал шампанского, уезжал из дома — либо на телевидение, либо в ресторан, либо вообще улетал в другой город, например, в Москву, Киев или Ригу, да мало ли мест, где можно провести время в хорошей компании! Андрей Ильич называл такие поездки и полеты положительным стрессом.

Суханов почти физически ощущал, что его личность растворяется в каждодневной суете, хотя и не мелкой, не пустой, но все-таки суете, что он из совершенно самодостаточного человека со своим неповторимым, особенным внутренним миром превращается в некую функцию, очень важную функцию, значимую и для собственной семьи, и для города, и даже в какой-то степени для страны, но тем не менее…

Тем не менее лучшими часами для Андрея Ильича были те, что он проводил в гостях у Журковского или в Институте.

А дома… дома ему давно уже нечего было делать.

Вика совершенно погрузилась в то, что она называла «светским образом жизни», и проводила время в разнообразных женских клубах. Они росли как грибы, а цены на бутерброды и шампанское в них испугали даже Суханова, несколько раз посетившего эти заведения.

Андрей Ильич был не самым бедным человеком в Городе. Тем не менее он был представителем той категории людей, которые заставляют официантов в дорогих ресторанах морщиться, а едоков за соседними столиками — презрительно ухмыляться. Он был из тех, кто при получении счета достает калькулятор и тщательно сверяет цифры с ценами, означенными в меню. Он никогда не бросал деньги на ветер, независимо от того, большие это деньги или совершенные гроши. Пройдя большую школу выживания в бытность свою, как он говорил, «действующим ученым», Суханов считал, что маленьких денег не бывает.

— Когда я работал в Институте, — говорил Андрей Ильич, — или, скажем, в студенческие годы, пятак на метро, а то и двушка для телефона-автомата были для меня иной раз важнее, чем вся грядущая зарплата. Бывало такое. Все относительно. А деньги… деньги зарабатываются. С неба они ни на кого не падают. И на деревьях не растут. Поэтому деньги я уважаю как меру затраченного человеком труда.