Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина

— Скажи, а бывают случаи эпистолярных признаний в любви к тебе? А ты им отвечаешь?

— (Хохочет.) Признания бывают, но отвечаю я только стихами. А люблю я Аню, свою жену, самого строгого моего критика и читателя.

— А какие чувства ты сохраняешь к своим первым женам?

— В любом случае надо быть благодарным им за тот свет, пусть даже мгновенный, который они мне подарили. Если рядом с тобой умная и чуткая женщина, сам становишься лучше. И даже не заметишь, как все хорошее в тебя войдет. Считаю: какая женщина, такие и мы, мужики. Если случались глубокие расхождения между нами, я считал, что виноват в этом мужчина. Женщина — не слабый пол.

— Ты ограничиваешь себя в еде?

— Нет, к сожалению (хохочет) . Люблю самую простую еду — картошку, капусту, грибы.

— С этого не распухнешь.

— Конечно, все эти привычки я вынес из деревни. Я привык к этой здоровой пище. Но, к сожалению, еда сейчас приезжает к нам из-за границы. И я пишу о России: «…или она уже не в силах себя по-русски накормить?»

— Есть ли у сильного мужчины Андрея Дмитриевича Дементьева какие-то недостатки и слабости?

— Конечно. Бываю несправедлив. Могу обидеть человека, но потом обязательно попрошу прощения, даже если человек намного младше меня. Бываю ленив — случается, хочется побалдеть. Раньше занимался спортом — всем, кроме тяжелой атлетики. Занимался в охотку. Мой спорт был от случая к случаю, бессистемный. Все должно быть по настроению, как говорил Писарев, даже наслаждение мыслью.

— Что доставляет тебе высшую радость, которая пересиливает недомогание и возвращает тебе молодые чувства?

— Прежде всего любовь. И еще одна вещь — это открытие нового человека, чей-то личности, чей-то судьбы. В человеке мне все интересно.

— Андрей Дмитриевич, где будешь справлять свой юбилей?

— Мои земляки устраивают торжество на Волге 20 июля.

— А в Твери остались родственники?

— Там осталась крестница моего отца. Она старше меня. Но когда я приезжаю, обязательно прихожу к ней, и по рюмке водочки мы выпиваем за наш город и за ее здоровье.

16 июля 2008 г. 

Сексуальный превращенец

Виктор Ерофеев: «Женщины ко мне всегда были благосклонны»

Он родился в год Свиньи. Испытывает удовольствие, что Набоков и Достоевский — тоже. «Кому свинья, а нам — семья», — улыбается Ерофеев и подбрасывает для увеселения читателей старинное поверье: «Есть мнение, что свинья — замаскированный черт». Было бы большим свинством, если бы известный беллетрист скрыл от нас что-нибудь из своих проделок за последние годы.

К нему я пришла на следующий день после пожара в подвале его дома. Из обгорелого окна тянуло вонючей смесью. Консьерж сказал мне, что он не раз сам гонял бомжей. «И сегодня утром они вновь полезли погреться!» — возмущался служитель подъезда. Слава Ерофееву, что он до четырех часов утра читал после победы над Никитой Михалковым на ринге у Соловьева. И успел вовремя вызвать МЧС.

Еще из подъезда я позвонила писателю, он извинился — принимает ванну. Меня встретила няня его дочки Тудорица, что в переводе означает «Богом благословенная». Вдруг ко мне приблизилось прелестное дитя, позволило взять ее на руки, и милым жестом кроха повела меня к коробочкам с пластилином. Оказывается, девочка любит рисовать в свои полтора года. Наконец счастливый и распаренный отец устроился в кресле. На низком стеклянном столе появился чай и чудная халва.

— Виктор, потряс тебя ночной пожарный переполох?

— Можно было в одно мгновение стать погорельцами. Когда, закутав спящую дочку с голыми пятками в теплое одеяло, я тащил ее вниз, к выходу, то растерянно думал: станем погорельцами — куда дальше деваться? Очень часто мы себя считаем хозяевами жизни, но наваливаются несчастье, катастрофа, семейная драма, и понимаешь, что ты действительно гость на этой планете, что все мы ходим под Богом. И потому не стоит нам зазнаваться, делать из себя полубогов. Жить надо скромнее.

— Года два назад мы с тобой говорили о роскоши — ты посвятил ей целую книгу. За последние годы в твоей жизни произошли ошеломительные перемены. Царственная роскошь — влюбиться и влюбить в себя молоденькую девчонку. Роскошь соблазна предосудительна в глазах пуритан. Но она естественна — по веянию времени. Какими чувствами ты обновился?

— Женя в моей жизни — подарок. Я не думаю, что ее можно было бы соблазнить. Позволю себе думать, что наше с ней соединение — взаимный подарок. Нас соединили не какие-то любовные дела. Через шесть лет нашего романа стало понятно: нас роднит общность интересов. Мы совпадаем по существенным нравственным вопросам. У нас одинаковые представления о природе творчества. Мы, конечно, спорим, схватываемся по каким-то частностям. Для меня ее красота — в ее уме. Умная женщина красива сама по себе. А когда умная да еще привлекательная — это самое интересное.

— Тебе пришлось откорректировать стиль своего поведения? От чего-то отказаться, когда вы с Женей поженились?

— Очень тонкий вопрос. Действительно, Женя смоделировала наш новый стиль поведения. В моих поступках стало больше позитива. Стараюсь ценить в людях доброе начало, разглядеть в них прежде всего хорошее. Мне пришлось отказаться от своей внутренней достоевщины — от вечных сомнений и от тайных терзаний по отношению к жизни, по отношению к себе. Не скажу, что во мне этого внутреннего света не было, но он должен был пробиваться, как солнышко сквозь туман.

— Слышу трезвую философию человека, очень непохожую на голос автора книги «Бог Х». Там Ерофеев озорно, с изумлением и азартом рассказал о своей новой пассии по имени Женька, еще не жене: все в ней — сплошной вызов и эпатажная естественность. Создавалось впечатление полной околдованности автора.

— Наташа, когда я познакомился с Женей, ей было восемнадцать. Пора девичьей экстравагантности, когда юная особа утверждает себя своей внешностью. Это те самые щупальца, которыми они входят в контакт с миром.

— Но у твоей героини Женьки контакт с миром опробовался через гиперсексуальное познание. Сидя у тебя на коленях, она по пальцам пересчитала свои «победы».

— Конечно, секс, чувственность нашего времени далеко ушли от комплексов века XX. Они стали заурядным явлением жизни. Мне кажется, наш век становится веком искренности и прямоты. Если это игра, пусть и очень опасная, то она рассчитана на победу. Будешь допускать ложные, тягомотные ходы — только проиграешь.