Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник) - Коллектив авторов

Видит Бог, я любил своего «ишачка». И уважал. Все-таки в первый год войны именно на И-16 легла основная тяжесть боев с люфтваффе.

Любить-то любил, но грезил я совсем другой машиной.

В прошлую пятницу с утра пораньше, когда солнце еще не взошло, я вышел на аэродром и в первую секунду не поверил своим глазам: мой «ишачок» с приделанным к винту новым красным коком стоял почти у самой казармы. Но уже через секунду наваждение развеялось: я понял, что передо мной чужая машина.

И это был не «ишачок».

Заостренный коком нос, удлиненный фюзеляж, восемь эрэсов под крыльями. Но ведь как похож! Фамильное родство сразу бросалось в глаза. Передо мной точно был истребитель Поликарпова.

Я огляделся. У «мига» комэска суетился техник Иванченко. Пять секунд – и я уже возле него.

– Петрович!

Он даже не вылез из-под крыла. Только голову высунул:

– Здорово, Стриж! Чего такой нервный?

Я показал на незнакомый истребитель:

– Чья машина?

– Старший лейтенант Игнатьев прилетел. С Калининского фронта. Депешу привез нашим генералам. У них там подо Ржевом фрицы наглеют. Сейчас опять в Старицу полетит. Герой Советского Союза, между прочим. Самолет заправлен уже.

– Я не то спросил! Что за машина-то? Знаешь?

Петрович сплюнул, шагнул мне навстречу, выпрямился во весь рост и выдал скороговоркой:

– 185-й Поликарпова. «Образцовый». Семьдесят первый мотор. Стальные крылья с дюралюминиевой обшивкой. Три синхронных ШВАКа. Калибр – двадцать миллиметров. Масса секундного залпа три с половиной килограмма. Сейчас проходит фронтовые испытания. Говорят, на высоте 700 километров в час делает. А тебе-то что?

– Спасибо! – пробормотал я и побежал обратно.

Мне ничего. Мне бы только получше рассмотреть этот 185-й. Ведь улетит – и все, больше не увижу! Как пить дать на «миг» пересадят или на «лавочку». Ну, может быть, на «як». А новых поликарповских истребителей в ближайшее время точно не будет. Так хоть полюбуюсь на это чудо…

– В чем дело, товарищ?

Я отдернул руки, отошел от фюзеляжа и посмотрел на Игнатьева. Он был в летном обмундировании, уже и очки со шлемофоном надел.

В чем дело? Ответить вразумительно не получилось. Я просто ткнул пальцем в крыло и сказал:

– Смотрю, гвардии старший лейтенант.

Потом помолчал секунду и добавил:

– У меня похожий самолетик.

Наверное, на моем лице было столько идиотского восторга, что Игнатьев улыбнулся и сменил гнев на милость. Даже очки снял, чтобы получше меня разглядеть.

– Похожий – это какой?

– «Ишачок». Вон он стоит.

– И хорошо летаешь?

– Плохо. Но в училище пилотаж сдал на «отлично».

– Понятно! Увидел старшего брата?

– Так точно!

– Как звать-то?

– Стриж. Николай Стриженов.

– Ну смотри, Стриж, любуйся. Машина добрая. Ничего лучше пока еще не придумали.

– Как он в управлении?

– Отлично.

– А в бою?

Игнатьев поморщился и сжал губы.

– Запрещают нам воевать, Стриж. За линию фронта – нельзя, втягиваться в бой – нельзя. Мы ведь его только испытываем. С «мессерами» не встречались. Но самолет замечательный! Хочешь, секрет открою?

– Конечно! Никому не скажу.

– Даешь слово гвардейца?

– Так точно!

– Благословенный это самолет. Нам ведь сам Николай Николаевич инструктаж проводил. Не побрезговал, хоть и главный конструктор. Потом каждого перекрестил и самолеты тоже да всех нас благословил. Так и сказал: «С Богом!» Он ведь в семинарии учился. И отец у него священник. Так что не простой это самолет. А с «мессерами» еще встретимся, даже не сомневайся.

Наконец я рассмотрел истребитель со всех сторон, потрогал все, что можно было потрогать, обошел его кругом и спросил Игнатьева:

– А можно кабину посмотреть?

– Шустрый ты! Чего там смотреть? Давай уж сразу пару кругов над аэродромом сделай.

– Понятно…

Я вздохнул и побрел обратно в казарму.

– Обиделся? Ну и зря! Я не шучу, Стриж. Если ты с «ишаком» управляешься на «отлично», проблем не будет. Сам же спрашивал про управление. Вот и попробуй.

Я остановился.

– Вы серьезно?

– Только пошустрее. Пока Егоров спит. Ему нашего брата не понять. Рожденный ползать… А я уж тебе за техника подсоблю. Оружие с предохранителя не снимай. Еще разнесешь тут все.

И я попробовал!

Инструктаж занял пять минут. Еще столько же я просидел в кабине, привыкая к сектору газа, ручке и педалям.

А потом – рулежка и взлет!

Сказка это была, а не истребитель! Мечта!

Я выполнил две бочки, левый и правый виражи, сделал два круга над аэродромом и посадил самолет.

Взлет и посадка – легкие, без вибраций. Машина устойчивая, послушная. Любой троечник справился бы! Набор скорости и высоты – вообще фантастика! Вот на чем надо летать! Мне даже из кабины вылезать не хотелось.

– Мечта, а не машина, – сказал я Игнатьеву.

– Знаю. Но словам ты бы не поверил. Всегда лучше самому убедиться. Верно?

– Так точно!

– Летаешь ты здорово, даже не для первого раза.

– Спасибо.

Он посмотрел на моего «ишачка».

– А чего это у тебя, Стриж, кок не красный? Ты же вроде гвардеец…

– Гвардеец, да. Но ведь красный кок – это еще и приглашение к бою. А я…

– Что? – насторожился Игнатьев.

– …я еще никого не сбил, мне нечем хвастаться.

– Как это – никого не сбил? Почему? Ты же в гвардейском полку!

Я пожал плечами:

– Не довелось. Не сумел.

Голос Игнатьева зазвенел железом:

– А ты здесь ни при чем. Первого фрица тебе должны были на блюдечке ваши асы поднести. Мы со своими орлятами так и делали. Брали на «свободную охоту» и загоняли фрица прямо орленку на пулеметы. Это, Стриж, называется обучение на войне. Очень действенная штука. И нужная. А на тебя, стало быть, все плюнули? Не хотят время тратить?

Ну почему, почему он надо мной не смеялся? Мне было бы в тысячу раз легче! Я бы потом целый день радовался, что поднял настроение Герою Советского Союза. Но ему не смешно совсем!

К горлу подступил комок, дыхание перехватило…

– Наверное, бесполезно. Я водку пить не умею. И «мессеров» боюсь. Только Егорову не говорите.

Все, не выдержал я, разревелся. Каюк.

Игнатьев обнял меня и похлопал по спине.

– Боишься? Правильно делаешь. «Мессер» – не дрезина, он и убить может. А ты смелый парень. Признался. Я тоже их боюсь, да что толку? Воевать-то все равно кто-то должен. Не сажать же мамок и сестер в истребители? А даже если и посадить, сам-то где спрячешься? Под кровать залезешь? Там тоже страшно. И никаких шансов. Другое дело, когда у тебя под рукой пушки и реактивные снаряды. Тут с перепугу так жахнуть можно, что «мессер» твой на куски разлетится. Один, второй, третий, а потом потихоньку успокаиваешься и уже не страшно совсем.