Буря и пламя - Элейн Хо

Глава двадцать восьмая

– Интересно, а по Копью Архайи можно ориентироваться, как по Полярной звезде? – вслух полюбопытствовала Эрис.

– Ты знаешь про Архайю, а про Аэру не слышала? – изумленно спросил великан. Он поставил Эрис на знакомый кусочек крыши, где они обычно подолгу лежали и смотрели на звезды. – Не знал, что он владел копьем.

Камни еще не успели остыть от вечернего солнца. Эрис уперла в них ноги, и блаженное тепло растеклось по всему ее телу.

– Я знаю о нем из-за созвездия. – Эрис указала на небо и обвела пальцем контур копья. – Мне его отец показал. И рассказал про Архайю – охотника, который спас свою жену со дна океана при помощи этого самого копья.

– Как романтично.

– Ты что, впервые про это слышишь?

Чудовище пожало плечами.

– Никогда не был силен в астрономии. Может, в честь Архайи и впрямь назвали какое-то созвездие, но в наших легендах он был супругом Аэру. Ты видела его статую в Большом зале – у него кабанья голова и сотня рук. Архайя породил вселенную, а Аэру ее населила. Своими огромными клыками он вскапывал землю, пока она не начала плодоносить. В своих руках он держал все злаки и цветы, что только были известны человечеству. Когда я был королем, этот бог пользовался большим почетом. Ему молились о богатом урожае.

– И что, ни в одной из легенд он не спасал Аэру?

– А ее никогда и не требовалось спасать, – фыркнув, ответило Чудовище. – Ты же видела ее жутковатое лицо на дверях. Вот уж кого правда побаивались.

Песок замерцал в лунных лучах. Еще одна история, искаженная временем.

Чудовище скрестило руки и переступило с ноги на ногу. Эрис молчала – она решила оставить его в покое. Едва слышно стукнули друг о друга камни. Великан прочистил горло и опустился рядом с Эрис.

– Я все ждал ночи, когда луна будет ко мне милосерднее, – пояснил он.

Эрис судорожно вздохнула, поняв, к чему он клонит.

– Пойми, ты вовсе не обязан…

– Верно, – подтвердил он. – Но я этого хочу, как и ты. Я помню времена, когда я был королем счастливого народа и правил процветающими землями. Я так крепко цепляюсь за эти воспоминания, чтобы забыть, кем я стал. Но у меня больше нет сил прятаться, нет сил жить прошлым. Сегодня сад расцвел – и это начало новой эры. Последние дни подарили мне куда больше счастья, чем воспоминания о прошлом. Моя земля меняется к лучшему, и я должен взять с нее пример. – Он взялся обеими руками за край капюшона и приподнял его, открыв лицо лунному свету.

Эрис готовилась к страшному зрелищу, поэтому увиденное мало ее удивило. Теперь, когда великан избавился от капюшона, оттенявшего лицо, его зеленые глаза засияли гораздо ярче. Длинные черные волосы падали на уцелевший рог, плохо скрывая шрамы на голове. Несмотря на изуродованную кожу, лицо еще сохранило черты, которые так запомнились Эрис по портрету, – острый нос, высокие скулы. Должно быть, ее спокойствие ободрило Чудовище, и оно закатало бархатные рукава.

Эрис узнала зазубренные шрамы, которые оно уже ей показывало когда-то давно. На руках они не заканчивались, а шли вверх, до самой шеи, и покрывали часть головы. Плечи были оплетены толстым слоем мышц – благодаря им Чудовище так легко перепрыгивало через руины. На спине дыбились крупные распухшие наросты – это из-за них его фигура стала сгорбленной. Полукруглые бедра напоминали задние лапы крупной кошки.

Великан остановился и затаил дыхание. Он взволнованно водил большим пальцем по ладони, дожидаясь ее реакции.

– Можно взять тебя за руку? – спросила она едва слышно.

Чудовище, не моргнув, перестало перебирать пальцами и протянуло Эрис изуродованную кисть ладонью вверх.

Эрис положила его руку себе на колени и прикоснулась к мозолистой синевато-серой коже. Ее собственная ладонь оказалась вдвое меньше, чем у Чудовища, и она невольно улыбнулась, заметив это. С тыльной стороны рука густо поросла волосами, а когти были острыми и черными. Эрис обвела пальцем линии на его ладони, погладила глубокий неровный шрам, идущий через всю руку.

– Откуда это у тебя? – шепотом спросила она.

– Я пытался оттащить от шеи клинок моего брата.

Эрис содрогнулась. Ей захотелось поцеловать шрам, стереть его своей магией, но она прикусила губу. Еще не время. Я не готова. Она скользнула кончиками пальцев по его когтям, легонько задев кожу. Желание никуда не исчезло, оно словно затянулось в горле тугим узлом.

– Ты такая теплая, – тихо произнесло оно. Его голос впервые прозвучал отчетливо – теперь его не приглушала ткань, под которой оно привыкло прятаться. Великан сглотнул и упер взгляд себе в колени.

– Надеюсь… надеюсь, я не очень тебя напугал и ты теперь не сбежишь.

Девушка покачала головой.

– Я ни за что не брошу тебя из-за внешности.

– Найдутся другие причины.

– Меня всегда манил внешний мир, все то, что в нем есть и может быть. – Эрис сжала его ладонь, гадая, смогут ли его руки еще когда-нибудь согреться. Великан смотрел прямо перед собой, и глаза его казались огромными. Эрис знала этот взгляд: в нем читался страх, страх снова остаться одному посреди мира, которому ты не нужен.

– Но здесь я счастлива, – добавила девушка. Ей хотелось его утешить. – И я дала обещание.

– Получается, ты уйдешь, когда земля возродится? – выпалило Чудовище. Чувствовалось, что этот вопрос уже давно крутится у него на языке.

Никогда в жизни она не спала так сладко, как в обсерватории. Там она нашла спасительное убежище от целого мира и легко могла бы остаться в нем навечно, но мысли о семье снова и снова бередили разум. Великан сказал, что сестры в безопасности, но как они сейчас живут? Скучают ли по ней? Она ведь не говорила им, куда уходит. Когда много лет тому назад пропал их отец, сестры ударились в панику и страшно переругались. Констанция проснулась той ночью и снова начала сетовать на причины голода, но потом Виктория убаюкала ее песней:

Над баррикадами, среди пепла с песком

Кровь за кровь вновь прольется и сейчас, и потом…

Они, наверное, с ума сходят от волнения. Констанция каждый день ходит в Храм и молится о ее благополучном возвращении. А Виктория, возможно, даже высылает поисковые отряды. Эрис и сама не знала, сколько уже живет тут, с Чудовищем. Время потеряло всякий смысл.

Она твердила себе, что, если уйдет, сможет оживить город своими магическими силами. Волшебник, тайно подпитывающий Кешгиум, особым талантом не отличался, судя по десятилетиям неурожаев, от которых пострадала в том числе и ее семья. Однако если в городе узнают, что она использует магию, ее казнят. Констанция впадет в отчаяние, узнав, что Эрис перечеркнула все, что им было известно. Виктория поставит интересы города превыше всех прочих и, наверное, даже сама подпишет смертный приговор сестре. Есть ли смысл творить добро, если другие видят его совсем в ином свете? Этот бесплодный край принял ее, как и человек, чье наследие развратили победители. Девушка стиснула зубы. Помнится, Виктория обвиняла ее в самолюбии. Справедливо, ведь и теперь она выбирает собственное счастье, а не всеобщее благо.

Счастье. Все эти размышления вдруг облегчили груз чувств, которые Эрис питала к Чудовищу. В том, что она испытывает сильную привязанность, она готова была себе признаться. Но было еще кое-что. В глубине души она понимала это, но слово «счастье» никогда не играло для нее существенной роли. Череда интрижек с самыми разными людьми никогда не закрывала потребности в счастье, и за всю свою жизнь Эрис так и не уловила до конца, в чем его суть. Она привыкла гнаться за яркой вспышкой, пробуждающей ее к жизни, а когда та гасла, снова спешила ее высечь. Этот губительный цикл повторялся раз за разом до тех пор, пока не распалилось пламя, способное поглотить ее без остатка.

А вот чувство, которое она питала к Чудовищу, было постоянным и непреклонным, как затяжной дождь. Ей нравилось каждый день сидеть рядом с ним, нравилось наблюдать за закатом в его объятиях. Нравилось слушать его рассказы, истории о том, каким был мир до ее появления. Нравились его нежность, его понимание, терпение. Нравилось водить пальцами