Сержанту никто не звонит (Сборник) - Шимун Врочек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яшка раскрыл ладони. Маленькая зеленая ящерка с фингалом у левого глаза смотрела на дядечку. «Дядечка» смотрел на ящерку…
– Чё вылупился?! – заорал Карл, замахиваясь цепью. – Расколдовывай давай!
Наваждение спало.
«Дядечка» затрясся от злости. С трудом поднял руки и…
Карл понял, что не успевает.
Дядечка открыл рот – обнажились два чудом уцелевших кривых зуба. Руки его начали опускаться…
Карл прыгнул, метя цепью по ребрам…
Труба Салмата легонько ткнулась «дядечке» под лопатку. Колдун уронил руки и опустился на колени. В глазах появилось странное беспомощное выражение. Он застыл, как дерево, которое поразила молния…
И тут лодочная цепь ударила «дядечке» по ребрам.
Колдун выгнулся от боли.
Замер.
По зеленой коже побежала серая волна. Добралась до лица… глаза еще горели, жили… охватила их…
Дядечка закаменел. И вдруг рассыпался в пыль.
Хозяин Медной горы кончился.
14– Жданчик, а в нос?
– А Гринпис?
Яшка смотрел на Жданова. Колдовство закончилось вместе с «дядечкой». Превращенные обратно из ящерок почему-то оказались голыми. Пришлось делиться одеждой. Жданов кутался в яшкину куртку, а Яшка мерз.
– Смотри, земноводное, нарвешься у меня!
– Молчу, молчу…
Пан стоял, опираясь на арматурину. Вылитый Александр Невский на известной картине из школьного учебника. Только вряд ли легендарный князь носил черную футболку с оскаленным вурдалаком и надписью «Ария». Нунчаки на плече тоже вряд ли добавили бы полководцу исторической достоверности…
– Привет ремэзевским, – сказал Пан без улыбки. – Отдыхаете?
– Привет вокзальским, – так же сдержанно ответил Карл. – Отдыхаем. Спасибо.
– Назад через мост пойдете?
Карл заподозрил подвох.
– Через мост, – ответил осторожно.
Пан некоторое время молчал. Потом отсалютовал нунчаками.
– Счастливого пути… земляк!
– Эй, пацан, постой!
Яшка обернулся. Так и есть. Пан. Все-таки решил выместить на Яшке свои обиды? Хотя при рэмэзевских… Ладно, мы сегодня все союзники. Встреча на Эльбе.
– А ты мне нравишься, – сказал Пан благодушно. – Хоть ты и сволочь изрядная.
– Спасибо за помощь.
– Не за что. Знаешь, почему мы пришли?
– Потому что Пашка…
– Не-а, не потому. Твой психованный друг… Кстати, уважаю! Но я пришел не из-за него.
– Ты же слово давал!
– Ну и что? Клятва, данная под принуждением, клятвой не считается… Не помню откуда. Кстати, про фигню с концом света мне ваш Советский Союз тоже все выложил.
– И?…
– Мне до лампочки – ухмыльнулся Пан.
– Тогда зачем? – спросил Яшка.
– Есть такая штука, сынок. Любовь к Родине называется.
Пан помолчал. Окинул Яшку взглядом и с сожалением добавил:
– Но тебе не понять.
– Должна была быть Любовь, – сказал Советский Союз. – С большой буквы. Как у Ромео и Джульетты. Вот что я собирался организовать. Вокзальские и рэмэзевские должны были стать Монтекки и Капулетти. Я даже Ромео и Джульетту нашел. Вон, смотри…
Яшка смотрел.
Ромео, здоровенный парень в черной кожанке, пил пиво в компании таких же здоровенных парней.
Джульетта сидела в чьей-то куртке между двух лбов и, похоже, чувствовала себя вполне счастливой.
– Так хорошо все задумывалось. Но разве этим объяснишь? А-а, темные люди…
В бой идут одни перемкули
Меня зовут Маэстро Флогистон, и я это… страшный. Когда выпью. А когда трезвый, я еще страшней, потому как непохмеленный. Такие номера откалываю, что командование готово меня живьем сожрать – только, увы, не в состоянии. Организм не позволит…
Нас перемкулей, даже крысы не жрут.
Потому как крысы звери умные – органику с силициумом вряд ли перепутают. Мы это… кремневые. Да. Два крыла, четыре лапы, длинная шея и лючок для дозаправки. Неслабый такой лючок, на две тысячи галлонов заправочной жидкости с давлением на входе под пару мегапаскалей. Бензин для зажигалок знаете? Он и есть, только воняет почему-то касторовым маслом. А еще мы пьем окислитель. Все. Поголовно. Хлещем как алканавты последние. Потому как реактивная, извиняюсь, струя, на скорости в два маха и на высоте в пятнадцать километров – это вам (еще раз извиняюсь) не в лужу пернуть. Хотя принцип схожий. Но без окислителя (кислород с какой-то хренотенью) ничего на высоте пятнадцати километров не горит. Стратосфера, растудыть ее в качель… Так и маемся. Создатель Драконов (на французский манер: Кремень-ПапА) ничего лучше не придумал, как дать своим детям окислитель вместо вина для причастия. Так и сказал «Вот Вам кислород – то кровь моя» Тем и причащаемся, дети силициума…
Пьем.
Такие дела, Маэстро. Такие дела…
– Маэстро! Срочно! На вылет! Поднимай эскадрилью!
Это… да. Поднимай. Было бы что… Всей экадрильи – три ужратых до легкой синевы перемкуля и пять салажат, касторки толком не нюхавших. И еще я – Маэстро. Бог стратосферы. Страшный с похмелья, от одного вида окислителя тошнит… Но – надо. Высота пятнадцать километров, два маха… Не салажат же посылать? В бой идут одни перемкули!
– Вторая эскадрилья, на вылет! – командую во весь голос.
– Тех контроль прошел?! – орет механик. Судя по басу – Полосюк в небо ломится, а механик его (добрейшей души огрина весом в полтонны) на взлет без предварительного осмотра не выпускает. Хорошие они парни, механики. Заботятся о нас, ждут, а если наорут и пристыдят – то любя. Перемкуль и его механик – ближе друг другу, чем иные муж и жена…
– Прошел! – точно Полосюк, его пропитая голосина.
– А ну дыхни!
Эт правильно. Я бегу к взлетной полосе, на ходу соображая, сколько вчера выпито и сколько (не иначе, как чудом!) задержалось в моем желудке. Эх, набрались же… Не помню, даже сколько выжрали. Все равно добавлять придется, бой как никак, трезвыми в небо только воробьи с орлами… Лишь бы не занесло на взлете, а там уж стратосфера дурь из башки выветрит.
– Стой, Маэстро! – вырастает передо мной приземистая, мне по грудь, кривоногая фигура. Мой механик, Джакопыч, с цинковой цистерной за плечами и насосом ручной тяги под мышкой. Ноздри раздуваются. Привет, старина!
– Маэстро, дыхни!
Полной грудью Джакопычу в нос – перегаром. Ух, бегать пора по утрам – дыхалка ни к черту, скоро падать начну…
– Касторки сотни три галлонов, а окислителя одни пары остались, – резюмирует механик. Укоризненно смотрит на меня. Глаза у огрины желтые-желтые. – Эх, командир… Закусывать надо.
– Потом, Джакопыч, потом… Мне бы на взлет.
– Пей!
Чуть не вывернуло, пока в меня касторку (бензин для зажигалок, помните?) закачали. Огру ручным насосом два вожделенных мегапаскаля выдать – раз плюнуть, только вот в желудке ощущение – стадо слонов и с разгону. Лбами. Бивнями. Сволочи! Хвост в струнку вытянулся – до хруста в позвоночнике.
– Терпи, Маэстро, – утешает заботливый механик, продолжая усиленно качать. Под темно-пятнистой, в болотный камуфляж, кожей шарами перекатываются мышцы. Силен Джокопыч. Стар, но крепок, словно…
– Пей!
Ведро с окислителем. От запаха блевать тянет. Ох, как бы не вывернуло… Пью.
Желудок все ребра обстучал, зар-раза… Глубоко дышу. Еще вдох, и еще… В голову от желудка взлетает теплый, ярко оранжевый шар, пахнущий апельсинами и – там взрывается. Мир вокруг становится уютным, словно родное логово… На горизонте, рядом с солнцем, мягко покачиваются пуховые перины… Эх, прилечь бы… Прилечь.
– Маэстро, дыхни! – Джакопыч морщится от перегара. Тянет носом, смешно шевелит ноздрями. Родной ты мой! Дай я тебя расцелую, огрина свиномордая…
– Готово, Маэстро.
– Джакопыч! – сотрясаю воздух ревом, поджимаю лапы, вытягиваю шею. – ОТ ХВОСТА!
– Есть от хвоста!
Зажигание. С диким ревом бьет реактивная струя. Меня сотрясает дрожь, страшная сила тянет вперед, когти оставляют следы на бетоне взлетной полосы. Голова привычно кружится, к горлу подступает изжога…
– Маэстро, пошел!
Спасибо, Джакопыч. Будем надеяться, этот вылет добавит мне парочку силуэтов на груди. Татуировки, вытравленные плавиковой кислотой – доказательство боевого мастерства пилота. Метки, при виде которых салажата могут пока только вздыхать… Они и вздыхают. С высоты вижу, провожают взглядами, уставив завидущие морды вверх. Снова вздыхают – завистливо и с надеждой… А вот когда-нибудь и я…
Когда-нибудь.
– Смотри, как виляют, – говорит кто-то из салажат с плохо скрытой завистью в голосе. – Тоже мне, перемкули!
За мной пристраивается черная тень. Поворачиваю голову. Вихляющий полет, с явным перекосом в сторону левого крыла. Голова вниз… Полосюк, Земляная Ящерица, пропойца и дебошир, но летун, каких мало…
– Полосюк, ты меня уважаешь?! – ору.
– Маэстро, да я! – Ящерица с трудом переводит голову в горизонтальное положение. Глаза почти бессмысленные. Перебрал таки окислителя, сволочь. Эх, Полосюк, Полосюк… – Ик! Да я… за тебя… Ик!
