Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник) - Коллектив авторов

А потом вдруг все кончилось, резко, так, что в первый момент он даже не понял, что именно случилось? Свои? Надежда вспыхнула и тут же погасла, вокруг по-прежнему были только самолеты с крестами, да впереди тянулась дымная нить с темной точкой на конце – Танина «пешка».

Тогда что же?

Запрокинув голову, он смотрел, как четверка немцев набирает высоту. Затем сзади-справа появился еще один «мессер», который шел как-то непонятно – для атаки слишком уж медленно и в стороне. Но в любом случае, это были лишние секунды, причем – отдыха. Пашка отер концом шарфа липкие потеки со лба, перехватил поудобнее ручку и принялся следить за подлетающим немцем.

Тот, выйдя на параллель справа от «киттихаука», уравнял скорость и принялся сближаться. Хочет поговорить, догадался лейтенант, ну ладно. Посмотрим, что ты имеешь мне сказать… все равно спешить некуда.

«Мессер» был уже в двух десятках метров, по меркам самолетов, считай, вплотную. Так близко лейтенант видел его впервые – целым, а не в виде разбросанных на десятки метров перекрученных кусков алюминия. Черный кок винта, желтый снизу капот, серая, с зелеными пятнами, обшивка, под пилотской кабиной в желтом ромбе тактический значок – то ли зверушка, то ли человечек, за крестом – белый номер. Лицо пилота толком было не разобрать, в черном шлемофоне и очках он вообще был похож на негра, но движения рук «читались» вполне отчетливо.

– Деремся один на один, – шептал Павел, «переводя» жесты немецкого летчика. – Если собьешь меня, уйдешь вместе с бомбером.

Закончив жестикулировать, летчик уставился на него, лупоглазо блестя стеклами очков. Лейтенант нехотя кивнул. Немец зубасто улыбнулся и, коротко махнув около виска затянутой в перчатку ладонью, накренил самолет, уходя влево-вверх. Секунду-другую поколебавшись, Павел тоже взялся за рукоятку газа – пока не началось, стоило забраться как можно выше, в таком бою каждый метр запаса высоты мог оказаться решающим.

Вдвоем они быстро вылезли на шесть с половиной, при этом почти догнав «пешку». Вообще-то здесь было вольготнее фрицу с его высотным двиглом, ну да ничего, утешил себя Пашка, начнем виражить, сразу просядем. А там, на четырех и ниже, мы еще посмотрим, кто кого схарчит.

Он посмотрел на немца – тот был метров на триста-четыреста выше и как раз начал широкий вираж для выхода в заднюю полусферу. Надо бы его удивить эдаким чем-нибудь, решил Павел. Ты ведь, зараза фашистская, наверняка ждешь, что я и с тобой на горизонталях буду крутиться? А вот хрена…

«Сто девятый» был уже точно позади, он шел в атаку. Пашка спокойно – хотя какое на самом деле тут спокойствие, сердце чуть изо рта не выпрыгивает – ждал. И только когда на крыльях замигали огоньки пулеметов, рывком убрал газ. Самолет резко просел, немец попытался довернуть, пушечная трасса прошла буквально в сантиметрах над кабиной, но дистанция и скорость не оставили ему времени. «Мессер» проскочил вперед, наклонился – а Пашка уже дал полный газ, одновременно затяжеляя винт, машина рванулась вперед, прорубаясь сквозь уплотнившийся от скорости воздух, немец пошел вниз, пытаясь уйти на пикировании, но «китти» не отставал, наоборот, отыграл еще полсотни метров, и лейтенант вдавил гашетку. Красные нити трассеров спеленали вражеский самолет, но фриц почти сразу боевым разворотом ушел из-под огня. Если его и задело, то несерьезно.

Через минуту Павел понял, что из этого боя ему не выйти. Немец был опытнее, ловчее, он умело навязывал свой рисунок боя, чуть ли не заранее угадывая маневры противника. Если с четверкой лейтенант крутил виражи практически на равных, то сейчас проигрывал на круге секунды по 3–4. Пока удавалось спасаться уходом на вертикаль, раскручивая винт на запредельные обороты, но это была игра на грани фола – малейшее промедление, и хана, движок ловит клина.

Вот опять трассы прошли совсем рядом. Пашка бросил самолет в сторону, «мессер» пролетел мимо, сбавил скорость, закрутил бочку… на миг лейтенанту показалось, что сквозь фонарь он различает белозубую улыбку немецкого аса. Да он же дразнит меня, сука! Ах ты ж… н-на! Лейтенант вздернул самолет, ловя «сто девятый» в прицел, ударил из всех стволов, но чертов фашист ушел вверх, даром что был в этот момент в положении кверху брюхом. Павел попытался достать его… и сорвался в штопор.

Он вывел машину почти сразу, через два витка, но было поздно – немец уже заходил справа, пулеметная очередь жутким кнутом хлестнула по капоту и кабине, приборная доска и фонарь взорвались брызгами осколков под ударами крупнокалиберных пуль. Пашка успел вскинуть руки, но все равно щеку и лоб ожгло болью. Самолет вильнул вбок, начал крениться, лейтенант схватил ручку, выводя его в подобие горизонтали – приборы в кашу, да и один черт их не видно, кровь залила глаза.

Шипя от боли, он зубами стянул перчатку, нащупал впившийся в бровь осколок, выдернул… зажал рану концом шарфа, второй рукой протер, наконец, глаз и оглянулся.

Немец уже успел развернуться, и лейтенант с тоскливым отчаяньем понял, что выйти ему навстречу – без шансов. Слишком опытен гад, наверняка понимает, что терять ему сейчас нечего, кроме возможности сойтись в лобовой, и, проорав напоследок «Сдохни, сука!», разменять свою жизнь на чужую в ослепительной вспышке встречного тарана.

Кровь сочилась из-под шарфа, заливая глаз, он утирал ее и смотрел, как вражеский истребитель выравнивается… начинает увеличиваться в размерах… все ближе, ближе… вот сейчас он откроет огонь… и тут «сто девятый» взорвался! Не вспыхнул, не начал падать, а именно взорвался, разом превратившись в огненно-дымный шар, из которого брызнули в стороны черные точки обломков.

Четверка спикировавших от солнца «кобр» размытыми из-за скорости силуэтами проскочила мимо и почти сразу вновь ушла вверх.

– Гвардия, н-на… – пробормотал Павел. – Тоже мне, кавалерия из-за холмов.

Немцев, как и следовало ждать, простыл и след: разогнавшись в пологом пике, они ушли на запад. Четверка «аэрокобр» из 16-го ГИАПа, сделав пару кругов над упрямо тянувшей к линии фронта «пешкой» и ее эскортом, тоже ушла. У них уже заканчивалось топливо, немцев поблизости не видать, всех распугали, а на горизонте – рукой подать – вырастали белые громады облаков. Нырнуть в них – и, считай, все, уже дома.

Павел тоже подумал именно так и даже нашел в себе силы улыбнуться, и тут же мотор сбился с привычно-уверенного тона на прерывисто-стучащий. «Киттихаук» тряхнуло, словно истребитель налетел на невидимое препятствие, он разом провалился на пару десятков метров.

– З-зараза…

Лейтенант лишь сейчас обратил внимание на черные потеки – с каждой секундой их на остатках фонаря становилось все больше. Маслопровод пробит или вообще разнесло к чертям… брызжет-то как… значит, пошла стружка…