Буря и пламя - Элейн Хо

Эрис уставилась на свои руки, гадая, сможет ли подчинить себе такую силу. Хочу ли я этого вообще? Она уже успела вкусить сладость этой мощи и понимала, почему так ее жаждет. Пускай здесь она и не столь уж многого достигла, зато обрела счастье и наслаждалась этим новым чувством, связывающим ее с землей и космосом. Ее можно было использовать на благо, как она всегда и хотела, – чтобы положить засухе конец, сделать урожаи богаче, отстроить замок заново, оживить эти земли.

Но тогда она станет лишь проводником, сквозь которого струится сама магия. Быть волшебником – значит иметь цель, но тогда вся ее ценность будет зависеть от связи с миром магии. Если она потеряет над магией власть, то утратит всякую значимость, сделается пустым местом, как во времена жизни в городе. Эрис вперила взгляд в сгорбленную спину Чудовища и поникшие плечи, обтянутые тканью, что скрывала его от всего мира. Когда человека лишают магии, он превращается в пустую оболочку.

Я стану такой же, как ты.

– Ты прячешься из-за стыда, – заключила Эрис, преисполнившись новой уверенности. – Тебе кажется, что вся твоя ценность сводится к магии и прошлому.

Чудовище нервно сцепило руки, прежде чем ответить.

– Я ведь был королем, – напомнило оно. – Бессмертным созданием, которое ныряло в океан магии, изучая его глубины. На кончиках моих пальцев расцветала жизнь, я помогал смерти на пути к перерождению. А теперь я лишь полая скорлупа, прислужник пустоши, ничейный король. Я ничтожество, если не меньше. – Великан засучил рукав. Под складками показались мясистые шрамы, окутанные изящными повязками с цветочным узором. – Вот он, символ всего моего существования.

Эрис подняла глаза к небу.

– Когда-то в твоих руках была сила, о которой большинство лишь мечтать могло. Ты был королем, не боящимся смерти, тем, кому повинуется вся магия мира. Такого могущества не забыть. Но эти времена миновали. Возможно, я ценю настоящее куда выше, чем ты, но важнее всего то, что за время моего пребывания в твоем замке ты показал себя как хороший учитель и щедрый хозяин. Вот что имеет значение. А не то, сколько солдат тебе подчинялось, какой силой ты владел… – она выдержала паузу, подбирая слова, – и кем был в прошлой жизни. – Эрис подняла голову. – Я отказываюсь от твоего предложения пойти под венец. Но останусь с тобой. Когда я только здесь оказалась, я пообещала возродить эту землю.

– Если земля возродится, я снова стану ее королем, – подметил великан, – несмотря на все твои советы распрощаться с прошлым.

Эрис пожала плечами.

– Я не в силах тебе приказывать, как и не могу вернуть отца. Может, твой гнев снова вырвется наружу, и ты решишь отомстить Саулосу и Ананосу… и опять разрушишь город. Может, магия одержит над тобой победу, и ты и впрямь превратишься в Тварь, описанную в книгах. Может, убьешь меня, чтобы избежать ошибок, которые допустил с братьями.

Чудовище хотело возразить, но Эрис остановила его жестом.

– Есть миллион способов увидеть будущее. Сейчас передо мной стоит великодушное, милосердное существо, которое спасло меня от смерти, научило магии, отказалось от мести и подарило вот что. – Эрис указала на обсерваторию и на земли внизу. – Может, я ошибаюсь и еще пожалею о своих действиях, но мне хотелось применять магию на благо. Когда я только тут появилась, я дала обещание и не собираюсь от него отказываться. Это большее, что я только могу сделать. Хотя, может, в сравнении с твоей жизнью это и сущие мелочи…

Чудовище шагнуло к Эрис. Его плащ зашелестел. Великан коснулся могучей рукой ее кожи. Их лбы едва не соприкоснулись. Чудовище замерло так близко, что Эрис задрожала под его прохладным дыханием.

– Здесь всегда царила тишина, – проговорило оно. – Некому было разделить мои радость и горе. Молчание сводило с ума. Сотни тысяч друзей безмолвно наблюдали за тем, как я гуляю в одиночестве, ем в одиночестве, сплю в одиночестве. Когда я кричал, мой голос подхватывал холодный ветер и уносил его в пустоту. Я возненавидел братьев не только за предательство, но и за то, что заточили меня в этой безлюдной пустыне. Физическая боль не идет с одиночеством ни в какое сравнение. Я мечтал, что кто-то придет, пусть даже братья, и разделит мою муку, скажет, что все будет в порядке, но ночь тянулась за ночью, а я так и оставался наедине с собой, и, кроме себя, винить мне было некого. Я злился, я плакал, надеясь, что слезы заполнят пустоту в груди. – Пришел его черед высматривать в ночном мраке янтарные глаза Эрис. – Но ты все это выжгла. Ты подарила мне не обещание, а гораздо больше.

Сердце у Эрис забилось чаще, к щекам прилил румянец. Она подняла руку, нырнула пальцами под капюшон, скрывавший лицо великана, и нежно прикоснулась к его впалой щеке. Он застыл как истукан, но не отшатнулся.

В то мгновение в мире, казалось, существуют лишь они одни – две безмолвные фигуры под бескрайним черным небом.

Глава двадцать седьмая

В прежней комнате Эрис отсчитывала дни, оставляя ногтями отметины на каменной стене. Но в обсерватории она быстро распрощалась с этой привычкой. Течение времени утратило свою болезненность, а каждое мгновение уже не приносило столько страданий.

Эрис приноровилась спать на самой высокой части крыши. Когда утреннее солнце нагревало камни, она просыпалась. Теперь, когда она распрощалась с кожаной броней, можно было носить любую одежду. Изучив содержимое сундуков, принесенных великаном, Эрис нашла несколько простых нарядов и набросила на манекен те, что оказались ей по размеру. У этих платьев не было турнюров, корсетов, тут не нужен был кринолин, так что надеть их можно было и без трех служанок.

Эрис не сдержала улыбки. В то утро, когда Виктория стала Второй, ей понадобилась не одна помощница. Это было публичное мероприятие, которое проводилось на площади у Храма, у всех на виду, и пышный наряд с вкраплениями бордового, белого и золотого полностью соответствовал поводу. А уж вычурную прическу сестры Эрис запомнила навсегда. Виктория смотрела прямо перед собой остекленевшими глазами, уголки ее губ смотрели вниз, руки были разведены в стороны, а Констанция с несколькими служанками суетились вокруг, поправляя украшения на платье.

– Ты на торт похожа! – сказала ей тогда маленькая Эрис, которая носилась по гардеробной среди платьев, раскиданных по полу. Констанция метнула в нее неодобрительный взгляд, а губы Виктории дрогнули в улыбке – казалось, и она сознает, что вся эта излишняя пышность ни к чему. Знаю, знаю, словно бы говорило ее самоуничижительное выражение.

С тех пор Эрис ни разу не видела, чтобы Виктория посмеивалась над собой.

Девушка заправила рубашку в длинную серую юбку и пошла в узкую комнату, примыкавшую к саду. Там она отыскала медное ведерко, покрытое изнутри патиной, – видимо, когда-то в нем носили воду. Потом, держа в памяти рассказы отца о работе на каменоломне, она побродила у ограды замка и выбрала из песка побольше камней, отдавая предпочтение мягким породам. По пути обратно она столкнулась с великаном. На его плащ налипла сажа, а из-под рваных рукавов выглядывали мозолистые ладони.

– Где ты был? – не справившись с любопытством, спросила Эрис.

– Это сюрприз. Больше никаких вопросов.

– Вот ты и подписал себе приговор – теперь они точно не закончатся! – заметила Эрис и с тяжелым вздохом поставила ведро. – Подойди-ка сюда. Я собираюсь применить магию. Проследишь, все ли я правильно делаю.

Чудовище закрыло лицо ладонью.

– Как же ты меня порой раздражаешь, сил нет! – пробормотал он.

– Обращайся! – Эрис раздробила камни в мелкую пыль, наколдовала морской воды и соломы и смешала все до густой массы. В городе строительный гипс получался гораздо светлее – там известняк сперва несколько месяцев отбеливали, – но и такого результата хватит.

Чудовище кивнуло.

– Как всегда, бесподобная работа. В этом смысле я уже давно не могу тебе сказать ничего нового.

Эрис уставилась в ведро и сосредоточилась на своих ощущениях: не начнет ли покалывать пальцы, не раздастся ли гул в голове, или, может, произойдет еще что-нибудь и она поймет, что переживает трансформацию?

Плечи великана едва заметно задрожали – его забавляла эта картина.

– Эрис, может, другие и считают себя