Вдохни океан - Ольга Обр

В наших ночах, раньше таких страстных, появляется какая-то небывалая нежность, словно мы прощаемся друг с другом. Хотя, почему словно? Это так и есть. Выбираю в сети подарок для Кира. Что-то такое, что могло бы поднять ему настроение, но никак не нахожу ничего подходящего. Джахиза пару раз пытается привлечь меня к организации свадьбы, интересуется, что модно и принято у нас. Но, услышав мои ответы, непримиримо отвергает всё — у них так не заведено. Вскоре, поняв, что толку от меня мало, отстаёт. Я радуюсь, потому что планировать свадьбу собственного мужчины — это весьма изощрённое издевательство над собой. Кроме того мысли о свадьбе Кирама неизменно приводят меня к мыслям о собственной несостоявшейся свадьбе и к Алексу. Неожиданно для себя понимаю, что всё к лучшему. Если бы он отказался от меня уже после заветного «Да», это было бы в разы хуже. И, несмотря на свою боль и злость, я всё равно желаю ему счастья, где бы и с кем бы он сейчас не был. Я и Киру желаю только всего самого светлого, он заслуживает, как никто. Прекрасно понимаю, что мой мальчик разрывается между мной и волей отца, не смея нарушить его приказ. Его жизнь и его выбор. А моё собственное счастье где-то далеко, не здесь, его ещё только предстоит найти, уверяю себя.

Двадцать восьмое февраля наступает поразительно быстро. Просыпаюсь в таких знакомых объятьях от нежного поцелуя в шею. Извернувшись, тянусь за подарком, заранее спрятанным под кроватью, в то время как Кир недовольно ворчит и требует вернуть свой «завтрак». Вручаю ему небольшую коробку со словами:

— С днем рождения, Кир. Наконец, мой мальчик стал совсем взрослый. Подумать только, девятнадцать! — не могу отказать себе в удовольствии подразнить его. За что тут же получаю наказание. Кир откидывает коробку в сторону, заводит мои руки вверх над головой и, удерживая запястья, нещадно щекочет меня. Рычит, чтобы не смела обзывать его мелким. На что делаю удивлённые глаза и справедливо замечаю, что назвала его большим. Я извиваюсь, стараясь увернуться от щекотки, мы весело смеёмся и, конечно, как без этого, плавно переходим от детской возни к хорошему утреннему сексу. До подарка добираемся не скоро.

— Что это? — он вертит в руках коробку, не спеша вскрывать упаковку.

— Открой и узнаешь.

Шуршит упаковочная бумага, Кир ощупывает лежащий внутри предмет и выглядит озадаченно:

— Серьёзно? — спрашивает в недоумении. — Зачем мне это?

И мне приходится детально объяснять такому милому и в чём-то на удивление наивному мальчику, для чего взрослые дяди и тети используют в спальне наручники.

— Это лучший подарок в моей жизни, — шепчет хрипло, когда я, пользуясь неограниченной властью над его телом, спускаюсь всё ниже со своими поцелуями. Я впервые за всё время, проведённое вместе, позволяю себе целовать его так, как мне давно хочется. Сама ужасно завожусь от того, что делаю, и когда он с глухим стоном изливается мне в рот, сама достигаю кульминации, помогая себе рукой.

Как только получает свободу, Кир прижимает меня к себе, изловив. Я лежу на его груди, пойманная врасплох такими сильными руками, размышляя, как до изнеможения мне будет всего этого не хватать. Уже скоро. Не подозревая, что творится в моей голове, он находит мои губы, целует нежно.

— Спасибо, — шепчет с улыбкой. Потом выражение его лица меняется, искажается болью. — Я не смогу отпустить тебя, Мари.

Я порываюсь встать, уйти, но это невозможно, когда Кир не в настроении расцепить руки. Наоборот, перекатывается так, чтобы оказаться сверху, чтобы вырваться было без шансов.

— Я не смогу без тебя. Твоё место рядом со мной, — продолжает настойчиво.

Всё что мне остаётся, только горько шутить:

— Я могу выбрать, с какой стороны кровати будет моё место, или у твоей жены приоритетное право?

— Справа, слева, подо мной и на мне. Все места твои, только твои, солнце.

У меня нет ни сил, ни желания спорить, я просто целую его, чтобы завершить этот нелепый и ненужный нам обоим разговор. С днём рождения, мой, пока ещё мой, мальчик.

После такого насыщенного утра нам, ожидаемо, приходится спешить. Мы снова опаздываем. Еду на предельно допустимой скорости и мы едва успеваем добраться до пристани раньше гостей. «Линия» уже готова отправляться в путь, погода сегодня благоприятствует, и вечер начинается весьма удачно.

Всё той же тесной компанией весело отмечаем день рождения Кира — второе совершеннолетие, как называют его здесь. Звучит много поздравлений, играет музыка. Жаль только для купания ещё пока рано — вода холодная. Когда я, устав от шума, выхожу ненадолго подышать на палубу, Дина присоединяется ко мне. Какое-то время мы стоим молча. Потом она спрашивает тихо:

— Ты боишься? — и я прекрасно понимаю, о чём она. Мне требуется время, чтобы сформулировать свою мысль, поэтому несколько минут снова проводим в тишине и подруга терпеливо ждёт ответа.

— Боюсь, наверное, не то слово, Дина. У нас не принято делить любимого человека с кем-то. Мне больно, я злюсь. Понимаю, что это данность, но от этого не легче. Я ревную заранее, — и тут я сознаюсь в том, в чём ранее не решалась никогда. — Но, так или иначе, я всё равно собираюсь сбежать из Палеры. При первой же возможности. А он не предаст свою семью и страну и не последует за мной, я знаю. И когда я уйду, не хочу, чтобы он остался один. Поэтому я стараюсь принять эту свадьбу. По одной простой причине — я сама уже заранее предала его.

Дина обдумывает мои слова, вглядываясь в темноту над заливом, знаю, что не осуждает. Потом говорит, не поворачивая ко мне лица, словно тоже сознаётся в страшной тайне:

— Когда эта девочка придёт в твой дом, Мари, помни, пожалуйста, что ей тоже больно и страшно. Он уже твой, любит тебя, а она — товар по договору, — говорит с такой горечью, что я впервые задумываюсь, каково же ей живётся на самом деле. Порывисто обнимаю подругу, желая хоть немного смягчить её горе.

— Мне казалось, Джавад любит тебя, — говорю искренне.

— Любит, — соглашается она. — По-своему любит. Но не так, как Мириам.

Мы долго стоим, обнявшись, утешая друг друга. И за что я благодарна этой стране, так это за то, что подарила мне такую невероятную подругу.

КИРАМ

После известия о скорой свадьбе Мари стала как будто чужая, точно уже заранее простилась со мной.