Убийство церемониймейстера - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посидев больше часа у Ратмановых, он отправился в «Патрикеевский трактир». Знаменитый Тестов держал заведение отменно. Лыков с Эффенбахом хорошо там назюзюкались. Был Петровский пост, поэтому сыщики ударили по рыбе. Начали с бостонского супа по-американски, с картофелем, сладким перцем, шпиком и сельдереем. Блюдо нерусское, но у Тестова все выходит вкусно! Дальше пошли холодные котлеты из севрюги с подливой кумберленд, раковый плов, волховские сиги по-архиерейски, заливное из ершей и паровая стерлядь. Отведали и трюфелей, собранных по соседству, во Владимирской губернии. Нигде в Петербурге так не поешь… Пили английскую горькую, крымскую очищенную и померанцевую эссенцию. Осоловевший Лыков уже за полночь вернулся в Никитники и улегся спать на продавленном диване. Утром ни свет ни заря Горсткин с Решетовым укатили по делам. Надворный советник полдня просидел в одиночестве, мечтая похмелиться пивом. Должны были сообщить, состоится ли встреча, ради которой он приехал в Москву. Сыщик прислушался к своим ощущениям и остался доволен. Встреча его не пугала. Убивать чиновника полиции уголовным незачем. Шайтан-оглы может отказаться от беседы. А может прийти и не сказать ничего важного. Ведь то, что труп Клотильды Лавинэ снесли в каменоломни, только догадка Алексея. Снулый мог утопить его, например, в Богоявленском пруду. Жители соседних деревень с характерными названиями Верхние и Нижние Лихоборы – мастаки на подобные дела. Или тело француженки закопали в оврагах вдоль Варшавского шоссе – тоже старое разбойничье место. Да где угодно можно спрятать покойника! Просто Даниловские копи всего надежнее. А Снулый однажды уже обжегся, пытаясь избавиться от трупа лакея. И теперь наверняка подстраховался. Он не мог даже и представить, что у начальника Особенной части Департамента полиции есть знакомства под землей…
В три часа рогожцы вернулись и отпустили гостя в ближайшую пивную. Чуть позже появились долгожданные вести. Шайтан-оглы согласился на встречу. Она должна состояться в полночь у главного входа в Долгую пещеру. Пещера находится между окраиной Живодерной слободы и татарским холерным кладбищем; места все зловещие. Из Долгой то ли шесть, то ли семь выходов, и одним концом она соединяется с общей системой Даниловских каменоломен. Поймать там ночью местного обитателя невозможно. Главное условие встречи – Лыков должен быть один.
Сыщик прибыл в Живодерную слободу загодя. Москва не Питер, здесь ночью темно! Антон Решетов вывел его за околицу, ткнул пальцем в горизонт и сказал:
– Тебе туда.
И ушел ждать в пролетку, которую поставил за бойней. А надворный советник заковылял к пещере.
Он простоял возле лаза четверть часа. Ровно в назначенное время из-под земли показался колоссального роста детина.
– Ты один? – строго спросил он Лыкова.
– Один.
Парень просунулся назад и негромко свистнул. Послышались шаги, и наверх выбрался Шайтан-оглы.
– Здорово, Лыков!
– И тебе здоровья!
Сыщик и «иван» пожали друг другу руки, и татарин ухмыльнулся:
– Ловко ты нас тогда объегорил! Все решили, что тебя задавило. Некоторые, как Верлиока, даже погоревали! А ты вон жив-здоров, и к тому же фараон…
– Про Верлиоку последнюю новость слыхал? – поддержал разговор Алексей.
– На Сахалине он.
– Уже нет. Никифор сбежал оттуда в восемьдесят девятом в Японию. И там японцы его зарезали.
– Японцы? У нас говорили, что они некоторых фартовых с каторги скрадывали и сюда возвращали. Для каких-то своих надобностей.
– Правильно говорили. А кто отказывался, тому голову отрубали. Так и Никифору снесли.
– Жалко Верлиоку, – искренне вздохнул Шайтан-оглы. – Добрый был налетчик! Но и ты молодец. Не побоялся к волку в зубы. Одобряю храбрых. Если бы я тогда знал, что ты фараон, – не убил бы!
– Как же ты под землей-то оказался? – посочувствовал Алексей. – Скучно, холодно и сыро. Только люмбаго наживать. Может, уйти тебе из Москвы?
– Да я у своих бываю, когда захочу, – бодро ответил Шайтан-оглы. – Недавно вот в Арженовке кулачный бой смотрел. А не хочешь хоть с моим Микиткой сразиться? Силу не растерял?
Великан тут же сделал от лаза шаг к Лыкову.
– Не жалко тебе юношу? – спросил тот.
– Нет, а что? Он могутный! Ты спробуй!
– Некогда, Шайтан-оглы. Я сюда не баловаться пришел.
– Ладно, – «иван» сразу посерьезнел. – Говори, что у тебя за дело.
– Неделю назад или раньше некто Агейчев убил у вас в городе молодую женщину, француженку. Сам Агейчев – бывший…
– Знаю, – перебил Лыкова «губернатор».
– Так вот, вопрос: не просил он ваших спрятать труп? Здесь, в каменоломнях.
– Просил, – лаконично ответил Шайтан-оглы. Лыков даже растерялся: так быстро и просто он узнал правду!
– И что ваши?
– Спрятали, как он хотел, – спокойно сообщил «иван». – Есть такие места, где никто не сыщет. Сто рублей взяли с него.
Алексей помолчал, потом не удержался и спросил:
– Скажи, почему ты мне это говоришь? Фартового выдал…
– Агейчев не фартовый, а просто отрепье. Много зла тут сотворил, когда сыщиком был… А ты хоть и из «чертовой роты»[41], но порядочный. Потом, уговора молчать не было. А мои слова к делу не пришьешь.
– Взгляни, пожалуйста: это она? – надворный советник протянул собеседнику фотокарточку француженки.
Тот взял и сказал через плечо:
– Посвети!
Микитка зажег спичку.
– Она.
Пламя тут же потушили. Осторожничает «губернатор» подземелья! Лыков полез за деньгами, вложил в ладонь Шайтан-оглы банкноты.
– Спасибо тебе!
Тот стал на ощупь пересчитывать бумажки и вдруг рассердился:
– Лыков! Ты что, в меняльную лавку пришел?! Как я тебе в темноте сдачу дам?
– Какую сдачу? – не понял сыщик.
– Такую! Договорились на полсотни, а ты сколь сунул? Двести!
– Я и Горсткину сказал: двести.
«Иван» помолчал, потом хихикнул:
– Вот черт одноногий! Решил Департаменту полиции наличность сэкономить…
Лыков пояснил:
– Это мои деньги, департамент на такое не дает.
Шайтан-оглы присвистнул:
– Ты что, товарища выручаешь? Почему сразу не сказал? Возьми соргу[42] обратно!
– Нет, он мне не товарищ, просто человек, – поторопился внести ясность сыщик. – Посторонний. И даже не очень умный. Мне пришлось сунуть его в цинтовку[43]. Агейчев смастерил ложные улики. Жалко.
– А… Ну, тогда это меня не касается. Сдачи не жди!
«Губернатор» сунул деньги в карман и протянул сыщику крепкую руку:
– Бывай, Лыков! Появятся лишние средства – заходи!
В кромешной тьме, спотыкаясь об кочки, Алексей вернулся в Живодерную слободу. Вот же дикое место! Не зря «люди мешка и веревки»[44] его обожают. Жуть! Ни одного фонаря. То и дело попадаются пьяные, возле кабака разгул, жарит гармоника и лежат вповалку люди. Кто-то тянет «Собачка верная, зверек, заплачет у ворот…», кто-то назло ему выкрикивает «Ланцов бежать собрался…». Сыщик старался быстрее проскочить, но его уже заметили, и трое оборванцев потянулись следом. Ребята на бойнях крепкие, к дракам привычные – не хватало еще получить от них по морде! Лыков поднажал, местные не отставали. Он хотел было задать стрекача, но невовремя вспомнил, как драпал по Газовой. Так и трусом заделаешься! Алексей развернулся и решительно шагнул к преследователям.
– Чего надо?
Ребята замялись, но самый рослый дерзко спросил:
– А ты кто такой?
Удар – и парень кубарем покатился по земле.
– Еще вопросы есть?
– Да мы так… покурить спросить…
– Брысь!
Отделавшись от шпанки, Лыков пошел искать пролетку. Возле нее тоже что-то происходило. Четверо обступили экипаж со всех сторон. Слышался спокойный, рассудительный голос Решетова:
– …Не твое дело, дурак, кого я здесь дожидаюсь. Вот начну сейчас тебе зубы пересчитывать да лишние и сыщу.
– Ён еще и хамит! – возмутился абориген. – А…
Тут сзади подоспел Лыков и от души приложил ему кулаком по загривку. Остальные разбежались, лишь одного Антон сумел ожечь кнутом.
Пролетка выехала на Калужскую. Рогожец невозмутимо поинтересовался:
– Ну, вызнал что хотел?
– Да. Все как я и думал. Спасибо вам, ребята!
– Обращайся…
Они миновали ограду Нескучного сада, разошлись с полицейским отрядом возле Арестного дома. Окраина Москвы сменилась Замоскворечьем, и стало людно.
– У нас заночуешь или как? – спросил Решетов, когда они по Зацепскому валу въехали на Краснохолмский мост.
– Нет, мне пора на службу. Доставь меня, пожалуйста, до вокзала.
– А вещи?
– Вещи уже там.
