Возмездие - Семен Цвигун

Из леса, что был впереди, на дорогу выползали два бронетранспортера, за ними виднелось несколько мотоциклов.

Райснер пытался удержать машину, пока Сергей здоровой рукой снова не взялся за руль. Он резко развернул грузовик, въехал в кювет, чудом не опрокинулся, но все же вывел его на шоссе.

Бронетранспортеры продолжали вести огонь. Пули рвали брезент, щелкали по бортам, выбивая из них кусочки железа и щепки…

Несколько дальше того места, где произошла стычка с мотоциклистами, стояли, перегородив дорогу, машины. Из них выскакивали солдаты с собаками…

Сергей повернул грузовик в поле, за которым виднелся спасительный темный весенний лес. На мокрой целине тяжелая машина буксовала, но шла; бронетранспортеры, продолжая обстреливать грузовик, двинулись наперерез. За ними рванулись вперед, как волчья стая, несколько мотоциклов…

«Бюссинг» первым достиг кустарника и остановился. Здесь парашютист, который был в кузове, перекинулся через борт и залег в кустах… Рядом с ним, тяжело вывалившись из кабины, оказался раненый Сергей. Не оборачиваясь к Сергею, парашютист бросил ему автомат… Горшков лег за пригорок, метрах в двадцати от них. Хриплым голосом он крикнул капитану:

— Отходите, быстрее!.. Мы прикроем!..

Капитан, немного помедлив, начал быстро удаляться к лесу…

Бронетранспортеры приближались. Пулеметы их беспрерывно стреляли, прижимая к земле Горшкова, Сергея и парашютиста, а слева и справа по полю неслись, окружая их, мотоциклисты…

Ярким огненным факелом вспыхнул «Бюссинг»…

Встав, парашютист метнул подряд две гранаты, и один бронетранспортер замолк, но очередь второго прошила грудь парашютиста. Согнувшись, он повалился на землю; рука его конвульсивно тянулась к лежащей рядом гранате…

Сергей, стреляя из автомата, обернулся: капитан уже приближался к лесу. Сергей подтянулся к гранате и каким-то булькающим от крови во рту голосом крикнул Горшкову:

— Отходи! Прикрывай капитана!..

Горшков дал еще одну очередь по ближайшему мотоциклу и перебежками стал отходить к лесу…

Уже у самой опушки леса услышал он взрыв гранаты. Обернувшись, увидел падающие комья земли, которые накрыли истерзанное тело Сергея…

В своем кабинете Вольф подошел к боковой завешанной шторой двери и впустил Охрима Шмиля.

— Выходи, Охрим. — Вольф показал на Алика, стоявшего у стола. — Это он?

— Да, похоже, — сказал Охрим. — Я видел его в деревне, у Занге. Он приходил связным от отряда Высокого.

— Я хочу, чтобы вы познакомились и в дальнейшем тесно сотрудничали. Шмиль, это Алерт, он раскрыл подпольную сеть…

Его прервал телефонный звонок. Вольф снял трубку. И пока он говорил, Охрим и Алик молча разглядывали друг друга.

— Так… Что?!.. Сколько? Сколько их прорвалось из зоны?.. Так… Капитан Георг Райснер?.. И фельдфебель Блюм? Взять!!! Живыми! Взять во что бы то ни стало, штандартенфюрер, иначе вам не сносить головы! Я немедленно выезжаю! Все! — Он бросил трубку, пробормотав — Вот почему майора Млынского не было в Селищах… — Увидев Охрима и Алика, о которых забыл, резко сказал: — Идите! Вызову позже! Идите!

В предвечерних сумерках моросил мелкий дождь. Они шли по болоту, поросшему мелколесьем. Шли на пределе человеческих сил. Сначала дорогу прокладывал Афанасьев, потом его заменил Горшков. Позади, слева и справа, слышался лай собак. Им тоже приходилось нелегко. Проваливаясь в топи по брюхо, они ползли и лаяли, захлебываясь мутной жижей…

Уставших солдат подгоняли офицеры:

— Вперед!.. Вперед!

Изредка кто-либо из них вырывался вперед, но тогда грохотала короткая очередь над болотом, и солдат падал, погружаясь в топь.

Афанасьев догнал Горшкова, передал ему автомат, взял планшетку с картой и записями и пошел вперед. Горшков приотставал немного, прикрывая капитана. Так они и шли по болоту, прикрывая друг друга и передавая планшет из рук в руки…

Еще одного солдата, вырвавшегося вперед, срезала очередь из автомата… Слышались команды офицеров:

— Внимание! Брать живьем!.. Приказ — брать живьем!

И поэтому огонь немцы вели не прицельный, считая, что тем двоим никуда не деться…

До конца болота было еще далеко. Силы кончались, и в автомате оставались считанные патроны.

Двигались Афанасьев и Горшков все медленнее и медленнее. Они все глубже увязали в болотной жиже…

Снова отход прикрывал Афанасьев…

Слева, на расстоянии метров двухсот, из-за нескольких чахлых деревьев, растущих на болоте, неожиданно появилась группа эсэсовцев.

Афанасьев резанул по ним последней очередью. Двое упали, а третий выстрелил из карабина. Вскрикнув, Афанасьев рухнул, постепенно погружаясь в болото.

Горшков услышал крик и вернулся. Он нагнулся, поднял Афанасьева и, не обращая внимания на солдат, которые, не стреляя, медленно приближались, вытащил капитана на островок из нескольких торчащих на болоте кочек. Автомат был потерян, и, хотя Горшков понимал, что в нем не осталось патронов, все же пошарил вокруг в надежде найти его. Обтер лицо Афанасьева, который еще дышал. Афанасьев открыл глаза; увидев Горшкова, попытался подняться. На это ушли последние силы. Горшков обхватил его, поддерживая…

— Уходи, — тяжело дыша, сказал Афанасьев, — уходи… Приказываю! Береги планшет, я задержу их… Недолго… Иди… На юг…

Горшков отпустил его. Капитан, шатаясь, стоял на месте, расстегивая кобуру пистолета…

Горшков уходил не оглядываясь…

Было тихо, даже собаки не лаяли, только чавкали сапоги приближавшихся солдат…

Услышав первые выстрелы, Горшков остановился, но лишь на секунду. Поправив планшет, висевший на шее, он решительно двинулся к берегу. Темнота укрыла его..

Дрожки деда Матвея стояли у ресторана. Дед, внимательно наблюдавший за улицей, заметил приближающегося Охрима. Тихонько натянул вожжи. Лошадь тронулась. Охрим, увидев, что дед пытается уехать, быстро пересек мостовую.

— Разве дрожки твои не для всех, Матвей Егорович? — подсаживаясь на ходу, спросил Охрим.

Дед Матвей промолчал.

— Ты табличку повесил бы, что только для немцев.

Дед Матвей, не оборачиваясь, хлестнул лошадей.

— Чего тебе надо? — спросил он.

— Хочу узнать, где ты покупал овес в прошлую пятницу.

Дед Матвей обернулся и с удивлением посмотрел на Охрима.

— Я взял его в долг…

— Вот так, — улыбнулся Охрим. — Времени мало у нас, Матвей Егорович. Совсем нету времени. — Он передал деду кисет. — Это надо срочно доставить в лес.

— Как срочно-то?

— А прямо сейчас. — И протянул деду сложенную для закрутки газету. — Здесь пропуск на выезд из города. Сейчас от тебя зависит многое, Матвей Егорович. В опасности Млынский.

— Иван Петрович? Ох, мать честная…

— Поспеши, дед Матвей. Осторожно только… — И Охрим, соскочив на ходу, исчез за углом в переулке.

Дед Матвей хлестнул лошадь и погнал дрожки по улицам города.

Горшков выбрался на сухое место под утро. Лег и закрыл глаза… Очнулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

— Вставай! Ну вставай же!

Он открыл глаза и у самого лица увидел большие кирзовые сапоги, потом полу серой шинели и лицо Ерофеева. Горшков улыбнулся и стал подниматься. К нему уже подходил Млынский.

— Вот, — протянул он майору планшетку.

Млынский, взяв планшетку, спросил:

— Где остальные? Где Афанасьев?

— Афанасьев? — сразу не понял Горшков. — Там, — показал рукой на болото, опустился на землю под дерево и уснул.

Он не слышал, как бойцы Млынского выбили карателей из болота, как его переворачивал Ерофеев, под-кладывая шинель. Он спал… А над болотом стелился туман. Где-то выла собака… Бойцы стояли у островка, на котором лежал Афанасьев. Около лица золотилось несколько гильз. Тонкая струйка крови из аккуратной дырочки запеклась у виска. В судорожно сжатой руке был зажат пистолет. Вокруг болото было пустынно, и только по-прежнему где-то недалеко скулила собака.

Млынский поднял пистолет, оттянул затвор… он был пуст.

— Последним… — тихо сказал майор.

Наташа принимала шифровку, быстро записывая столбики цифр. Бесстрастный голос переводил эти цифры в слова: «Командиру отряда особого назначения майору Млынскому…»

Млынский медленно шел по лесной тропинке. Под ногами шуршали прошлогодние листья, между которыми кое-где пробивалась зеленая травка. Он шел, и ему казалось, что у каждого дерева стоит человек, стоит и пристально смотрит в глаза майору. Они были все такими же, какими он их запомнил при жизни: Зина с тяжелой сумкой, усталым взглядом и доброй улыбкой… Афанасьев в красноармейской шинели, накинутой поверх немецкого мундира… отец Павел с лопатой, в подоткнутой рясе… Захар… смущенно улыбающийся Юрченко… профессор Беляев…

Дальше стояли в сумраке мичман Вакуленчук… капитан Серегин… бойцы из его отряда… парашютисты Федорова…

Млынский повернулся и зашагал обратно. Лес был пуст, Млынский был в нем один…