В глухом углу - Сергей Снегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, хватит! — сказал он, не глядя на товарища.
— Ты чего? Давай потружусь. Часок я могу, а ты присмотришься.
— Нет, нет, я сам! — настаивал Игорь. — Должен же я научиться.
— Недостаток у тебя, знаешь, какой? — заметил Семен. — Копуха! В работе требуется темп.
Игорь промолчал. Он был, конечно, копухой. Но медлительность происходила не от лени, даже не от неумелости — не хватало сил на скорость. У Семена было 185 сантиметров роста, у Леши 176, даже Вася вымахнул до 169, вес их отвечал росту — таким нетрудно быть быстрыми. А как ему с его 158 сантиметрами, с его 54 килограммами? Его обидела природа, никакими стараниями этого не исправишь.
Один Вася понимал глубину терзаний Игоря. Но и он не сумел помочь. Он старался — выходило хуже, а не лучше. Он то кричал, то утешал. Как друг, он готов был простить Игорю все неудачи, как бригадир — не мог ничего покрывать.
Как-то вечером в столовой Вася сказал Семену:
— Пойдем не в барак, а погуляем. Надо посоветоваться об Игоре.
Семен согласился с охотой, хотя погода была не прогулочная. Они вышли в лес, где не так шумел ветер, и присели на упавший ствол, очистив его от снега. Вася мог вести задуманный разговор и в клубе, и в бараке, но там он не имел бы того значения, которое ему придавало уединение в лесу. Для Васи это было важно. Он, как никто другой, умел делать свои заботы общей заботой своих товарищей, заражать их своими переживаниями, подталкивать и организовывать на то, что ему представлялось нужным. Одними равнодушными словами этого добиться было нельзя, тут обстановка влияла больше речей.
И, усаживаясь на замшелый, много лет гниющий в глухомани ствол, Семен понимал, что разговор будет принципиальный и необычный, раз они забрались для него так далеко.
— Игорь заваливается, и больше всего виноваты мы с тобой, — сказал Вася значительно. — Я — как бригадир, ты — как лучший рабочий.
До этой минуты Семен и не помышлял о том, что ответственность за плохие дела у Игоря падает на него. Он делал свою работу, Игорь — свою, каждый выполнял то, на что был способен. Вася несколькими словами опрокинул это самодовольное представление. Теперь Семен видел, что он, точно, виноват, так как обязательно должен был помогать Игорю, даже если бы это и пошло в ущерб его собственной работе. Хорошо было, что такое суровое обвинение брошено ему не в присутствии других товарищей.
Вася хмуро глядел на Семена, понимая, что тому возражать нечего. Семен был старше и сильнее всех в бригаде и, по виду неторопливый, работал быстро и умело. Но этим и ограничивались достоинства Семена. Он был просто хороший рабочий, из тех, что задумываются лишь о трудовых операциях, а не о товарищах. Вася не мог допустить, чтобы дальше так продолжалось. Все, кто мог помочь Игорю, должны были помогать — он твердо решил этого добиваться.
— Что я должен сделать? — спросил Семен.
— А вот этого не знаю, — возразил Вася. — Думай сам, тебе виднее. Каждый должен думать за себя.
Семен вспомнил, как он пытался поработать вместо Игоря, чтоб тот немного отдохнул, и как Игорь отказался от такой помощи.
— И правильно сделал, — подтвердил Вася. — Не работать за него, а научить его — вот что требуется.
Семен, подумав, спросил:
— А ты чем собираешься помогать?
Вася объяснил, что главное у Игоря — это неверие в свои силы. Нужно возвратить ему твердость духа. Индивидуальные советы малоэффективны. Коллективная критика недостатков — испытанное средство их преодоления. На днях в комитете комсомола собираются обсуждать положение на стройплощадке. Вася будет отчитываться за бригаду. Вот там и нужно поговорить, по-хорошему, по-дружески поговорить об Игоре.
— Значит, договариваемся, — закончил Вася. — Ты присматриваешься к Игорю, нельзя ли посодействовать в смысле передачи производственных навыков и приемов, а я организую деловое обсуждение в общественном порядке.
Семен возвращался домой озабоченный. Он ломал голову над трудной задачей. Ничего лучшего, чем просто поработать немного за Игоря, не придумывалось. Но это простое решение не годилось.
Вася сказал Игорю о совещании в комитете комсомола.
— Выступят Курганов и Усольцев. Выведем на чистую воду все прорехи. Я считаю, с этого дня начнется перелом!
Игорь слушал его грустный и молчаливый. Возможно, кое у кого и произойдет перелом. Ему некуда переламываться. Обсуждение нужно, чтобы подстегнуть нерадивых. Разве можно помочь ему, которому не хватает десяти сантиметров роста, десяти килограммов веса? В его теле недостает миллиардов организованных молекул, даже переливание крови не восполнит этой недостачи.
— Ты против обсуждения? — изумился Вася. — Может, ты боишься критики?
— Я не против, — сказал Игорь. — Поверь, я не боюсь критики.
Заседание комитета походило скорее на конференцию, так было многолюдно. В повестку напрессовали много вопросов, Васе отвели пятнадцать минут — он выступал не один. Его прервали на первом же слове: все интересовались, как в бригаде отказались от работы, пусть-ка бригадир расскажет об этом возмутительном случае поподробней. Вася, на ходу ломая план выступления, заговорил о Саше, не пожалел черных красок, его снова прервали — а ты где был? Вася признал, что руководил бригадой плохо, он сказал это так уныло, так низко опустил голову перед собиранием, что Игорю стало его жалко. Вася упомянул, что лучший — Семен Прикумский, отстающий — Игорь Суворин.
Игорь знал, что именно так и скажет о нем Вася, недаром он замышлял сконцентрировать на Игоре огонь критики и прожекторы дружеских советов. Но героем обсуждения стал Саша, Игоря лишь походя лягнули. Игорь сидел с горящими ушами, боялся, что на него уставятся. Все глядели на Васю, Игорь мало интересовал собрание. Только раз еще упомянули его фамилию — Курганов сказал в своей речи, что там, где нет настоящего руководства, появляются и безнадежно отстающие, как Суворин, и хапуги, вроде Внукова. А бригадир покрывает приятелей вместо того, чтоб призвать их к порядку.
Васю уязвило не столько осуждение его работы бригадира, сколько то, что Сашу произвели ему в приятели.
— Саша — мой друг, — проговорил Вася с горечью, когда они с Игорем возвращались. — Хоть бы кто пролаял, что не так…
— Мне нельзя было, — сказал Игорь. — Меня ругают, а я вдруг о Саше… Если уж выступать, так о себе.
— Я о Леше с Мухой… Могли бы — нет, как воды в рот… Ладно, обижаться никому не придется. Стесняться больше не буду!
В эту ночь Игорь долго не засыпал, мысли его все возвращались к прошедшему собранию. Он думал и о себе, и о Васе, и о маме, и о Саше. Конечно, ему досталось по делам, возмущаться он не имеет права, он и не возмущается. Но он ожидал иного от этого важного совещания. Распутывались мучительные производственные нелады, выступали хозяйственники, не ребятня, а что-то во всем этом было от ребяческого, от старого школьного — те же громкие речи, те же фразы… Игорю надо было другого, не того, что уже знакомо — это была тоска по серьезности, по взрослости, все должно кругом идти иначе, раз он — иной, и дело его — иное, настоящее дело. Игорь уснул, так и не решив недоумений.
Игорь опасался, что Вася после выговора переменится, как он пригрозил. Но Вася, посердившись, остался, как был, может, кричал больше. Он по-прежнему размышлял, как бы Игорю помочь. Он вспомнил о Мише. Печать — вот решение! О чем он думал раньше? В зале о многом не скажешь, мысли растрепываются, когда в тебя упираются сотни глаз, написать легче, каждое слово можно десяток раз обдумать!
Миша согласился с Васей, что без товарищеской помощи Игорь не вытянет.
— Сделаем, Вася! Следующий номер как раз о новых методах работы. Я пущу туда заметку об Игоре.
Вася ничего не сказал Игорю, чтоб не тревожить его до поры, но сам с нетерпением ждал обещанного номера. Игорю были отведены две колонки, Миша не поскупился на площадь. Заглавие кричало крупными буквами: «Игорь Суворин бьет рекорд отставания! Позор твоей плохой работе, Игорь!» Текст не уступал заглавию — Игоря высмеивали, клеймили, стыдили, уговаривали работать лучше. «У тебя все возможности догнать товарищей, Суворин, — утверждала газета. — Скажи, почему ты не используешь эти возможности?» Подписи не было.
Вася, бросив дела, понесся в редакцию. Миша читал свежий номер, Вася ткнул пальцем в заметку об Игоре.
— Это что? — спросил он, задыхаясь.
— Как что? — удивился Миша. — То самое, что ты просил.
— Я же просил товарищеской помощи! А ты накатал подлость! Каждое слово — нечестно, гадко, отвратительно!
— Ну знаешь, в таком тоне я не собираюсь!.. Газета не бабушка, которая всех по головке гладит. Мы популяризируем хорошие примеры и осуждаем плохие. Очень жаль, что ты не разбираешься в газетной специфике.