В Буэнос-Айресе - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто?
Он не поленился, посмотрел справочные материалы. На Балканах цены на кокаин упали вдвое. Белград стал одним из моднейших мест молодежных тусовок в Европе, кокаин там выжирается тоннами. Но цена все равно падает. Значит, трафик такой, что наркота туда идет мешками.
Может, сербы?
Сербов в Латинской Америке хватало — в основном работали телохранителями, но был и чистый криминал. Попытались перехватить канал?
Если хочешь узнать плохое о сербе — спроси хорвата…
…
Марко Субботича он нашел по телефонному звонку. Тот сразу согласился на встречу…
Субботич жил в старинном поместье в Палермо — настолько шикарном, что выглядело дико, что такое поместье находится прямо рядом с центром многомиллионного мегаполиса. Там помимо дома — еще и сад неплохой был. Но в Буэнос-Айресе недорого стоила земля и потому поместье еще не снесли…
Субботич принял американца в спортзале, оборудованном там, где раньше был зал для танцев. Сейчас тут стояли тренажеры.
— Годы… — пожаловался он, занимаясь на гребном тренажере, — пропускать нельзя, тут же разваливаться начнешь. Не желаете?
Сикерд оглянулся, взял гантель.
— Сразу после посольства я пришел к вам. Догадываетесь, почему?
Субботич помрачнел.
— Ваш человек…
— Мы не можем себе позволить терять людей. Это вызовет… неуважение.
Субботич глянул остро и с интересом.
— Вы что-то знаете об уважении?
— То же что знают о нем в Медельине…
Намек был более чем прозрачным. Хорват пожевал губами
— Вы пишете?
— Нет. Но я должен разобраться. Вы знаете, кто это сделал?
— Думаю, что хохлы.
— Хохлы?
— Украинцы. Я давно имею с ними дело… безумная нация.
— То есть, его убрал Костенко?
— Ну не сам конечно. Зачем ему? Но тут хватает отморозков в диаспоре.
— Почему?
Субботич оставил рукоятки весел. От него пахло — остро, по-звериному
— Видите ли, когда заканчивается война, надо что-то делать с победителями. Понимаете?
— Нет.
— Вижу, что не понимаете. Видите ли, когда начинается война, простые люди… фермеры… бухгалтеры… рабочие… откладывают в сторону орудия своего труда и берутся за оружие. Если они проиграют войну — их проблему решать не придется, большинство будут мертвы. Но вот если они выиграют…
…
— Они уже не захотят быть простыми людьми. Они захотят быть непростыми. Только эти места уже заняты. Такими, как вы и я. И таких мест не так много, намного меньше чем желающих. В разы меньше. Все еще не понимаете? Когда у нас была война, десять процентов населения стало под ружье. Когда она закончилась нашей победой — с ними пришлось что-то делать. Кому-то кинули небольшой кусок. Кого-то посадили. Кого-то убили. Но нам было проще. У нас была цель — Евросоюз, и мы знали, что придем к ней. Украинцам сложнее, они знают, что к ней не придут. А победители — вот они. Их много. И они хотят свой кусок. Точнее, наш кусок. Вы знаете, чьи деньги я тут кручу?
— Знаю…
— Этот человек… сам в шоке от того, что получилось. Его же люди приходят к нему и говорят — плати. Плати, потому что у нас есть оружие, а кто ты теперь такой? Он уже перевез из страны семью и переехал сам. Как и многие другие. Но те, кто остался… Им нужны новые победы. Неважно над кем. Над вами — так над вами.
Сикерд покивал — хотя он по-прежнему не понимал.
— Как-то раз при мне у Костенко развязался язык. Он сказал, что миру нужна война — как залог следующих восьмидесяти лет мира. И хотя он был пьян в тот момент — мне показалось, что он понимал что говорит.
— Хорошо.
— Вам нужна помощь?
— Я справлюсь.
— Не отказывайтесь. У меня есть люди…
— Я сказал, что справлюсь сам. Хотя… Машина и пара стволов была бы кстати.
Хорват кивнул.
— Этого добра, что грязи…
…
Ему дали Тойоту Ланд Крузер, почти новую и провели в подвал. Он выбрал пару пистолетов — оба от HS. Один для скрытого ношения и другой — боевой вариант, который в самом финале уступил на конкурсе нового пистолета для Франции. Такое ощущение, что тут в подвале был филиал агентства Алан[19].
Раздобыв машину и оружие, бывший спецназовец почувствовал себя увереннее — до этого он был, что голый в стае волков. И если задаешь много вопросов — будь готов к тому, что кому-то эти вопросы сильно не понравятся.
…
Офис полиции безопасности аэропортов — находился в старом здании местной разведки, в центре, на углу оживленной улицы. И, наверное, многое мог бы порассказать, если бы мог говорить. Когда Аргентина покончила с военной диктатурой, внутреннюю разведку, которая прославилась рейсами в один конец, когда людей отправляли полетать без парашюта — переименовали в полицию безопасности аэропортов, по факту дав самое коррупциогенное направление в Латинской Америке. И вряд ли в этом красивом здании найдется много честных людей…
Это всё неспроста. Он сам начинал в Колумбии, знал, как все там было. Если собака больше не нужна, точнее, пока не нужна, хороший хозяин отвяжет ее и отправит в лес поохотиться на кроликов. Так и тут — СССР больше не стало, и главным врагом самых мощных спецслужб мира неожиданно стали колумбийские наркомафиози. Он из того поколения, которое отправили поохотиться на кроликов.
Если мафию невозможно победить — ее надо возглавить…
В Колумбии произошло доселе невиданное — там удалось коррумпировать… коммунистических партизан. Еще в восьмидесятых они мимоходом жгли наркоплантации и получали помощь с Кубы. Но потом помощь с Кубы прекратилось, а до нового поколения дошло, как можно монетизировать победы отцов. Они просто начали сдавать те участки, которые контролировали — наркомафии под посадки наркотиков, и за деньги бороться с антинаркотическими отрядами правительства. С тех пор национальное примирение стало лишь вопросом времени. Подружки Че Гевар нового времени — полюбили вставлять имплантанты в грудь и в задницу, и машины марки «Феррари». Сами новые Гевары полюбили носить швейцарские часы за сотку тысяч баксов — ими можно было откупиться в случае ареста. А саму Колумбию теперь сотрясают протесты по типу Майдана — люди выходят на улицы, протестовать против эскадронов смерти, и против политики правительства, против бешеных цен на медицину и жилье. Правительство, после того, как партизаны не стали понуждать богатых делиться куском пирога с бедными, чтобы не потерять все — вконец оборзело[20]…
