Убийство церемониймейстера - Николай Свечин

Степан крепился, быстро выучился ходить с палками и вообще мало изменился после несчастья. Лыков, когда узнал о случившемся, испугался, что калеку выкинут со службы. Но могучий клан Морозовых отстоял Горсткина. Он сохранил должность, разве что стал реже гоняться за всякой шушерой.

Увидев гостя, инвалид попытался встать, но не успел: Лыков по-свойски уселся напротив.

– Чашка лишняя найдется?

– Да была где-то… сколотая. Как раз для таких, как ты. Чего телеграмму не дал?

– Все очень быстро случилось. Дело необычное. Мне надо получить справку из одного места.

– Из какого? Для Лешки Лыкова расстараемся!

– Хочу узнать у подземных людей из Даниловки, не привозили ли им на той неделе мертвую барышню.

Степан так и застыл с чашкой у рта. Посидел молча, потом отставил посуду и сердито сказал:

– Дурак! Ты оттудова еле ноги унес! Девять годов прошло, я думал, ты за это время поумнел. А выходит, наоборот, поглупел!

– Степан, ты на меня не ори… Просто так туда не ходят. Мне надо.

В комнате стало тихо. Горсткин возмущенно сопел, но – Алексей видел – уже думал, как сделать. Решетов сидел безмятежно. Под землю так под землю…

– Кто там сейчас «губернатором»? – спросил Степан у помощника.

– Шайтан-оглы.

– Да вы что! – обрадовался Лыков. – Я ж его знаю! Может, и он меня не забыл?

– Если не забыл, так даже хуже, – осадил сыщика Антон. – Ты ведь когда с ним говорил, фартовым прикидывался?

– Не совсем фартовым. Вольным человеком, что ищет двух мошенников.

– Какая разница! Не сыщиком, правильно?

– Ну…

– Вот обидится на тебя Шайтан-оглы за тот обман и захочет наказать!

– Ты чего меня стращаешь! – воскликнул Алексей. – И без тебя страшно.

– Боишься все-таки? – обрадовался Горсткин. – А я думал, совсем с катушек съехал…

– Есть маленько, – признался надворный советник. – Хотя за что подземным жителям меня казнить? Зла я им не делал. В полиции служу? За такое не убивают. Хочу получить справку и хорошо за нее заплачу. Им одна выгода!

Горсткин задумался, рисуя пальцем на скатерти какие-то знаки. Сыщик подыграл ему:

– Опять же, если за меня попросят такие люди, как вы!

– Ишь как запел. Чуешь, куда клонит? – покосился на своего помощника Степан.

Решетов рассудительно ответил:

– А давай я съезжу и передам.

– Вместе поедем, – строго сказал начальник секретной службы. – Вели закладывать.

Антон вышел распорядиться, а Горсткин обратился к сыщику:

– Тебе, как всегда, срочно?

– Да. В Петербурге человек невинный в тюрьме сидит.

– Шайтан-оглы сейчас в осаде. Ищут его твои друзья-приятели со всей сноровкой, да никогда не найдут. Он из-под земли уже год не вылазит. А если вылазит, то так, чтоб о том никто не знал. Мы с Антоном сейчас поедем в Даниловскую слободу. Там встретимся с управляющим салотопенным заводом, обскажем ему твою просьбу. Тот передаст дальше по команде. Через несколько рук дойдет до «губернатора». А уж он как решит…

– Когда мне ждать ответа?

– Думаю, завтра к вечеру. Теперь изложи слово в слово, что именно требуется и сколько ты за это платишь.

– Сообщи «губернатору» так: известный ему Лыков, нынче чиновник Департамента полиции, просит о справке. Привозили ли им несколько дней назад покойницу, молодую девку? Некто Агейчев, бывший сыщик. Пусть только скажет, да или нет. Плачу за справку две сотни независимо от ответа.

– Ишь, две сотни! Начальство тебе такие деньги доверяет? – усмехнулся Степан.

– От него дождешься! – в тон ему ответил Лыков. – Кучу бумажек надо заполнить, чтобы червонец с мелочью получить. Я плачу из своих.

– Пошто? – удивился Горсткин. – Человека из тюрьмы вызволить? Он тебе сват-брат?

– Нехорошо, когда люди зря страдают.

– Так мир устроен, не тебе его менять, – нравоучительно объявил Степан. – Попал в темницу – значит, Богу оно потребовалось. Дух укрепить или за грехи наказать. Не суйся в Божий замысел!

– Степа, шел бы ты… в Даниловскую слободу, – ласково послал товарища сыщик. – И не вздумай там торговаться!

Тут вернулся Решетов.

– Готово.

Рогожцы укатили, а Лыков пешком отправился на Солянку. Игумнов, владелец дома, из которого съехала француженка, ему не обрадовался.

– Опять двадцать пять! Неделю меня мурыжат, про одно и то же спрашивают! Сколько можно? Всех жильцов мне распугали!

Игумнов проживал на первом этаже старого послепожарного дома, а второй сдавал внаем.

– Мне нужно узнать, был ли у вас пятого июня, в воскресенье, вот этот господин, – Алексей протянул хозяину карточку Дуткина. – Взгляните, он приметный.

Но Игумнов отказался даже бросить взгляд.

– Я все уже рассказал. А вы меня куда впутываете? Думаете, не знаю, чем кончится? Коготок увяз, всей птичке пропасть! Замучишься потом от вас откупаться…

Лыков хотел рявкнуть как следует, но вспомнил повадки Снулого и сдержался. Ведь Эффенбах его такого шесть лет терпел! Сами виноваты, что люди с нами говорить не хотят. И сыщик сказал просительно:

– Этот человек сейчас сидит в тюрьме в Петербурге. За то, чего не совершал. Посмотрите, пожалуйста. Вы можете помочь, по-христиански.

Домовладелец, видимо, никогда не слышал от полиции таких речей. Он смутился и ответил:

– Да-да, конечно. Давайте. Грех не помочь. Надо еще Гаврилу-дворника позвать. Он хоть и пьяница у меня, но ум пока не пропил. Всех помнит. Гаврила!

Явился веселый парень с испитым лицом.

– Чево?

– Вот, глянь. Был у нас такой?

Дворник взял карточку и тут же уверенно сказал:

– То ж господин Дуткин! Петербургский житель. Большой человек! Цере… море…

– Церемониймейстер, – подсказал Лыков.

– Вот и я говорю: цереморемесер. Частенько у нас бывает! Завсегда мне целковый дает, когда я ему калитку отворяю.

– Вспомни, а в воскресенье пятого июня он тоже приезжал?

Гаврила наморщил лоб:

– В воскресенье? В позапрошлое? Был! Не с самого утра, но был.

– Точно?

– Точно. Я почему запомнил? Рупь он мне дал, да рваный. Я его потом в лавке обменял.

– Так-так. В котором часу прибыл, не помнишь?

– Хм… Давно, барин, дело-то было… Ага! Приехал напримерно к обеду, часам к двум. А уехал в восемь. Я ему еще извозчика до Николаевского вокзала рядил. Снова рупь заработал!

– Кто-то может это подтвердить?

– Анфису спросите, она Клотильде всегда прислуживает.

– Анфиса – моя горничная, – пояснил Игумнов. – Наверху убирается за отдельную от жильцов плату.

– Будьте добры, позовите ее, пожалуйста.

Пришла толстая рябая девка с хитрыми глазами и все подтвердила. Да, приезжал вот этот барин. Раз в месяц появляется. Богатый! В позапрошлое воскресенье тоже был, точно. Она его в щелку меж занавесок наблюдала. Полдня прокувыркался с Клотильдой да и уехал.

Алексей забрал дворника и горничную и повез их в Гнездниковский переулок. Там чиновники сыскной полиции записали их показания, после чего Лыков нанял извозчика отвезти свидетелей обратно. Перед этим он еще раз расспросил Гаврилу с Анфисой. Они хором заявили, что Клотильда была чем-то сильно напугана. Торопилась съехать и адреса нового не сказала, хоть они и спрашивали. Бранилась, что ломовик запаздывает. Никогда они доселе француженку такой не видели… Надворный советник показал им фотопортрет Ефима Цыферова и словесно описал Агейчева, но прислуга их не опознала.

Закончив дела, Лыков напился чаю в кабинете у Эффенбаха и условился с ним об ужине. Про встречу с «губернатором» Даниловских пещер он не сказал ни слова. Чтобы не расстраивать главного московского сыщика…

Наскоро перекусив в буфете градоначальства, Алексей поехал на Волхонку. Здесь в собственном доме жила Полина Аркадьевна Ратманова. Вдова Буффало так и не вышла замуж и воспитывала сына в одиночку. Саше исполнилось уже одиннадцать лет! Как быстро летит время…

Полина Аркадьевна обрадовалась Лыкову. Они давно не виделись, было о чем поговорить. Алексей под большим секретом передал вдове поклоны от ее второго, приемного сына. Федор Ратманов-младший по прозвищу Буффаленок связал свою жизнь с военной разведкой. Сейчас он под чужим именем обретался где-то на Дальнем Востоке[40]. Лишних сведений сыщик не выдал, но сказал главное: жив, здоров и молится за вас. Когда вернется, неизвестно… Если честно, Лыков и сам ничего не знал о Буффаленке. Барон Таубе строго-настрого запретил ему всякие расспросы. Они с Федором расстались три года назад, и с тех пор как отрезало. Но сыщику хотелось утешить приемную мать друга, пусть даже и немного приврав.

Посидев больше часа у Ратмановых, он отправился в «Патрикеевский трактир». Знаменитый Тестов держал заведение отменно. Лыков с Эффенбахом хорошо там назюзюкались. Был Петровский пост, поэтому сыщики ударили по рыбе. Начали с бостонского супа по-американски, с картофелем, сладким перцем, шпиком и сельдереем. Блюдо нерусское, но у Тестова все выходит вкусно! Дальше пошли холодные котлеты из севрюги с подливой кумберленд, раковый плов, волховские сиги по-архиерейски, заливное из ершей и паровая стерлядь. Отведали и трюфелей, собранных по соседству, во Владимирской губернии. Нигде в Петербурге так не поешь… Пили английскую горькую, крымскую очищенную и померанцевую эссенцию. Осоловевший Лыков уже за полночь вернулся в Никитники и улегся спать на продавленном диване. Утром ни свет ни заря Горсткин с Решетовым укатили по делам. Надворный советник полдня просидел в одиночестве, мечтая похмелиться пивом. Должны были сообщить, состоится ли встреча, ради которой он приехал в Москву. Сыщик прислушался к своим ощущениям и остался доволен. Встреча его не пугала. Убивать чиновника полиции уголовным незачем. Шайтан-оглы может отказаться от беседы. А может прийти и не сказать ничего важного. Ведь то, что труп Клотильды Лавинэ снесли в каменоломни, только догадка Алексея. Снулый мог утопить его, например, в Богоявленском пруду. Жители соседних деревень с характерными названиями Верхние и Нижние Лихоборы – мастаки на подобные дела. Или тело француженки закопали в оврагах вдоль Варшавского шоссе – тоже старое разбойничье место. Да где угодно можно спрятать покойника! Просто Даниловские копи всего надежнее. А Снулый однажды уже обжегся, пытаясь избавиться от трупа лакея. И теперь наверняка подстраховался. Он не мог даже и представить, что у начальника Особенной части Департамента полиции есть знакомства под землей…