Родники мужества - Иван Выборных

А вслух, положив руку на мое плечо, высказал:

— Ожидал худшего. Молодцы! Выдержали!-

* * *

17 сентября 51-я армия генерала Я. Г. Крейзера в соответствии с приказом командующего фронтом закончила подготовку к новому наступлению. Теперь наш путь лежал на Ригу. Этим самым мы должны были сорвать известное нам намерение противника расширить наконец коридор вдоль берегов Балтики и соединить воедино группы армий «Север» и «Центр». [128]

Но противник все-таки упредил нас. За день до начала нашего наступления 200 его танков, составивших броневой кулак немецких пехотных дивизий, обрушили свой удар на боевые порядки частей и соединений 1-го гвардейского корпуса. Он наносился на участке, имевшем протяженность до 10 километров по фронту.

Врагу после ожесточенных боев удалось вклиниться в нашу оборону на глубину 5–7 километров. Но этот временный успех достался ему дорогой ценой. Около 100 своих танков оставили фашисты на поле боя. Тысячи гитлеровских солдат и офицеров нашли здесь себе могилу. И противник не выдержал, попятился.

А 51-я армия, отразив этот натиск врага, вновь заняла исходное положение для нанесения запланированного удара.

Но в назначенное время он не состоялся. Дело в том, что южнее Риги, на правом крыле 1-го Прибалтийского фронта, противник, как донесла наша разведка, сумел сосредоточить до 16 дивизий, в том числе 4 танковые. Кроме того, в районе Добеле находились еще 5 его танковых дивизий. Силы немалые. Их-то сравнение и вызвало у нашего командования сомнение в возможности отрезать всю эту группировку войск противника, сосредоточенную вокруг Риги, от главных сил.

В связи с этим командование фронта приняло новое решение, получившее одобрение Ставки. В соответствии с ним предусматривалось перегруппировать силы фронта в район Шяуляя, чтобы уже оттуда нанести по врагу главный удар.

Перед началом перегруппировки — а дело было 25 сентября — мы провели совещание начальников политорганов корпуса. Я выступил перед собравшимися, сказал:

— Наступление, товарищи, несколько откладывается, об этом вы уже знаете. Мы приступаем к перегруппировке сил. Она, естественно, будет происходить в непосредственной близости от противника. Следовательно, скрытно переместить такую массу войск будет очень сложно. Но нужно. Поэтому во избежание утечки секретной информации категорически запрещается вести какие-либо разговоры на эту тему по телефонам и рациям, касаться ее на страницах дивизионных газет. Малейшее нарушение этого запрета должно пресекаться со всей строгостью военного времени. [129]

Далее были выработаны конкретные меры по повышению бдительности в войсках. В частности, начальникам политотделов дивизий предложено лично провести беседы с работниками штабов, каждым радистом и телефонистом, обслуживающим корпусные, дивизионные линии связи, осуществлять неослабный контроль и за соблюдением мер необходимой предосторожности на марше.

Через час все политработники убыли в свои соединения. Я же направился в 346-ю стрелковую дивизию.

Этому соединению я уделял столь пристальное внимание далеко не случайно. Хотелось как можно скорее восстановить в нем ту атмосферу, которая царила в дивизии до того, как она побывала в окружении. А то ведь впереди новые испытания. Готова ли она к ним?

С этим вопросом обратился к начподиву полковнику Пантюхову. Тот поначалу лишь усмехнулся в ответ: мол, за одного битого двух небитых дают. Но потом разговорился:

— Конечно, окружение, понесенные при этом потери оставили в сердцах людей горький осадок. К тому же некоторые командиры стали более осмотрительными. Это хорошо. Но, замечаю, кое у кого из них боевой дерзости поубавилось. А без нее на фронте подчас не обойтись...

— Согласен, — поддержал я Пантюхова. — Как бы эта осторожность да осмотрительность?..

— Нет-нет, — перебил меня начподив. — До беды дело не дойдет. Мы с командиром дивизии уже работаем с этими слишком уж осторожными. Помогает. Ну а в отношении бойцов... Сейчас в настроении людей уже заметен перелом к лучшему. Разговоры бодрые, все горят желанием посчитаться с врагом, доказать, что и они не хуже других умеют бить фашистов.

Это-то настроение мы и решили поддержать по приезде в дивизию, в этом направлении и сосредоточить усилия партийно-политической работы.

* * *

Перед началом марша в новый район сосредоточения я побывал и в других дивизиях и полках, встречался там с коммунистами, секретарями комсомольских организаций. В беседах нацеливал активистов на кропотливое разъяснение каждому бойцу важности предстоящей перегруппировки наших войск, ее нужности для будущей победы. [130]

Разумеется, о грядущих боях говорилось лишь в общих чертах: бойцы и командиры низового звена, выступая в поход, не знали, на какой участок фронта перебрасывается их дивизия или полк. Делалось это, как уже говорилось выше, для того, чтобы не дать разведке противника разгадать наши замыслы. И люди, кстати, не расспрашивали нас, ибо каждый отлично понимал, что конкретные боевые задачи они получат в нужное для этого время. А пока же главное — совершить марш быстро, скрытно и без потерь.

Штабы частей и соединений в эти дни потрудились тоже на славу. Ими был разработан четкий порядок движения колонн, тщательно продумано их охранение и инженерное обеспечение. В частности, они учли и то, что на пути движения частей встретится немало рек, речушек и каналов, которые явятся серьезными препятствиями для танков, автомашин и другой боевой техники. Поэтому саперным подразделениям еще заранее были поставлены задачи провести инженерную разведку некоторых мостов и переправ, при необходимости усилить их грузоподъемность, а там, где мосты отсутствуют, построить их, не нарушая, естественно, при этом правил строжайшей маскировки. И надо сразу сказать, что с этим заданием саперы справились успешно.

Перемещались войска преимущественно в ночное время. Как только наступала темнота, стрелковые части и подразделения бесшумно снимались с дневных биваков и быстро двигались заданными маршрутами. Люди не разговаривали, лишь иногда по колонне вполголоса передавались необходимые распоряжения и команды. Естественно, столь чрезмерная осторожность объективной надобности конечно же не имела. Но мы умышленно поддерживали ее для сохранения высокой бдительности, общей дисциплины марша.

Наиболее важным для нас было соблюдение светомаскировки. Командиры очень строго следили за тем, чтобы водители ни на секунду не включали фар, чтобы никто из бойцов не курил открыто. Это соблюдалось даже на привалах. Но курильщики все-таки приспособились. На остановках они конечно же курили. Но как! Держа цигарки в сомкнутых ладонях. Так что, бывало, стоишь рядом, чуешь махорочный дым, а светлячка ни за что не заметишь. [131]