Хобо - Зоран Чирич

Вечером мы смотрели по видаку фильм, в котором избитый до полусмерти главный герой говорит, что не надо никому оказывать услуг и не надо просить других оказать услугу тебе. Да, это история актуальна для каждого. Я насмотрелся на таких типов, просто некому было их так измолотить как этого, из фильма. Кино для того и существует, чтобы не испытывая на собственной шкуре, смотреть как кого-то топчут, делают из него отбивную, мстят. А когда фильм кончается, продолжаешь терпеть свою жизнь, моля Бога, чтобы и жизнь так-сяк потерпела тебя. Но сколько фильмов ни посмотри, ни один из них нельзя прожить — этого просто не бывает, ни в кино, ни в жизни.

Об этих своих умствованиях я Кинки ничего не сказал. Я смотрел, как сигарета догорает у нее между пальцами, спрашивая себя, заметит ли она, что я молчу и что горящий кончик сигареты уже почти коснулся ее кожи.

«Ты что глаза опустил?», спросила она меня, гася сигарету, лампу и выключая телевизор. Именно в такой последовательности. Пока она это делала, я заснул, без каких-либо намерений.

Я сидел в одном из углов в «Ямбо Даке», где всегда было включено приглушенное освещение, когда вошли Барон и Титус, в колонне, по одному. Титус держался на соответствующем расстоянии, их разделял и соединял невидимый поводок.

«Смотри, кто к нам вернулся», Барон похлопал Титуса по плечу той рукой, в которой держал свободный конец поводка.

«Как там школа, Титус?» Я намеревался допить свой стакан в приятном настроении. Титус все схватывал на лету. Свиные, прозрачно-серые глазки сузились и осветились ликованием. Сплющенный нос был задран вверх как при военном приветствии. Эта кривоногая блядь все-таки выкрутилась, и была ого-го как горда своим блядством. Но с блядством вовсе не было покончено, оно как раз сейчас двигалось к своим новым победам.

«Тебе что, выходной дали?». Я изучал мужские симптомы предменструального синдрома. Такой, каким его Бог сотворил, он, должно быть, уже перешел со школьников на их учителей: они и более платежеспособны, и их легче увлечь. Интеллигенция курит траву для заварки чаев, это делает ее здоровыми и благодарными клиентами.

«Хобо, кончай пиздеж», Барон торопился.

Какой пиздеж, я просто выпивал, это разные вещи. Пиздеж был впереди. Совсем в другом месте. Да, выходит и моя выпивка, и я уже были на работе.

Мы поехали на Бароновом белом «Мерседесе» крейсерского типа, бесшумно покатили по Палилуле и остановились в верхней части квартала «Четыре генерала», возле тренажерного зала «Арнольд». Удобно и быстро. Барон сказал, что ему «надо кое-что проверить». Оказалось, что этим кое-что был какой-то Никша. Судя по тому, как упомянул его Барон, я предположил, что речь не идет ни о новом спонсоре, ни о новом покупателе. Может, это новая ловушка? Для кого? Я не знал людей из «качалок», сам в них не бывал. То место, куда мы вошли, походило на освещенное прожектором помещение, возникшее в результате перепланировки, когда гостиную объединили с кухней и получили неказистую сауну. Несколько несчастных на вид, подчеркнуто обыкновенных типов фанатично поднимали снаряды различной формы и разного веса в надежде, что их тела станут похожи на большую печку на колесиках. Пахло мокрыми шортами, впитывающей хлопковой тканью для спортивно-рекреационной одежды, дырчатыми футболками и тренировочными штанами.

Перед нами стоял высокий чернявый парень с зализанными гелем волосами и кошачьими глазами горчичного цвета. Он был в широкой фиолетовой футболке и в джинсах с подвернутыми штанинами. Совсем не накачанный, хотя и хозяин «качалки».

«Так это ты — тот самый Никша?», Барон изучающе посмотрел на него, подчеркнув слова «тот самый». Это было знаком того, что парень помечен.

«Да, это я», подтвердил он любезно, переводя взгляд с Титуса на меня и обратно. У него тоже было сопровождение, и это тоже кое-что значило: может быть, и он был из тех, которые помечают, а может быть, мы прервали его приготовления к выходу в новую многообещающую ночь.

«Позволь представиться», Барон отвечал любезностью на любезность. «Меня зову Аца Барон», и он протянул руку. Прилизанный принял такой стиль безо всяких ужимок. Ответил он таким же официальным тоном: «Я знаю, кто ты. Очень приятно».

«Мне тоже приятно, что ты знаешь, кто я». Барон пустил в ход свой оскал. Барон начал свое дело. «Похоже, ты знаком со многими людьми в городе».

Никша смущенно улыбнулся. «Я бы не сказал», он пожал плечами. «Впрочем, возможно, из-за моей работы».

«Разве ты профессиональный ебарь?», брови Барона соединились.

Новый знакомец уставился в толстую, темную, правильную линию, он не понимал, где она начинается, где заканчивается: «Извини, я не понимаю, что ты хочешь сказать».

«Я хочу сказать, что ты ебешь мою подружку». Изучение было закончено. Разговор соскользнул в жанр допроса.

Лицо прилизанного побледнело. Он развел руки, надеясь выплыть из ямы с известкой, в которую его неожиданно бросили. «Барон, это какая-то ошибка», его голос стал подозрительно писклявым, что портило образ крутого парня, контролирующего свои эмоции. Оказалось, что их контролирует кто-то другой.

«Конечно, ошибка», подтвердил Барон. «Эту ошибку зовут Даница».

«Какая Даница?» спросило сознание Никши, убегая в подсознание.

«Та, блондинка с короткой стрижкой, с которой ты развлекался на рейвах в мурмурском «Ангаре». Барон крутил на среднем пальце свой громадный перстень.

Никша мотал головой, заламывал руки, не знал, куда деться. То есть, конечно, знал, но в тот момент ситуация не позволяла ему осуществить это.

«Барон», запищал он, «клянусь тебе жизнью, я не знал, что она хоть как-то связана с тобой». Если бы он начал заикаться, было бы еще хуже.

«Кто ты такой, чтобы клясться мне жизнью?», святейшая канцелярия побила все выложенные карты и дала понять, что новой раздачи не будет.

Повисла тишина. В воздухе пахнуло извращенным милосердием. Механизмы для наращивания мышц скрипели, упражнения по подъему и опусканию не прерывались. Ситуация созрела для того, чтобы ставить точку.

«Знаешь, Никша, я немного зол. Даница моя хорошая подруга, а мужчина должен заботиться о своих подругах. Не так ли?». Записной мудак едва собрал силы, чтобы кивнуть. Его плечи опустились, руки повисли вдоль тела. Он ссутулился от кивания, а его голова отяжелела от мрачных мыслей. «Но мужчине следует также заботиться и о том, чтобы утолять свой голод. Запомни, чем ты ненасытнее, тем осторожнее должен быть». Барон говорил так, как будто все это его невероятно развлекает. К своему удивлению, я не чувствовал того зловещего закипания, которое предвещает, что провинившегося сотрут в порошок.

И тут произошло нечто действительно необыкновенное, нечто такое, что не походило ни на приготовление к закланию жертвенной обезьяны, ни на обратный отсчет перед нанесением финального удара. Барон наклонился к прилизанному, похлопал его по поникшему плечу и сказал, несколько в нос и безо всякой злобы в голосе: «Должен тебе признаться, как мужчина мужчине. Несмотря ни на что, мне очень приятно, что мою подружку ебет красивый и симпатичный парень. Пойми это правильно».

Не думаю, что потерявший рассудок Никша попытался въехать в то, что значит правильно. И не он один. Я, совершенно обалдев, уставился на Барона, поглаживая себя по шее, медленно, сверху вниз. Хм, Барон никогда не шутит на свой счет, а уж когда речь идет о «чужом счете» — не прощает. В чем же дело, что за извращение? Вся эта мистерия разыгрывалась у меня на глазах и была похожа на встречу двух дружелюбных ебарей, одному из которых было не до того, чтобы меряться силами, а другой не жаловался, что у того нет чувства юмора.

Распрощались они точно так же любезно, как и познакомились, прозвучало и обещание в стиле мачо, что «этого больше не повторится» — довольно двусмысленное, с точки зрения его понимания сторонами. Мы расстались, все целые, в том же количестве, как и встретились, с новыми воспоминаниями на долгую память.

Только в машине, пока Барон недовольным тоном хвалил Титуса за то, что тот сообщил достоверные сведения, я узнал, какие тылы были у этого неосмотрительного юноши. У него был отец, высоко котирующийся мент, входивший в вертикаль братства Барона. А это означает, что они сотрудничали, то есть Барон работал на него стукачом. Его Титусом. Проследить логическую цепь до конца было нетрудно. Отмывания денег не бывает без отмывания людей. Эта мысль наполнила меня теплом, которое, правда, не грело сердца, но к сердцу все это отношения не имело. Я не верил в то, что правоверные мстительные мученики называют «утешением». Небесная справедливость прекрасно формулирует: следует пожертвовать свое страдание тем, кому оно нужнее.

Итак, Барон струхнул. Струхнул и принялся калькулировать. Сомнений не было, он еще взыщет за это дружеское прощание. И он взыскал, той же ночью, причем не один раз.