Научите меня стрелять - Анна Яковлева

– Я? Миш, ты ничего не путаешь?

– А разве это не ты уединилась с виноделом в ресторане, на свадьбе? Вот поэтому все так и вышло.

– Не ври, – я выдернула руку, – вы знали, что он захочет со мной поговорить, и радиомаяк Пашка пристроил мне в сумку еще в гостинице.

– Не исключали такую возможность.

– Тогда почему он не хочет меня видеть?

– Понимаешь, Катерина, – отводя от меня глаза, признался Мишка, – мы почти все время держали вас в поле зрения. Мы даже могли вас слушать…

Я подошла к Белому вплотную:

– И что дальше?

– Ну, кое-что мы слышали. Ты превысила… – Мишка сбился, подыскивая нужное слово. – Ты перешла черту.

– Ты так считаешь?

– Это не я, это Пашка так считает, а я с ним солидарен.

Я живо вспомнила, как Шалва домогался меня и какими ухищрениями я избежала близости с ним. Возможно, мое сопротивление кому-то могло показаться неубедительным, но я-то знала, чего мне это стоило. Легко им судить со стороны, сами бы попробовали отбиться от такого настойчивого, а главное – искушенного в постели поклонника. Если бы Шалва был насильником, все было бы иначе.

Но ведь он не насильник, он нежный, ласковый, заботливый. И этот запах скошенного сена…

– Ну и черт с вами, – легко согласилась я. – Слушай, можно я заберу из нашей машины свои вещи?

Белый поморщился:

– Может, не надо? Что там у тебя?

– Надо, Миша, там одно платье тысячу евро стоит. – Я уже тащила Михаила к темнеющему на фоне снега уазику.

Белый провел меня, я открыла уазик и принялась шарить по полу рукой. Рука наткнулась на металлический предмет, и я незаметно спрятала оружие в карман.

– Представляешь, – выйдя из машины, сказала я, – здесь ничего нет.

– А что там было?

– Пакет с платьем, сумочкой и туфлями.

– Ну, значит, ребята уже обыскали машину и изъяли все. Найдется, не переживай.

– Да, Миш, – вспомнила я, – тут дело государственной важности. У Прясникова есть какой-то код или ключ доступа, я не очень-то разбираюсь в этом. Шалва сказал, вроде код доступа к финансовым операциям одного благотворительного фонда в Бахрейне и цифровая подпись.

– Точно?

– Точнее не бывает.

– Стой здесь, никуда не суйся, а то сгребут, – предупредил Мишка и исчез, а я побежала к нашей с Шалвой палатке.

Палатка оказалась пустой. Машины одна за другой стали отъезжать от лагеря, утонувшего в ночном мраке. Михаил перехватил меня, когда я рванулась к последнему отъезжающему микроавтобусу.

– Что с ним сделали? – заорала я на Белого. – Что вы с ним сделали? Я не была заложницей, понимаешь, я была его невестой!

– Ты в паспорт свой посмотри, невеста, – услышала я позади себя голос Егорова.

– Да, кстати, о паспорте, – обрадовалась я, – у меня там нет никаких отметок о замужестве. Не веришь, сам посмотри.

С этими словами я достала из кармана свеженький документ и протянула Егорову. Он выдернул его у меня, швырнул в снег и стал топтать:

– Память он тебе тоже отформатировал?

– Стокгольмский синдром, – прокомментировал Белый.

– Да пошли вы оба!

Я оттолкнула Пашку и подняла измятое и мокрое удостоверение своей личности.

– С памятью у меня полный порядок, я помню, что выходила замуж за Егорова Павла Валентиновича, майора милиции, – подтвердила я, – а жить мне приходится с безмозглым карьеристом, который перепутал работу с домом и собственную жену сделал наживкой.

– Ничего, тебе это на пользу пошло: выглядишь отлично, даже помолодела.

– Это от любви, Паша, от любви.

Егоров неожиданно прекратил препираться и подтолкнул меня к машине.

– Я не поеду с тобой, – категорически заявила я, вырываясь, – ты моральный урод. Ты сам меня втравил во все это, а теперь еще претензии предъявляешь.

Белый уже несколько минут сидел в «Ниве» и сигналил нам, но мы с Пашкой увлеченно скандалили.

– Да я-то тут при чем? Это же твоя подруга познакомилась с Никифоровым, а ты закрутила с виноделом! – орал Пашка, пытаясь схватить меня за руку.

– Егоров, не прикасайся ко мне, – отступая от него, чтобы он не мог меня поймать, предостерегла я, – нашел крайнюю, на бабу все свалил. Очень кстати я оказалась во Владикавказе, не правда ли? Грех было не воспользоваться этим, да?

– Я просил тебя не ездить на свадьбу, ты меня послушала?

– Ты, помнится, говорил, что можешь защитить меня!

– А разве нет? Если б я не подоспел, где бы ты была и что бы ты сейчас пела?

– Знаешь, что мне пришлось выдержать?

Обида на незаслуженные Пашкины упреки перехватила горло, голос сорвался, и я замолчала. Егоров, однако, решил, что я признаю свою вину:

– Что молчишь? Нечего сказать?

– Что теперь будет с Шалвой?

– А что с ним может быть? Посажу его лет на пятнадцать за связь с террористами и незаконный оборот алкоголя.

– Насчет террористов – это точно?

– А зачем точно?

– Егоров, ты неисправим.

– Я твой муж.

– Забудь.

– Что?!

Пашка шагнул ко мне, схватил за воротник куртки, дотащил до открытой двери «Нивы» и впихнул на заднее сиденье. Вот и вся аргументация. Белый покосился на меня:

– Ты как?

– Нормально.

Машина выехала на дорогу, оставив позади две палатки и наш уазик.

Я почувствовала дикую усталость, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Через несколько минут колонна встала.

Егоров тихо выругался и, не глуша двигатель, вышел наружу. Белый выскочил следом за Пашкой. Когда они пропали в темноте, я дотянулась до ключей и проверила свою догадку. На связке болтался ключ от наручников. Вытащив ключи, я выскользнула из машины.

Плана никакого не было, просто было желание вытащить из этой заварухи винодела-альпиниста.

Шалву я нашла сразу, он сидел в ближайшем к нам микроавтобусе. Когда я открыла дверцу, боец в маске обернулся, замахнулся прикладом автомата, но Шалва точным движением ударил армейским ботинком его в живот. Освободив выход, он выпрыгнул из машины, задвинул дверь микроавтобуса и подставил мне скованные руки. Замок щелкнул, наручники упали на снег.

– Кето, бежим.

– Нет, генацвале, ты уж теперь без меня.

Я вложила ему в ладонь ключи от уазика и флешку.

Шалва прикоснулся к моей щеке рукой, попятился от меня сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, затем повернулся и побежал назад, к подножию ледника, где остались машина, палатки с одеждой, снаряжением и едой.

Снег и ветер мешали мне смотреть, и я почти сразу потеряла Шалву из вида. За моей спиной послышались крики, небо осветила ракетница, совсем близко послышался голос Егорова:

– Под трибунал пойдешь, сучок.

Егоров с Белым бегом возвращались к машине.

Я двинулась им навстречу и протянула обе руки, подставляя их для наручников:

– Арестуешь?

– Дура, – толкнул меня плечом Пашка и сел за руль, хлопнув дверцей так, что машину качнуло. – Никуда он не денется. Если не вернется во Владикавказ, то сдохнет в горах, – пообещал Егоров, зыркнув на меня в зеркало заднего вида.

Я молчала.

Колонна тронулась, мы потихоньку двинулись следом.

Думать ни о чем не хотелось: ни о прошлом, ни о будущем. Пашка не унимался.

– У него оружие есть? – все так же, не оборачиваясь, спросил он.

Я полезла в карман куртки, вытащила и протянула Пашке пистолет.

– Опаньки. – Егоров дал по тормозам и повернулся в мою сторону.

Я переложила в его ладонь пистолет и спрятала руки в карманы. Пашка вытаращился на меня:

– Это что?

– Что – что?

– Ты сама не видишь, что это зажигалка?

Михаил хмыкнул, не поверил, взял у Пашки пистолет:

– Точно, зажигалка.

– Между прочим, он с этим оружием вывел меня из ресторана. Другого не было, пока Дуйков не влез к нам в дом. Так-то.

Пашку передернуло от моих слов.

– Ты слыхал, – обратился он к Михаилу, – к ним в дом!

– Где теперь оружие Дуйкова? – Белый сохранял способность мыслить.

– Осталось в машине там, в лагере.

– Значит, твой грузин теперь вооружен.

– Он не знает, что в машине есть боевое оружие. Это я спрятала пистолет, а потом не смогла найти. Да что ты к нему привязался? Он вам на блюдечке поднес этого Дуйкова-Айланова, а вы как щелкали клювами, так и продолжаете щелкать. Если все в милиции так работают, то понятно, почему у нас преступность растет.

– Нет, она будет меня учить, как надо работать, – опять завелся Пашка.

– Можно я пересяду в другую машину?

– К этим, к сообщникам своим?

– Егоров, ты совсем спятил? Останови машину.

Тут Пашка и сам понял, что сморозил что-то не то, и примирительно разрешил:

– Ладно, сиди, – и до самого Владикавказа не раскрыл рта.

Егоров высадил меня возле гостиницы, сказал, что номер забронирован на его имя, сунул мне мой настоящий паспорт, и они с Михаилом уехали.

Вернулись они под утро, Пашка открыл дверь и, стоя на пороге, еще продолжал разговор с Белым:

– Куда он сунется? В горы одному – это же верная смерть. Солист, блин, нашелся. Значит, поедет по Транскавказской. Погранцов предупредили, ОМОН выставили – не уйдет.