Неинтересное время - Константин Костин

В углу, куда не проникал свет, что-то шевельнулось. Сергей вздрогнул: там находился не ожидаемый Хриплый — видимо, лежащий сейчас с ногой в гипсе — а неизвестный монстр. Огромный мужик в темной куртке без видимых признаков оружия. Зачем такому оружие, от его лба пули отскочат, а волосатыми лапищами можно медведя заломать…

Сергея усадили на табурет у стола.

— Вот, ваше благородие, привели.

— Ага, краснопузый, — не особо обрадовался Командир, — Что с председателем?

— Отстреливается пока, вон слышите.

Вдалеке раздавались автоматные очереди.

Автоматные???

Впрочем, после песен «Гражданской обороны» в исполнении местных девчонок Сергей не удивился бы если бы узнал, что стреляют из автомата Калашникова.

— Хорошо, как возьмете его, доложите. Только непременно живым! Хочу с ним лично побеседовать…

От людоедских интонаций Сергея пробил озноб, хотя, казалось бы, куда еще страшнее.

— Будет исполнено, ваше благородие. Устроим ему…

Конвоиры ухмыльнулись и вышли.

— Ну что, краснюк? Знаешь, кто я такой?

— Капитан Ждан, если не ошибаюсь? — пробормотал Сергей.

— Совершенно верно, мистер Стенли. Вижу, меня ты знаешь. Вот теперь расскажи-ка милейший мне, кто ТЫ такой?

Приплыли… Что ему рассказать? Вернее, что он ХОЧЕТ услышать? Навряд ли историю о менеджере по продажам из двадцать первого века. И кто такой мистер Стенли?

— Я — племянник дяди Анисима…

— А вот врать мне не надо.

— Может ему ремня из спины резануть? — произнес громила из темного угла.

— Слышишь? — кивнул в угол капитан, — Будешь кочевряжиться — отдам тебя Рахиму. Он из тебя ремней понарежет.

Спокойный тон пугал сильнее громкого крика. Не оставалось сомнений — понарежет. Из живого. Совсем, совсем некстати вспомнились рассказы Данилу о казачьих развлечениях.

— Что вы хотите узнать? — несмотря на все усилия, голос все-таки дрожал.

— Кто ты такой?

Понарежет… Что ему рассказать?

— Не нужно молчать, — хладнокровно предупредил капитан, — рано или поздно ты все равно заговоришь.

Сергей молчал. Капитан привстал, сжал жесткими пальцами подбородок Сергея и повернул его лицо к свету:

— Слабый большевик пошел нынче… Сколько лет?

— Двадцать пять.

— В революцию студентом был? Речь слишком правильная.

— Да.

Пусть вранье, но правде капитан не поверит. А молчать не получится. Не хотелось Сергею становится кожсырьем.

— В большевики тогда записался?

— Я — не большевик.

— Я в сортах вашего навоза не разбираюсь. Большевик, меньшевик, эсер, анархист… Все вы, революционеры, одним миром мазаны. Все вы одним золотом оплачены, немецкие шпионы… Развалили Россию! Теперь на обломках пируете! Такая страна была, такая страна… Все, все продали, пропили, про…

Капитан ударил кулаком по столу.

— Вот скажи-ка мне, большевик, зачем вы повылезли? Вам что, жилось плохо? Вот ты, учился, с папой-мамой жил, по улицам за ручку гулял. Зачем тебя в революцию понесло? Свободы захотелось? Какой свободы?

Судя по всему, капитану просто хотелось выговориться перед тем, как притащат председателя волисполкома. Где, интересно, все остальные жители? Неужели всех перестреляли?

— Свободы для кого? Для быдла? Зачем крестьянину свобода? Его задача, его цель в жизни — землю пахать, а не книжки завлекательные почитывать. Землю пахать! А поднимет свое рыло из земли, хозяин его должен взять и обратно в землю уткнуть. Потому что, мужик ленив и если над ним с кнутом не стоять — ничего делать не будет, завалиться на печи и водку начнет жрать. И с рабочими вашими, с пролетарьятом. Знаешь, что в Древнем Риме пролетариями называли?

— Нет.

— Э-эх, студент… Лучше бы ты учился, а не ерундой занимался, глядишь больше бы толку было. Пролетарий — это тот, у кого нет ничего, кроме потомства, и единственная польза от него — в том, что он плодится. И с кем вы хотите свое царство счастья построить? С бедняками и голодранцами? Запомни, большевик…

Капитан подошел к Сергею и склонился над ним:

— Никогда из крестьянина или рабочего не выйдет ни маршала, ни ученого, ни промышленника. Никогда! Всегда кто-то будет с плеткой стоять, не царь, так ваши вожди-евреи… Только недолго вам осталось, недолго. Подергаетесь немного, порыпаетесь, да позовете нас, тех, кто умеет управлять. Что?

В дверь заглянул конвоир, а может и кто-то другой, в полумраке было не разобрать:

— Ваше благородие, народ весь согнали в амбар, закрыли, ну… кроме девок нескольких…

— К чертям девок! Где председатель?

— Так по-прежнему. Они в доме как засели…

— Кто «они»? Четко!

— Так председатель, да еще несколько мужиков там к нему пробрались, с винтовками.

— Поджечь.

— Ваше благородие, так пробовали. Большак из своего пулемета садит, уже несколько человек положил. И латыш еще этот…

— Что еще за латыш?!

— Так жил тут в деревне один, из Москвы. Вроде бы, ученый.

— И что этот ученый?

— Так он возле дома председателя в кустах спрятался, когда наши в обход пошли, он их положил…

— Мне что, — голос капитана Ждана заледенел — самому идти разбираться, как справиться с кучкой мужичков?! Зачем мне нужны солдаты, если я все буду делать сам?!

Голова конвоира исчезла.

— Идиоты… — капитан сел за стол, — несколько сиволапых мужиков, а потерь — как при взятии Эрзерума. Нет, к черту, это последний раз был, потом уйдем через границу и — к Петру Николаевичу. Хватит вести свою войну…

— Что, большевик?

Сергей вздрогнул.

— Думали, ушла Добровольческая и все — ваша взяла? А нет, мы еще повоюем. Думали тогда, в октябре, захватили власть и все, баста, а истинно русские покорно пойдут под ваше ярмо? Черта с два! Что думских болтунов и Сашку Керенского прогнали — правильно, а вот, что сами на его место уселись — зря… Место-то чужое.

— Нужно было царя вернуть? — Сергей даже сам не понял, зачем он спросил. Просто молчать становилось страшно.

— Царя? — усмехнулся капитан, — Николашку? Который, как говорили, сидеть на троне может и более — ничего? Шлепнули его в Екатеринбурге и туда ему и дорога, вместе с его гессенской мухой и выводком. Кого тогда? Мишку? Кирюху?

Сергей не слышал о царях Михаиле с Кириллом. Больше того, Сергей считал, что беляки сражались с большевиками, чтобы вернуть царя. Хотя… Это в его истории, а не в здешней альтернативке.

— Керенский, — продолжал капитан свою мысль — дурак дураком, а одно правильно сделал. Когда понял, что власть не удержит — рванул к Духонину и Краснову. Понял, комик, что только военные могут порядок навести…

— Постойте, — может Сергей что-то неправильно понял? — так это что, Гражданскую войну начали белые?!

— Конечно, начали. Если твоя страна захвачена врагом, хочешь, не хочешь, а войну начнешь. Думали, быстро вас к ногтю прижмем…

— Господин капитан, — Сергея понесло, — но ведь вы с собственным народом войну начали. Зачем вы убили Данилу, безобидного калеку?

— Безобидного?! Да твой калека двух моих человек убил, прежде чем его застрелить смогли!

— Для него вы — враги. Ваши же коллеги ему ноги отрубили…

— Мои? — капитан перегнулся через стол, — ты моих товарищей — тьфу, такое слово испоганили! — обвиняешь в жестокости?! А ты знаешь, что ТВОИ «товарищи» творили с моими?! Погоны к плечам гвоздями приколачивали, живьем в землю закапывали, в Крыму топили, звезды на груди вырезали! И после этого ты хочешь, чтобы мы воевали в белых перчатках? Да нам бы сил побольше мы всех, всех, кто вас поддерживал, всех бы вырезали…

Капитан скрипнул зубами:

— Если бы не немчура проклятая, не англичашки, не предатели-эстонцы — выбили бы мы ваших из Петербурга! Всех бы в расход пустили, всех!

Разъяренный капитан выхватил из кобуры пистолет и взмахнул им. В голове Сергея внезапно всплыло воспоминание: точно такой же пистолет висел на стене в Загорском музее в 2010 году. Перед глазами возникла табличка: «ТТ, он же „Тульский-Токарев“, принят на вооружение в 1934…». Интересно, что он тогда делает в двадцать пятом? Альтернативка…

— Ваше благородие, — опять напомнил о себе Рахим их угла, — резать-то будем?

— Резать… — остывший капитан убрал «ТТ» и сел за стол, — Значит так, большевик. Поговорить — это интересно, но либо сейчас ты мне правдиво и кратко ответишь на мои вопросы либо Рахим тебя на куски разрежет…

Для иллюстрации своих слов капитан бросил на стол перед собой нож.

Нож…

Деревянная рукоять, прямой клинок, длиной в ладонь. Толстый обух со скосом, долы…

Нож…

— Понятно, что главный у вас был — латыш, но и ты кое-что знаешь, так что говори…

Нож…

Сергей смотрел на поблескивающее в свете свечи лезвие.

— Итак…

— Ваше благородие!