Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник) - Коллектив авторов

– Ага, – поддакнул парень. – И чтобы вода теплая. Как раз немцев закончим с Тамани выбивать, а где Тамань, там и Крым. Если будем на Севастополь базироваться, ребята рассказывали – там от аэродрома до моря два шага.

– Да, хорошо бы… только если Крым возьмут, нас ведь наверняка сразу перебросят. Вас-то уж точно.

– Ну почему «сразу перебросят»? – возразил парень. – С Крыма ого-го как можно летать… до самой Румынии.

– Наверно.

– Вот. И нас – в сопровождении. Кому-то ведь нужно, – подвинувшись вплотную, он обнял девушку за плечо, – вас, таких красивых и замечательных, повсюду сопровождать.

– А еще могут в тыл отвести. – Девушка снова вздохнула. – Потери большие.

Парень промолчал.

В начале марта, когда их полк перебросили на фронт, в нем было три десятка самолетов – новеньких, только что полученных по «южному мосту» от союзников «кобр» и «киттихауков». Сейчас, месяцем позже, их осталось семнадцать. Впрочем, для полка, в котором почти половина летчиков шла в первый бой, это был еще очень и очень хороший счет. Особенно по сравнению с прошлыми годами, когда такие же полки за считаные недели выбивались немцами «под ноль».

– А знаешь, – с наигранной веселость предложил он. – Давай так: если сейчас не выйдет, после войны сюда приедем. Я буду в местной авиации летать, а ты свою археологию раскапывать в этом… ну как его… Гликогене. И купаться, купаться, купаться… потом загорать до черноты и опять в море.

– Эльтиген, – девушка негромко засмеялась. – Эльтиген, в переводе с татарского значит: «Край героев».

– А-а… ну, значит, стану героем.

– Ох, Пашка, какой же ты иногда смешной…

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо, конечно же.

Девушка встала, одернула юбку.

– Уже уходишь? – расстроенно спросил парень.

– Да. Мне пора. Я же говорила, завтра с утра вылет. У тебя, кстати, тоже.

Он лежал, подложив под голову парашют, и смотрел в небо. Безоблачное. Тучи были на юго-востоке, лейтенант видел их там, наверху, делая круг перед заходом на посадку, но сюда они пока не добрались. Может, через пару часов дойдут, ветер подходящий. Если повезет, с надеждой подумал он, то и дождь на остаток дня зарядит. Поспать можно будет…

– Опять на форсаже гонял? – донеслось от самолета.

Павел не ответил. Не было ни сил, ни желания говорить… только лежать. Остатки воли уходили, чтобы держать глаза открытыми. Чуть ослабь контроль – и разом провалишься в сон, из которого выдернут минут через десять, и будет башка трещать, как от дрянной самогонки.

– Тебе-то хорошо, – продолжал бурчать техник. – Ты-то там себе гоняешь в свое удовольствие. А с меня Михайлов, если что, стружку спустит почище, чем с движка…

– Слышь, Валерьяныч, – окликнул техника сержант-вооруженец, на секунду отвлекшись от шаманства над крыльевым пулеметом. – Замолк бы ты.

– Я-то замолкну, – все так же ворчливо, но уже тоном ниже продолжил техник. – Замолкну. Только меня ж потом товарищ инженер за горло возьмет и нежно так, по-интелехентному спросит: «А скажи, Петр Валерьянович, отчего это у новехонькой машины ресурс двигла в нуль ушел? Корова его языком слизнула?»

– Угу, корова. – Сержант выразительно постучал пальцем по крылу, на котором отчетливо выделялись протянувшиеся от пулеметных стволов полосы копоти. – Проворная такая корова… «Мессер» называется.

При этих словах лейтенант вздрогнул, словно его окатили холодной водой. Слишком уж свежо – меньше часа – было воспоминание о двух черных тенях, свалившихся из пустоты, с чистого неба. Как? Откуда? Двадцать секунд назад их еще не было и в помине, а сейчас они уже падали на его пару в пологом пике. Отчаянный крик ведомого «Ковбой, «мессеры» сверху!» резанул по ушам, рука вперед, переключатель подачи на «фулл рич», пришпоренный двигатель обиженно взвыл, раскручивая вал на запредельные обороты. Павел ушел разворотом вправо, ведомый влево – немецкая пара «охотников» проскочила мимо и ушла, получив напоследок «соли на хвост» в виде заведомо недотягивающей очереди от погнавшейся за ними пары комэска из верхнего эшелона. Считай, легко отделались, даже не зацепило никого, но назвать это «легким испугом» язык бы не повернулся. Испуг был еще тот – после такого сердце начинает стучать в ритме движка.

– Пашка, хорош валяться, – ведомый выглядел просто до отвращения бодро. Ну да, он-то всю ночь дрых без просыпу. – Командир зовет.

Комэск говорил тихо, почти шепотом, скупо роняя слова. Он никогда не повышал голос – капитан, орденоносец, пять сбитых лично и семь в группе, седой как лунь «старик», и все это в неполные двадцать.

– Идем на прикрытие. Девятка «пешек» из 125-го бап-а. Цель – Верхне-Баканская. Их позывной «Береза», наш – «Сосна». Я – в расчистку. Ковбой держит верх, Сергей – ближнее. Вопросы? Нет? Тогда по ма…

– Тарищ капитан, – Павел шагнул вперед. – Разрешите сегодня мне в ближнее.

Комэск размышлял над его просьбой секунды три, показавшиеся Павлу часами.

– Хорошо. Еще вопросы есть? По машинам. Вылет через десять минут.

«Пешек» они встретили почти сразу же после взлета. Еще подлетая к ним, лейтенант разглядел номера на ведущей машине и едва не заорал в полный голос от радости. Номера с пятерки, значит, это ее эскадрилья, Танина. Таня-Таня-Танечка-Танюша…

Он прошел над строем «пешек» и, увидев знакомую светловолосую головку в колпаке блистера, не выдержал – закутил самолет в бочку, свечой ушел вверх, на петлю, нырнул под строй и тут же выскочил буквально перед носом ведущего бомбера.

– Ковбой, прекращай джигитовку! – фыркнули наушники голосом командира верхней пары. – А то схлопочешь месяц губы за воздушное хулиганство, и будет потом твоя зазноба передачи таскать, хе-хе-хе, орлу молодому в темнице сырой.

– Ладно, ладно.

Сбавив обороты, Павел подвел самолет к Таниной машине. Девушка, нарочито хмурясь, погрозила пальцем… и не выдержала, рассмеялась. Лейтенант улыбнулся в ответ и тут же, посерьезнев, качнул ручкой, уходя в сторону. Время шуток закончилось, дальше начиналась чужая земля и чужое небо.

Самолеты шли над линией фронта, хваленая немецкая «Голубая линия», с воздуха выглядевшая черной, тянулась внизу. Десятки километров траншей, дотов и дзотов, сплошные минные поля: полоска кубанского чернозема, в которую за прошедшие месяцы было вколочено столько взрывчатки, свинца и стали, столько пролито пота и крови, что порой казалось – из-под земли здесь должны тянуться не зеленые ростки травы, а багрово-ржавые прутья боевого железа.

И сейчас там стреляло, горело, взрывалось, в дымно-черной мясорубке перемалывая очередные тонны металла и человеческие судьбы. За спиной у немцев был пролив, а впереди – Кавказ, нефть, к которой они так рвались в прошлом году и почти дошли. А сейчас опять весна, и чем не шутит черт: до сих пор лето было их, они, оттаяв и обогревшись, снова рвались вперед, проламываясь танковыми клиньями. Они отлично знали цену таманскому плацдарму, до последнего цепляясь за каждый клочок земли.