Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галатин думал, что это вопрос для связки, Виталий сам сейчас на него и ответит. Но Виталий молчал, пришлось отозваться:
— Вы меня спрашиваете?
— Ну? Что с ним за это сделать?
— Не знаю. На губу посадить.
— За что? Это же не нарушение армейской дисциплины, это как бы, ну… Не к службе относится.
— Поговорить с ним. На собрании проработать.
— Вот я и поговорил, и проработал, — с усмешкой сказал Виталий.
Знает Галатин эту усмешку, хорошо знает, не раз ее видел — усмешку непреклонной правоты, удовольствие от совершенной оправданной жестокости, послужившей уроком для всех.
И тут же исчезло в нем очарование дороги, ощущение уюта кабины и чувство, что рядом с тобой товарищ по путешествию, с которым будет удобно и легко. Нет, дорога будет длинная и нудная, в кабине все чужое и непривычное, включая запахи, от которых уже сейчас начинает подташнивать, больше всего от лосьона или одеколона Виталия, который, казалось, становился все духовитее, заполняя и пропитывая собой все пространство, а Виталий никакой тебе не товарищ, он из тех уверенных в себе людей, чья житейская философия сводится к простой формуле: «Дураков надо учить!» — где учителем является носитель этой самой философии, а ученики — все остальные.
— Избили его? — спросил Галатин, и в вопросе был призвук неприязненности, но, похоже, Виталий его не заметил.
— Нет, батон с повидлом поднес! — ответил он. — Зато после этого придурок поумнел, тихий стал, как тень. Кому от этого плохо? Армии? Другим, чтобы херней не занимались? Ему самому? Всем только польза. Между прочим, он мне в альбом перед дембелем стишок написал с рисунком. Уважал меня. А вы не служили?
Вопрос так был задан, будто Виталий считал, что люди, подобные Галатину, служить не могут.
— Служил, — сказал Галатин. — В оркестре округа.
— Ну, это не служба!
— Потому что побить друг друга не за что?
— И вы туда же! Почему обязательно побить? Если солдат все сам понимает, зачем я его трону? А если не понимает, то приходится. Ты ему раз сказал, два, а он никак. И даже смеется над тобой. Что тогда?
— Наряд вне очереди на кухню или в караул. Или гауптвахта, — предложил Галатин.
— Можно, — согласился Виталий. — Но одно другого не исключает. А доходит быстрее.
«ПУШКИНЪ»
Согдеев оказался не лысым и не с брюшком. Высокий, как и сам Антон, плотный, но без излишества, с густыми темно-русыми волосами, а лицо чистое, гладкое. И все равно видно, что ему за пятьдесят, не меньше. Наверняка подтяжки делал, подумал Антон, молодится старикан. Значит, главное Антон угадал — есть в Согдееве внешняя фальшь, наверняка полно фальши и внутренней. Согдеев сидел за столиком на двоих в углу, образованном стеной и книжным высоким шкафом, при появлении Антона встал, протянул руку.
— Извините, за руку не здороваюсь, эпидемия, — сказал Антон.
— Тоже верно, — не обиделся Согдеев и сел на место. — Я уже заказал, а ты посмотри, чего хочется.
Сразу на ты чешет. Как с подчиненным. Но, может, и как ровесник с ровесником, с человеком одного возраста, но возраста не своего, а Антона. Ну-ну.
Антон взял меню, открыл.
— Молочного поросенка рекомендую, — сказал Согдеев. — Все остальное тоже хорошо, но такого поросенка нигде не дадут.
Совет без подвоха, дельный. По крайней мере, понятно, что принесут. Это тебе не «портусъ изъ говяжiхъ ребер въ красномъ вине» и не «искусе изъ мяса ягненка въ рукописи пергаментной подъ печатью». Чья рукопись, интересно, Пушкина, что ли? Я памятник себе воздвиг нерукотворный для искусе из мяса под печать?
В любом случае Антон есть не собирался. Они пару часов назад заказали всем офисом пиццу, как часто делают, так что голода Антон не чувствует, а гурманить не собирается, особенно за такие деньги. Разве что кофе выпить. Антон открыл страницу, озаглавленную «Горячiя напитки». «Эспрессо иргашефъ», «эспрессо блю маунтинъ», «эспрессо лаго асуль». А на десерт что? «Касолетъ миндальной съ цитрономъ холодящимъ». 420 рубликов! — ешьте сами! «Мятная особа въ чиколадъ одетая съ хрустальнымъ вееромъ». Спасибо, не надо.
Подошел официант в красном жилете и с красной бабочкой, ему бы еще и маску красную с логотипом кафе, но нет, маска была обычная, голубоватая.
— Чего изволите? — спросил он.
— Американо?
— Извините, американо не подаем. Турецкий, классика, эспрессо.
— Эспрессо.
— Отлично. На десерт что желаем откушать?
— Ничего не желаем.
Официант сдержанно поклонился, взял меню и ушел.
— Зря, — огорчился Согдеев. — Или есть не хочешь?
— Послушайте, Дмитрий, извините, не знаю, как вас по отчеству…
— Да перестань, давай без этого. И не выкай, не настолько я старше, как тебе хочется. Понимаю твою агрессию, но общаться придется.
— Не уверен. А что я не заказываю, то ты сам прекрасно знаешь, какие у меня финансовые возможности. Я понимаю, тебе хочется понты кинуть, поэтому ты мне тут встречу назначил, хочется показать, какие у тебя возможности, верю на слово. Но я нарочно жрать твоего поросенка не собираюсь, чтобы показать, что тоже при деньгах. Да, с деньгами у меня плохо, что дальше?
— Ничего, — спокойно ответил Согдеев. — Никаких я понтов не кидаю, я просто тут часто ужинаю, близко от работы, кормят хорошо, и всю обслугу, что существенно, регулярно на вирус проверяют, я это точно знаю. У меня тоже, уж поверь, нет большого желания с тобой входить в отношения, но деваться некуда, таков расклад. Имеешь право все знать. Так что для начала давай расскажу, как все получилось, как мы с Настей…
— Зачем?
— Должен же ты понимать, какие у нас отношения.
— Не должен. Вы решили жить вместе, дело
